Майкл Крайтон
Экстренный случай
создатель "Парка юрского периода", раскрывается в этой книге с совершенно
иной стороны "Экстренный случай" - детектив, который имеет все, что
необходимо подлинному бестселлеру: запутанную интригу, неожиданную развязку,
обаятельного и мужественного главного героя, который вынужден ради спасения
своего друга из тюрьмы переквалифицироваться в сыщика, а затем и вовсе
выступить в роли приманки для преступников. За смертью молодой девушки,
погибшей в результате неудачного криминального аборта, тянется целый клубок:
наркотики, кражи, сокрытие улик, амбиции и измены. Распутать его - значит
найти простой и ясный ответ, если он существует.
утра он вломился в патолабораторию в зеленом халате, зеленой шапочке и
багровом мареве бешенства. Когда Конвей в ярости, он имеет обыкновение
говорить совершенно невыразительным тоном, цедя слова сквозь стиснутые зубы;
физиономия его делается пурпурной, а на висках выступают лиловые пятна.
открытом сердце, и первая начинается в половине седьмого утра. Если два часа
спустя он врывается в патолабораторию, причина тому может быть только одна.
корзинку для бумаг. Та с грохотом покатилась по полу. - Я вобью его пустую
голову в плечи! Как пить дать, вобью!
Всевышний, и все мы уже неоднократно слышали эту злобную ругань,
сопровождаемую зубовным скрежетом. Конвей выдерживал репертуар так же
неукоснительно, как кинотеатр повторного фильма.
грудную клетку. Иногда - медсестры, а порой - оператор аппарата
искусственного дыхания. Но, как ни странно, Конвей никогда не злился на
самого Конвея.
толкового анестезиолога. Никогда. Их просто не существует. Все анестезиологи
- тупые безмозглые засранцы!
четыре в год нести тяжкий груз вины выпадало ему. Все остальное время Герби
и Конвей были добрыми друзьями. Конвей превозносил его до небес, величая
лучшим анестезиологом в стране и утверждая, что ни Сондрик из Бригхэмской
больницы, ни Льюис из Майо, ни кто угодно другой в подметки не годится
нашему Герби.
хирургов означало "смерть на столе". В сердечно-сосудистой хирургии СНС -
явление весьма распространенное. Большинство хирургов убивает процентов
пятнадцать своих пациентов. Конвей гробит восемь человек из ста.
наделен особым чутьем и теряет всего восемь процентов больных - вот почему
мы терпим его жуткий норов и эти вспышки всесокрушающей ярости. Однажды
Конвей лягнул наш лабораторный микроскоп и причинил больнице ущерб на тысячу
долларов. Но никто и бровью не повел, потому что Конвей гробит только восемь
человек из каждой сотни.
что у Конвея есть свои, особые способы понижения "процента убоя".
Поговаривали, будто он избегает случаев, чреватых осложнениями, не режет
престарелых больных, не признает новаций и не применяет рискованных
необкатанных методик. Разумеется, все эти утверждения - не более чем наветы.
На самом деле Конвей сохранял столь низкий "процент убоя" по
одной-единственной причине: он был великим кардиохирургом. Все очень просто.
мнению, лишь продолжением его достоинств.
испепеляющим взглядом. - Кто нынче за главного?
патологоанатома, и сегодня мне выпало быть начальником смены, а значит,
отдавать распоряжения и визировать всю писанину. - Вам понадобится стол?
возился с ними до глубокой ночи. Казалось, таким образом он карает себя за
потерю больного. На эти вскрытия не допускались даже его стажеры. Кое-кто
говорил, будто Конвей рыдает над вскрытыми трупами. Другие, наоборот,
утверждали, что он посмеивается, орудуя ножом. Но что происходило в
анатомичке на самом деле, знал один Конвей.
массировали тридцать пять минут, а оно даже не трепыхнулось!
Конвей покачнулся и едва не упал.
укоризненно уставился на свои пальцы, словно они предали его. Что ж, в
известном смысле так оно и было.
кожник еще никого не угробил.
и спросил:
изморосью. Я смотрел на них и думал, насколько легче мне было бы
посочувствовать Конвею, не знай я, что своей выходкой он преследовал лишь
одну цель - выпустить пар. Это был своего рода обряд успокоения, смирения
ярости, обряд, который Конвей отправлял всякий раз, когда терял пациента.
Полагаю, иначе он просто не мог. И все же большинство наших работников
предпочли, чтобы Конвей брал пример с Делонга из Далласа, который после
каждой неудачи разгадывал французские кроссворды, или с Арчера из Чикаго,
имевшего обыкновение отмечать очередную СНС походом к парикмахеру.
нет, он еще срывал нам график. По утрам у лаборантов всегда запарка: надо
исследовать срезы тканей, и обычно мы не укладываемся в сроки.
поточному методу; патологоанатомы стоят вдоль высоких столов и разглядывают
биопсии. Перед каждым висит микрофон, который включается нажатием на
утопленную в пол педаль. Таким образом, руки остаются свободными. Получив
результат, лаборант давит на педаль и начинает вещать в микрофон, а все его
слова записываются на пленку. Потом секретарши перепечатывают эти отчеты и
подшивают к историям болезни.
пришелся как нельзя кстати: это был белый сгусток на срезе легочной ткани.
На розовом ярлычке значилось имя пациента, который лежал сейчас на
операционном столе с разверстой грудной клеткой. Стоявшие вокруг него
хирурги ждали патодиагноз, чтобы продолжить операцию. Если опухоль
доброкачественная, они удалят ее и часть легкого, а если злокачественная -
вырежут все легкое целиком и уберут лимфатические узлы.
фрагмент верхней доли правого легкого. Размер... - я отпустил педаль и
измерил длину и ширину образца, - пять на семь с половиной сантиметров.
Легочная ткань бледно-розовая, крепитантная (это значит, что она насыщена
воздухом и похрустывает. Такое состояние считается нормальным). Плевра
гладкая, блестящая, никаких признаков волокон или спаек. Небольшое
кровоизлияние. В паренхиме - белый сгусток не правильной формы, размером...
- я измерил сгусток, - около двух сантиметров в поперечнике. На срезе
белесый и, кажется, твердый. Видимой фибральной капсулы нет, заметны
небольшие нарушения структуры прилегающих тканей... Предварительный диагноз
- рак легкого, предположительно злокачественного развития, метастатический.
Точка. Подпись: Джон Берри.
надежный способ определения характера опухоли - микроскопическое
исследование. Мгновенная заморозка позволяет оперативно подготовить срез. В
обычных условиях, прежде чем положить исследуемый препарат на предметный
столик, его вымачивают в шести или семи лотках. На это уходит как минимум
шесть часов, иногда - несколько суток. Но хирург не может ждать.
столик. Даже под маломощным объективом мне была прекрасно видна кружевная
легочная ткань с хрупкими альвеолярными мешочками, благодаря которым
осуществляется газообмен между кровью и вдыхаемым воздухом. Белая масса была
здесь совсем не к месту.