Жорж СИМЕНОН

В ДОМЕ НАПРОТИВ

Глава 1

- Как? У вас есть белый хлеб?

В гостиную вошли персидский консул и его жена, и вот ее-то и поразил
стол, уставленный красиво приготовленными сандвичами. А за минуту до этого
Адиль бею сказали:

- В Батуме всего три консульства - ваше, персидское и наше. Но к этим
персам ходить у нас не принято.

Так говорила г-жа Пенделли, жена итальянского консула, в то время как он
сам, развалившись в кресле, курия тонкую сигарету с розовым кончикам.
Женщины, улыбаясь, подошли друг к другу, но в это время раздались какие-то
звуки - сперва это был только смутный гул, повисший над залитым солнцем
городом, а потом, растекаясь все выше, зазвучала музыка духового оркестра,
показавшегося из-за угла. Тогда все вышли на веранду - поглядеть на
процессию.

***

Новым человеком здесь был только Адиль бей, совсем новым, ибо только
нынешним утром приехал в Батум. В турецком консульстве его ждал прибывший из
Тифлиса чиновник, временно заменявший консула, - он собирался уехать в тот
же вечер и привел Адиль бея, чтобы познакомить его с будущими коллегами.

А музыка играла все громче. Медные инструменты блестели на солнце; нельзя
сказать, чтобы играли что-то веселое, но все-таки от этих бодрящих звуков
все ожило - воздух, дома, город.

Адиль бей заметил, что персидский консул подошел к камину, возле которого
стоял чиновник из Тифлиса, и они о чем-то повели разговор вполголоса. Тогда
Адиль бей снова посмотрел на процессию и увидел, что шесть человек, идущих
вслед за музыкантами, несут на плечах гроб, окрашенный в ярко-красный цвет.

- Это что же, похороны? - наивно спросил он, повернувшись к г-же
Пенделли.

Она прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

Это были действительно похороны, первые похороны, увиденные Адиль беем в
СССР. Музыканты в белом и в туфлях на веревочной подошве, у каждого на груди
с левой стороны приколот большой красный бант, выглядели как спортивная
команда. Гроб был кое-как сработан и кое-как окрашен в ослепительный красный
цвет. Что касается людей, идущих позади, то они выглядели так, будто им
просто захотелось пройтись под музыку, - многие в рубашках без пиджака или в
трикотажных джемперах, женщины в белых летних платьях и без чулок; пиджаки и
галстуки были только на двоих мужчинах, по-видимому должностных лицах; у
многих головы были обриты, а в последнем ряду ехал на красивом новом
велосипеде молодой человек, делая зигзаги, чтобы удержать равновесие, и
опираясь время от времени рукой о плечо девушки.

Проходя мимо консульства, каждый поднимал голову и смотрел на иностранцев
на веранде.

- О чем они думают? - тихо спросил Адиль бей. Персиянка услышала и
циничным тоном ответила:

- О том, что мы сейчас будем есть белый хлеб. Она смеялась. Мужчины,
шедшие по улице, видели, что она смеется. Выражение их лиц не менялось. Они
просто шли мимо. Шли вслед за оркестром и красным гробом. Нельзя было
понять, весело им или грустно. Адиль бей, ощутив какую-то неловкость,
вернулся в гостиную.

- Вы уже осмотрели город? - Персиянка вошла следом за ним.

- Я до сих пор ничего еще не видел.

- Ужасная дыра!

Она смотрела ему прямо в лицо своими черными глазами, и глаза эти, по
мнению турка, были самыми нахальными на свете. Никто никогда еще так его не
разглядывал, как будто он - вещь, которую то ли купят, то ли нет. Самое
скверное, что по лицу его все можно было прочитать. Он понял, о чем она
думает: "Не хорош, не дурен, глуповат, пожалуй".

Затем она громко произнесла:

- Вы знаете, мы приговорены жить вместе месяцы, а может и годы. Нас здесь
всего шестеро, в том числе Джон из "Стендэрта", но он вечно пьян. Кстати,
дорогая, - обратилась она к жене итальянского консула, - а Джон не придет?

Все вернулись в гостиную, когда хвост процессии скрылся в конце улицы.
Воздух еще вибрировал от звуков музыки. Висела тяжелая жара.

- Вы уже уходите? - удивилась г-жа Пенделли, поскольку чиновник из
Тифлиса начал со всеми общаться.

- Мой поезд отходит через час.

- А вы? - продолжала свои вопросы итальянка, обратившись к персидскому
консулу.

- Прошу извинить меня за краткое отсутствие. Я скоро вернусь, нам нужно
обсудить кое-что.

Адиль бей был еще совсем новичком и не мог принимать какое-либо участие
во всем происходящем. С чашкой чая в руках, он уселся в кресло между
итальянкой и персиянкой, а напротив него тихо пыхтел Пенделли, очень жирный
и плохо переносивший жару.

Гостиная была просторной, с коврами, картинами, такой обстановкой, какой
надлежит быть в гостиной. На подносе лежали сандвичи и пирожные, стояла
бутылка водки Широкая стеклянная дверь на залитую солнцем террасу была
распахну! а, и оттуда вливались потоки знойного воздуха.

Чашка г-жи Пенделли звякнула о блюдце, а Пенделли, вздохнув, пробормотал:

- Вы по-русски говорите?

Казалось, он ни к кому не обратился, так как смотрел только на сандвичи,
но Адиль бей ответил:

- Ни слова не знаю.

- Тем лучше.

- Почему - тем лучше?

- Потому что им больше по вкусу консулы, не понимающие по-русски. Это уже
очко в вашу пользу.

Пенделли говорил снисходительно, как человек, заслуживший всяческой
благодарности за свои старания.

Персиянка по-прежнему рассматривала Адиль бея. Г-жа Пенделли улыбалась
вежливой улыбкой хозяйки дома.

- Вам, разумеется, муку доставляют морем? Адиль бею показалось, что
музыка опять зазвучала где-то близко, на этот раз позади дома. Персиянка
продолжала все тем же тоном, будто хотела сказать что-то обидное:

- Конечно, не всякому дано быть итальянским консулом и встречать каждую
неделю грузовое судно. Не говоря уж о развлечениях - обед на борту, прием
офицеров...

- Это приедается, - отвечала г-жа Пенделли, наливая Адиль бею чай.

И тут он, на свою беду, спросил:

- А турецкие суда никогда не приходят? Пенделли пошевелился в кресле.
Пошевелился он как бы бесцельно и едва заметно, но все поняли, что сейчас он
что-то скажет.

- А разве существуют турецкие суда? - Он не смеялся. Губы его были
приоткрыты, веки полу опушены.

Адиль бей еще сам не знал, что сейчас произойдет, но у него уже
заблестели глаза и вспыхнули щеки.

- Что вы хотите этим сказать? Г-жа Пенделли опустила два кусочка сахара в
его чашку. Пенделли добродушно ответил:

- Не сердитесь. Но только представишь себе турка в роли капитана...

- Значит, по-вашему, мы дикари? - Это вырвалось внезапно. Адиль бей
вскочил на ноги. Люди и предметы расплылись у него перед глазами.

- Да нет! Садитесь же! Вот уже примерно десять лет, как у вас там
перестали рубить головы.

Г-жа Пенделли снисходительно улыбалась:

- Ваш чай, Адиль бей.

- Спасибо, мадам.

- Мой муж пошутил, уверяю вас...

- Возможно, но я-то не шучу. Я знаю, мы молодая республика. Конечно, мы
еще не все делаем как полагается, но...

- ..но вы хотите, чтобы на вас смотрели как на величайшую державу в мире!

Уже никто не помнил, с чего все началось. Персидский консул бесшумно
вошел в гостиную.

- Подите-ка сюда, Амар! Наш новый приятель не понимает шуток и
чрезвычайно забавен во гневе. Кстати, Адиль бей, вы в бридж играете?

- Нет. - И резко добавил:

- Это слишком изысканная игра для турка.

Г-жа Пенделли пыталась его успокоить:

- Честное слово, мой муж...

- Ваш муж думает, что на свете есть только Италия! Для него Турция все
еще - гаремы, евнухи, ятаганы и красные фески.

- Сколько вам лет? - с улыбкой спросила персиянка.

- Тридцать два. Я сражался за мою страну при Дарданеллах, потом за
Республику в Малой Азии. И я не позволю, чтобы при мне...

- Где вы родились? - спросил Пенделли, закуривая новую сигарету.

- В Салониках.

- Это уже не Турция. Говорят, благодаря грекам это стал прекрасный город.

Адиль бей задыхался. Он даже забыл, где выход, и направился прямо к
стенному шкафу. Г-жа Амар громко расхохоталась, он метнул на нее яростный
взгляд, а она утерла глаза платочком.

Адиль бей едва заметил, что г-жа Пенделли вышла вслед за ним из гостиной
и в коридоре, положив ему руку на плечо, сказала с милой улыбкой:

- Не надо принимать всерьез то, что говорит мой муж. Он ужасно любит
дразнить людей.

Адиль бей схватил шляпу и ринулся на залитую солнцем улицу. Там было