Рауль Мир-Хайдаров

Двойник китайского императора

---------------------------------------------------------------

OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
---------------------------------------------------------------

Часть I

Едва закрылась дверь за Махмудовым, хозяин кабинета нервно нажал ногой
педаль сигнала, и тут же на пороге появился ухмыляющийся помощник.

-- Что скалишься?.. -- зло оборвал его секретарь обкома. -- Налей
скорее выпить -- замучил, гад.

Помощник тенью скользнул за перегородку, где архитектор умело разместил
комнату отдыха -- там находился вместительный финский холодильник
"Розенлеф".

Анвар Абидович вышел из-за стола и прошелся по просторному кабинету,
обдумывая только что закончившийся разговор.

-- Словно вагон цемента разгрузил, -- сказал он мрачно и, разувшись,
пробежал по длинной ковровой дорожке до входной двери и обратно несколько
раз, потом бросился на красный ковер и долго энергично отжимался. Он
гордился своей физической силой и, бывая в глубинке, охотно включался на
праздниках в народную борьбу -- кураш -- и редко проигрывал: не растерял
ловкости и сноровки, отличавших его смолоду. Отжавшись, он так и остался
сидеть на ковре, только по-восточному удобно скрестил ноги; помощник
поставил перед ним медный поднос с бокалом коньяка и тонко нарезанными
лимонами -- он понимал хозяина без слов. Выпив коньяк залпом, как водку,
жадно закусил лимоном и сказал:

-- Небось и ты издергался, все ждал: вот вбегу по звонку, а иноятовский
зять на ковре ползает, слюни распустив, детей просит пожалеть...

Помощник, каким-то чутьем угадав желание хозяина, наливает бокал еще
раз до краев, хотя ошибись -- умоешься коньяком, да еще отматерит, скажет
злобно: спаиваешь?

Анвар Абидович второй бокал пьет уже не торопясь, смакуя, -- в
чем-чем, а в коньяке он понимает толк и всякую дрянь не принимает, помнит о
здоровье. Наверное, ему надоедает смотреть снизу вверх, и он приглашает
помощника присесть рядом, приготовив и себе небольшую рюмку.

"Значит, понесло шефа на философию", -- думает помощник тоскливо.

-- Слез Махмудова сегодня не удалось увидеть ни тебе, ни мне. Крепкий
мужик, побольше бы таких, а то уже неинтересно работать: не успеешь
прикрикнуть -- тут же в штаны наложат, дышать в кабинете нечем.

Осмелев после выпитого, помощник вставляет свое:

-- Зачем мучились, изводили себя? Оформим дело, и концы в воду: и судья
подходящий есть, и прокурор на примете, только и ждет, как бы вам угодить, а
материалов у меня на всех припасено с десяток, на выбор, -- и, довольный,
громко смеется, обнажая полный рот крупных золотых зубов.

-- Если бы я жил твоим умом, Юсуф, давно бы сам в тюрьме сидел, --
говорит мирно хозяин кабинета и поднимается.

Помощник торопливо подает туфли, и, пока ловко завязывает хозяину
шнурки, Анвар Абидович терпеливо объясняет ему:

-- Если всех толковых пересажаем, кто же работать будет, область в
передовые двигать, -- с теми, за кого ты хлопочешь, дорогой мой Юсуф,
коммунизма не построишь, век в развитом социализме прозябать придется.

Вернувшись за стол, он продолжает:

-- А Махмудова не в тюрьму надо упечь, как ты предлагаешь, а к рукам
умно прибрать следует. Хотя и трудное это дело, как я понял теперь, с
характером, гордый человек. Тут ведь такая хитрая штука: нужно, чтобы он
верой и правдой и нам служил, и государству. С обрезанными крыльями он мне
не нужен, потому и не резон мне отбирать у него район. Да и народ, как я
думаю, за него горой стоит.

Ты ведь знаешь: сам Акмаль Арипов не решается в открытую отнять у него
какого-то жеребца, а за деньги тот не продает -- подсылал аксайский хан
подставных лиц. Большие деньги предлагал, а Махмудов ни в какую, говорит:
не для утехи держу чистопородного скакуна, а для племенного конезавода, и,
мол, цена ахалтекинцу -- сто тысяч долларов. Акмаль уже год бесится,
говорит: я ему пятьдесят тысяч наличными предлагаю, а он о ста тысячах для
государства печется!

Анвар Абидович просит налить боржоми и, выпив, продолжает:

-- А я всякий раз подзуживаю Акмаля, говорю: а ты приди к нему со
своими нукерами, как ты обычно поступаешь, и забери коня бесплатно. Нет,
отвечает мне Арипов, не унести моим нукерам, да и мне самому ноги из района
Махмудова. Больно народ его любит, уважает, Купыр-Пулатом называет, пойдет
за ним в огонь и воду. А ты, Юсуф, предлагаешь посадить такого орла,
говоришь, нашел продажных судью и прокурора. Нет, народ дразнить не стоит,
он знает, кто чего стоит...

Видя, что помощник приуныл, Анвар Абидович говорит примирительно:

-- Не расстраивайся, Юсуф, посмотрим, чья возьмет: я тут кое-что
придумал, не отвертится Купыр-Пулат, будет ходить в пристяжных. Бумагам, что
ты добыл на него, цены нет, дорогой мой. -- И, заканчивая беседу, добавляет:
-- Давай выпьем еще по одной, поеду-ка я после обеда отдыхать в одно
место... -- Приятная мысль, видимо, пришла ему неожиданно, и он хитро
улыбается; улыбается и помощник. -- Умаял меня твой Купыр-Пулат, -- говорит
секретарь обкома и разливает на этот раз коньяк сам: чувствуется, поднялось
настроение. Выпив, возвращается к прежнему разговору -- видимо, он крепко
занимает его. -- Если выйдет по-моему, подарю я махмудовского жеребца
Арипову, вот уж обрадуется аксайский хан.

-- А если не получится? -- вырывается невольно у помощника -- он
чувствует момент для коварных вопросов.

Вопрос не ставит хозяина кабинета в тупик. Закрывая сейф, он небрежно
роняет:

-- Вот тогда и сгодятся твои дружки -- судьи и прокуроры...

И, довольные пониманием друг друга, они долго и громко смеются.

Помощник убирает поднос с остатками "Варцихи", бокалы и собирается уйти
тайным ходом. Есть вход со двора, из сада, прямо в комнату отдыха -- через
него проводит он к Анвару Абидовичу людей, связь с которыми хозяин кабинета
не хотел бы афишировать, ну и женщин, конечно. Но шеф останавливает его,
словно читает мысли своего помощника, которого держит при себе уже лет
двадцать, с тех пор, как стал в глухом районе секретарем райкома.

-- Действительно Нурматов уехал в Ташкент на совещание? -- спрашивает
он нехотя.

-- Я все проверил, Анвар Абидович, угадал ваше желание: он сейчас в
прокуратуре республики на совещании по вопросу о случаях коррупции и
взяточничества в органах милиции.

-- Он что, делится там опытом? -- И оба прыскают со смеху, и
неуверенность шефа пропадает.

-- Впрочем, если бы Нурматов был в Заркенте, разве он вам помеха, мешал
когда-нибудь? -- скабрезно улыбается помощник.

-- Пошлый ты человек, Юсуф, -- мягко журит хозяин. -- Родственник он
мне все-таки, и не забывай, кто я, -- мораль, традиции блюсти следует.

Помощник, обходя красный ковер стороной, покидает кабинет, раздумывая,
сказать ли ожидающим в приемной, что секретаря обкома после обеда не будет и
лучше прийти завтра, но в последний момент передумывает и молча скрывается
за тяжелой дубовой дверью с надраенной медной табличкой "Ю.С. Юнусов" --
апартаменты у них с шефом напротив.

Анвар Абидович поднимает трубку прямого телефона: хоть и не положено
по чину начальнику областного ОБХСС Нурматову иметь двузначный номер, а он
распорядился установить, уравнял с членами бюро, двух зайцев убил сразу.
Вроде возвысил свояка, поднял его авторитет, и для себя удобство: раньше
Шарофат от безделья вечно на городском висела, не дозвонишься, а этот всегда
свободен, пять аппаратов, один даже в ванной велел поставить -- не любит он
ждать. С другого конца провода тотчас слышится капризный голос Шарофат:

-- Забыл свою козочку, заркентский эмир?

Анвар Абидович говорит ласковые, нежные слова, у него и голос изменился
сразу, но тут же неожиданно переходит на прозу жизни, спрашивает, есть ли в
доме обед, и, получив ответ, обещает быть через час. Положив трубку, он
связывается по внутреннему телефону с обкомовским поваром и заказывает обед;
знает, что через полчаса все будет аккуратно уложено в машине -- выездное
обслуживание шефа для того не внове.

Помощник с утра, еще до прихода Махмудова, принес кипу бумаг на
подпись, а он не успел утвердить и половину и в оставшиеся полчаса, пока
внизу лихорадочно пакуют в корзины обед, хочет покончить хоть с этим делом.
Он вяло пробегает глазами одну бумагу, вторую, но сосредоточиться не
удается, а цену своей подписи он знает, оттого и отодвигает красную папку в
сторону. Слишком утомительным, нервным оказалось и для него единоборство с
секретарем райкома Махмудовым.

Осенью, накануне массовой уборки хлопка, вызвали Пулата Муминовича
Махмудова в область на пленум. Дело обычное, ежегодное, и Пулат Муминович
никак не думал, что после этой поездки в Заркент у него начнется иной отсчет
жизни. После заседания его разыскал помощник первого секретаря обкома и
просил не уезжать, а утром явиться на прием. О чем предстоит разговор, какие
цифры следует, как обычно в таких случаях, подготовить, тот не сказал,
неопределенно пожал плечами и удалился. Но и тут Пулат Муминович не
подумал, что разговор будет касаться его лично -- со дня на день он ждал
торговую делегацию из Турции, собиравшуюся закупить крупную партию
каракулевых овцематок. Вызов он связывал с купцами из Стамбула, знал
слабость первого лица в области -- любил тот приезды иностранных гостей, не
избегал возможности пообщаться с прибывшими в Заркент по туристическим визам
знаменитостями, а уж встречать официально, как хозяин, бизнесменов из-за
рубежа, когда предвидел большую прессу, и даже зарубежную, с обязательной