Владимир ГОНИК

ВОСЕМЬ ШАГОВ ПО ПРЯМОЙ

Когда Рогов вышел, они еще стояли. Они поджидали его с восьми часов,
а сейчас было около десяти. Высокий грел дыханием пальцы, а тот, что был
пониже, пританцовывал, держа руки в карманах.

Они прятались от ветра у гаражной стены, за длинным рядом осыпающихся
деревьев; лица их покраснели от холода. Должно быть, они потеряли надежду
и уже не ждали его, а стояли просто так, не решаясь уйти.

Соседи, конечно, уже заметили их, слишком явно они торчали под
окнами, мозолили всем глаза. В доме жили серьезные деловые люди, ходившие
каждый день на службу, и им невдомек было, что можно праздно торчать под
чужими окнами. При случае соседи были не прочь похвастать, что он живет
здесь, в доме, но временами он чувствовал их иронию и снисходительность.

Где-то шла у них своя жизнь, он угадывал смутно, в институтах, на
заводах, в министерствах, в лабораториях, в конструкторских бюро, ну, да
ладно, Бог с ними, ему до них дела нет. Все чаще в последнее время он
испытывал непонятное раздражение, хотя мышцы не подводили и сердце
работало, как мотор.

Он уже давно привык к парням и мальчишкам, поджидающим его в разных
местах. У дома его поджидали не часто, но бывало. Адрес узнавали разными
путями, обычно через адресный стол, нужны всего лишь фамилия, имя,
отчество и возраст, но многие знали его рост и вес. Цифры были как будто
важными показателями урожая или добычи полезных ископаемых, их часто
повторяли в печати, и комментаторы гордились ими словно собственными.

Когда он вышел, они растерялись. Маленький увидел его первым и
толкнул высокого в бок. Они отклеились от стены и испуганно таращили на
него глаза.

По такой погоде они были одеты слишком легко. Расклешенные брюки,
истоптанные каблуками, одинаковые дешевые куртки с блестящими пуговицами,
но высокий из своей вырос и его голые тонкие руки торчали из рукавов.

Маленький был смуглым, черноглазым, черными были у него густые
волосы, а на лице пробивался темный пух. Рядом с ним высокий казался
светлее, чем был на самом деле: узкие плечи и длинные светлые волосы
делали его похожим на переодетую девушку.

Порыв ветра сорвал горсть листьев, а те, что лежали на земле, смахнул
и погнал вдоль стены; на ветру мальчишки казались совсем беззащитными.

Все утро они торчали напротив дома, шарили глазами по окнам,
переговаривались, иногда толкались и подпрыгивали на месте, чтобы
согреться, но сразу замирали, когда открывалась дверь.

На него часто пялились на улице и в магазинах, даже в других городах:
знакомое лицо, люди напрягали память. Ах, телевидение - отрада зимних
вечеров, вся страна у экрана, бесконечное пространство - деревни, города,
дома, квартиры, где уткнулись в экраны, а операторы так любят крупный
план, когда человек сидит на скамеечке для штрафников: он посиживал не
очень часто, но и не редко - не чурался.

Юнцы смотрели на Рогова, будто не верили глазам. "Сейчас автограф
попросят", - подумал Рогов.

Обычно он молча расписывался, не глядя в лицо. Он считал это
никчемным, но неизбежным занятием и покорился раз и навсегда -
расписывался и шагал дальше.

Рогов снял замок и распахнул ворота. Мальчишки не двигались с места.
Он выехал из гаража и остановился перед воротами, мальчишки напряженно за
ним следили. Он вяло слушал мотор, включил приемник, отыскал музыку,
закрыл ворота и навесил замок - они все смотрели издали. "Странные
какие-то", - подумал Рогов.

Они не выглядели разбитными городскими парнями, которые встречались
ему каждый день. "Провинциалы. Когда-то и я был таким", - подумал он.

На ветру они выглядели сиротливо: дети, оставшиеся без взрослых; губы
у них были совсем синими.

Рогов тронул машину с места, мелькнули их напряженные лица -
мелькнули и исчезли; в зеркало он видел, как они неподвижно смотрят вслед;
машина проехала немного и неожиданно остановилась. Мальчишки смотрели все
так же напряженно и серьезно.

Рогов подъехал к ним, перегнулся через спинку сиденья, открыл заднюю
дверцу и сказал:

- Залезайте.

Они не двинулись, вроде и не слышали и смотрели, как прежде, серьезно
и напряженно.

- Залезайте, кому говорю! - нетерпеливо повторил Рогов. - Машину
выстудите.

- Кто, мы? - спросил высокий, не веря ушам, а маленький испуганно
оглянулся: нет ли еще кого?

- Вы, вы!..

Мгновение они еще не верили себе, потом робко залезли, осторожно сели
на заднее сиденье и сидели не дыша; высокий три раза хлопнул дверцей, но
не закрыл. Рогов перегнулся и захлопнул. Машина уже шла по улице, а они
все еще не знали, что произошло, не решались шевелиться. Он и сам не знал,
что произошло.

- Продрогли? - спросил Рогов.

Оба кивнули и вместе одним дыханием по-деревенски ответили:

- Ага...

- Откуда вы?

Маленький потупился, а высокий помялся и сказал:

- Мы за городом живем...

- Сколько же вы сюда добирались?

- Два часа.

- А встали когда?

- В четыре.

"В четыре мороз будь здоров", - подумал Рогов и в зеркало посмотрел
на их одежду.

- Курточки ваши на рыбьем меху?

Они смущенно улыбнулись, еле-еле, одними губами.

Они встали в четыре утра, шли по морозу на станцию, дожидались поезда
на платформе, а потом ехали в вагоне и добирались по утренней Москве,
чтобы торчать на ветру под его окнами.

- У вас здесь дела, что ли? - спросил Рогов.

Они помялись и не ответили. Он рассмотрел их в зеркало: никак не
меньше восемнадцати, только щуплые очень. Рогов вспомнил молодняк команды,
их ровесников, которых называли полуфабрикатами: верзилы под стать
взрослым мужчинам, примут на бедро или впечатают в борт - костей не
соберешь.

Мальчишки отогрелись. Он услышал восторженный шепот и поймал их
взгляды: на ветровом стекле висели маленький хоккейный ботинок с коньком и
такая же маленькая клюшка.

- Сувенир из Канады, - сказал Рогов.

Играла музыка, исправно грела печка, славно так было ехать холодным
осенним утром, тепло и уютно. Вчера было воскресенье, команда после
субботней игры отдыхала, и Рогов ночевал дома. Обычно они ночевали на
загородной тренировочной базе, где проходил сбор. Домашний ночлег ценился
высоко, и отыграл Рогов в субботу прилично, и команда выиграла, но сидело
в нем недовольство, не понять только чем.

По улице бежал сплошной, без просветов, лаковый поток автомобилей;
Рогов улучил момент и юркнул в середину. Машины неслись большим сплоченным
стадом, уносились назад дома и люди, и было тепло, играла музыка, и
чуть-чуть кружилась от скорости голова: мальчишки озирались и бросали
восторженные взгляды на Рогова.

Он высадил их у метро и сразу о них забыл. Еще оставалось время
подъехать к бензоколонке и наполнить бак. Заправившись, Рогов поехал на
тренировку.

У катка кучками стояли болельщики. Это было их постоянное место, да
еще у касс на улице. В любую погоду они толпились здесь и спорили. Когда
он вылез, они как по команде развернулись в его сторону и без смущения
рассматривали в упор.

- Молодец, Рог, в субботу хорошо бодался, - сказал кто-то из них.

Он привык не обращать внимания, когда его рассматривали в упор и
когда отпускали реплики, хотя после неудачных игр реплики бывали обидными,
и первое время ему стоило труда пропускать их мимо ушей, но потом он понял
раз и навсегда, что всем всего не объяснишь. К счастью, плохие игры
случались редко.

Вдруг Рогов снова увидел мальчишек. Дул пронизывающий ветер, и они
поворачивались к нему то спиной, то боком. Он замедлил шаг, раздвинул
толпу и приблизился к мальчишкам.

- Опять вы? Времени свободного много? - недовольно спросил он. Они
молча потупились. - Почему бездельничаете?

- У нас отгул, - понуро ответил маленький.

- Отгул за прогул?! Знаю я таких!

- Нет, у нас правда отгул, - сказал высокий. - Мы не врем.

Они стояли словно побитые. Он прошел несколько шагов и обернулся.

- Ладно, пошли...

Они недоверчиво переглянулись и стояли нерешительно, не зная, что
делать.

- Ну, идите же! - раздраженно повторил Рогов, и они кинулись за ним.

Болельщики смотрели с интересом.

- Может, и нас возьмешь? - спросил кто-то.

Вахтер протянул Рогову ключ от раздевалки и бдительно перекрыл дорогу
мальчишкам.