Роберт ДЖОРДАН
ВОЗРОЖДЕННЫЙ ДРАКОН
КОЛЕСО ВРЕМЕНИ
КНИГА ТРЕТЬЯ
жизнь
ПРОЛОГ
ЦИТАДЕЛЬ РЫЦАРЕЙ СВЕТА
знакомый зал для аудиенций, ибо в эти минуты тягостные размышления лишили
зоркости темные глаза Капитана-Командора. Израненные в боях знамена
побежденных врагов юного Найола теперь свисали по стенам, точно обычные
драпировки. Они были тронуты старящим временем, как потемневшие деревянные
панели на каменных стенах, нерушимых здесь, в самом сердце обители Света.
Единственный во всем помещении стул - столь весомо сработанный и с такой
тянущейся вверх спинкой, словно он старался превратиться в трон, - тоже был
невидим для Найола, как и столы с облупившейся лакировкой, что завершали
скромную меблировку зала. Словно не замечал Найол и человека в белом плаще,
хотя тот опустился перед ним на колени и с покорностью, явно выраженной,
однако вполне учтивой, замер в ожидании в центре громадного знака солнечной
вспышки, выложенного на широких плахах половиц. Не замечать этого воина
доселе удавалось немногим.
себе достойный вид, но и сейчас шлем рыцаря и кираса у него на груди
оставались тусклыми после тягостного пути и сохраняли вмятины, полученные в
боевых схватках. На лице Байара невозможно было найти хоть единственный
уголок, не тронутый ни шрамом, ни ссадиной, глаза его, черные и глубокие,
полыхали неудержимым нетерпением. Сейчас воин не был опоясан ремнем с верным
мечом - перед лицом самого Найола никому не позволено быть при оружии, -
однако чудилось, будто Джарет Байар готов вот-вот броситься в битву, как
пес-охотник, только и ждущий, чтобы его спустили с поводка.
пламенем отвечал второй камин, так же встроенный в стену как раз напротив
первого, и холод поздней зимы быстро таял в сем славном чертоге. В сущности,
зал являл собой скромный солдатский приют, где все, что есть, сделано на
совесть, а единственная экстравагантная деталь убранства - эмблема сияющего
солнца. Помпезный антураж явился в зал аудиенций Лорда Капитана-Командора,
Детей Света, с появлением Найола, который был в один из дней удостоен сего
возвышающего звания; горящее солнце из чеканного золота было изглажено
поколениями просителей, заменено на новое и опять истерто. Золота здесь было
довольно, чтобы приобрести любое имение в Амадиции, выторговать у
кого-нибудь свидетельство о высоком происхождении да и махнуть с грамотою
под мышкой в добытое именьице. Но вот уже десятилетия подряд ступал по
золоту Найол и почти не задумывался о нем, как и о блеске эмблемы солнечной
вспышки, сияющей золотым шитьем на груди его белой туники. К золоту как
таковому у Пейдрона Найола влечения, пожалуй, не было совсем.
столе: здесь пестрели рисунки, в беспорядке топорщились конверты депеш и
донесений. Поверх вороха бумаг валялись три чуть помятых рисунка. Один из
рисунков Найол поднял с явной брезгливостью. Который из трех рисунков
выбрать, Найолу было безразлично: все три художника изобразили одну и ту же
сцену, хотя и каждый по-своему.
словно бы все туже натягивалась на его тело, составленное, казалось, из
одних костей да жил, вовсе, однако, не такое, как у людей слабых. Ни один
человек не добивался столь высокого положения, которое занимал ныне Найол,
раньше чем в волосах у него забелела бы седина, и всех их, из той длинной
череды владык, отличала твердость камня, из которого сложен был Купол
Истины. И все же он вдруг почувствовал, что собственная рука его, держащая
рисунок, как будто вся стала тонкой и хрупкой, и понял, что надо спешить.
Времени у него оставалось в обрез. Подходил к концу срок, назначенный именно
ему, Найолу. И все же оставленных ему дней и минут должно хватить на все. Он
обязан сам обратить оставшиеся ему мгновения в огромную глыбу времени.
наполовину, ровно настолько, чтобы свет упал на изображенное художником
человеческое лицо, весьма небезынтересное для властителя. Рисунки долго
возили в седельных сумках, линии, нанесенные мелом, поистерлись, впрочем,
портрет оставался отчетлив. Портрет юноши, сероглазого, с рыжинкой в
волосах. Похоже было, что юноша высок, однако утверждать это определенно
Найол не рискнул бы. Выглядел-то парень высоким, но отстаивать его рослость
с пеной на губах не хотелось. В любом из городов такой удалец мог бы
проживать, не вызывая подозрений у граждан, когда бы им удалось не обращать
особого внимания на шевелюру молодого человека и выражение его глаз.
проговорил Найол.
старости.
когда он обрек на гибель всех мужчин Айз Седай, каждого мужчину, способного
направлять Единую Силу, всех, живших тогда и рождавшихся впоследствии; обрек
он на сумасшествие и смерть и себя в том числе. Прошло три тысячи лет с тех
пор, как гордыня Айз Седай и Война Тени привели к концу Эпоху Легенд. Три
тысячи лет минуло с тех пор, многое позабылось, но люди помнили главное имя,
сохраненное в пророчествах и легендах. Льюс Тэрин Убийца Родичей. Мужчина,
который своей рукой начал Разлом Мира! Тогда обезумевшие мужчины, могущие
черпать из той силы, что приводит в движение Вселенную, уничтожали горные
хребты, а древние земли скрывались под толщей насланных на них океанских
вод. Лик земли исказился в те дни, а те, кто сумел выжить, метались, словно
лесные звери, убегающие от пожара. Конец всему наступил лишь когда умер
последний из мужчин Айз Седай, и пришла пора человеческой расе, истерзанной
и лишенной надежд, заново выстраивать дом своей жизни, хотя бы из
непритязательного булыжника, - если тут и там остались целы безвинные камни.
Имя Дракона ожогом горело в памяти людской, в страшных рассказах матерей
передавалось оно детям. И пророчество гласит, что Дракон будет рожден вновь.
ответ:
Сумасбродство его гораздо страшнее, чем любой из припадков какого-нибудь
самозванца, а уж о тех-то я слышал немало. Тысячи облапошенных уже
провозгласили его своим господином. Тарабон и Арад Доман теперь переживают
ужасы гражданской войны, воюя при этом еще и друг с другом. Война идет по
всей Равнине Алмот от края до края, а кроме того, распространяется по всему
Мысу Томан. Тарабонцы сражаются против доманийцев и против Друзей Темного,
взывающих к Дракону, посему следует ожидать продолжения боев до самой зимы,
которая равно охладит правых и виноватых. Милорд Капитан-Командор, я не
видел ни разу, чтобы война разгоралась столь стремительно. Так случается,
когда в амбар, набитый сеном, бросают зажженный факел. Вспыхнувший огонь
может завалить снег, но в ясный вешний день пламя снова взметнется - выше да
ярче, чем при поджоге...
вторично дозволил Байару распалить себя мрачными новостями и отлично слышал:
голос воина пышет ненавистью и гневом. Кое-что о деяниях Лжедракона Найол
успел уже услышать от иных вестников, кое о чем Лорд Капитан-Командор ведал
больше, нежели сам Байар, но стоило солнечному властелину вновь услышать о
кровожадных сражениях, гнев его заполыхал с новой силой.
виной тому Айз Седай. Не гложут ли тебя сомнения, чадо Байар?
успели мы наголову разбить наскочивших противников, как заметили двух
колдуний из Тар Валона. Свидание с ними обошлось нам дороже, чем победа над
пятью десятками супостатов, однако стрелами своими мы начинили врагинь
сплошь, сверху донизу.
Айз Седай?
звучал твердо, в нем звенела уверенность. Не пристало воину страдать
избытком воображения, вот и Джарет Байар мыслил трезво; он помнил: смерть,
когда бы она к нему ни явилась, - просто часть жизни солдата. - Когда в наши
шеренги вдруг саданула молния, в небе не было ни одной тучки. Кто же иной
мог послать двух воительниц-магинь против целого отряда воинов?
мужчинах Айз Седай, но и о женщинах, заявлявших о праве так называться,
думать было малоприятно. Дамы сии не уставали кичиться Тремя Клятвами,
произносившимися каждой из них: не говорить ни одного слова лжи, не
участвовать в трудах над рождаемым к бою клинком, какому бы воину ни
полагалось носить меч в ножнах, а потом убить им врага, а третья клятва -
обращать Единую Силу как оружие только против Друзей Тьмы или Порождений
Тени. Теперь, впрочем, длинноязыкие чаровницы собственным делом доказали,
что клятвы их были двоедушны. Найол знал всегда: не дозволено никому
стремиться к такому могуществу, которым обладали те, ибо зачем оно им, как
не бросить вызов самому Создателю, а пытаться стать вровень с Создателем -
значит, служить Темному.
посланного в этот город легиона?
Афанасьев Роман
Максимов Альберт
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Березин Федор
Лукьяненко Сергей