более благосклонно прислушался к настырным голосам, продолжающим
незаконченный спор...
притащил, чтоб Азраил пожрал твою печень?!
твоей пустопорожней башке - как в пересохшей тыкве! Не позорь мою седую
бороду, скажи ради аллаха, кого ты приволок в эту хижину?
законом, смеющегося над эмиром, плюющего на происки шайтана и, самое
главное...
никто не знал его в лицо!
арабских ругательств. Тот, кого называли джинном (или Бабудай-Агой),
оправдывался односложно и как бы нехотя. Зато второй, чей визгливый,
старчески дребезжащий голос буквально резал уши, украшал свои, проклятия
столь поэтичными образами, что Лев невольно заслушался. Каждый аксакал на
Востоке - обязательно мудрец, а каждый восточный мудрец ругается очень
поэтично... Это юным и влюбленным позволено по глупости облекать свои мелкие
страсти в дивные узоры рифмосплетенных строчек. Человек, поживший на свете,
знает, как скоротечна молодость, а потому тратит благословенный дар Аллаха
исключительно на ругань! Ибо в этом есть свой высший смысл передачи мудрости
уходящего поколения легкомысленным юнцам, иначе они просто не поймут... Вот
нечто такое и пытался донести до всего белого света неизвестный старик,
распекающий неизвестного джинна. Оболенский попытался повернуться на бок, но
тело отказывалось ему повиноваться, и он вновь сосредоточил внимание на
голосах, которые звучали теперь так близко, что уши начинали побаливать...
вор, чье имя с восторженным придыханием произносили бы от вершин Кафра до
низовий Евфрата. Его глаза должны быть подобны зеленым очам кошки из Сиама,
руки - сильны и упруги, словно клинки Дамаска, шаг - неуловим и легок,
подобно златотканым вуалям Каира...
спрашиваю: кого ты мне притащил?!
проверял, снами мучил, денег просил, присматривался, клянусь аллахом!
сердце, оно не выдержит праведного гнева, гложущего мои бренные кости...
Молчи, молчи, гяур лукавый!
стойко перенести многое, но, когда нет возможности почесать там, где
чешется, - это одна из самых страшных пыток в мире. Может быть, его,
спящего, укусил комар, может быть, по носу пробежал муравей, может быть,
даже намеревался вскочить прыщ какой-нибудь, - не важно... главное, что Лев
Оболенский всеми мыслимыми и немыслимыми усилиями поднял казавшуюся
эфемерной руку и упоенно поскреб переносицу. Оба голоса дружно слились в
единый вздох то ли умиления, то ли разочарования. Не прерывая почесывания,
наш герой открыл наконец глаза. И... закрыл почти сразу же, так как
увиденное ничуть его не обрадовало. Вроде бы он лежит абсолютно голый на
старом, давно не стиранном одеяле, прямо на полу в грязнейшей хибарке, а
рядом с ним препираются, сидя на коврике, два странных субъекта. Один
маленький и какой-то коричневый, другой высоченный и черный, как негр.
пустынной лисы, я в последний раз тебя спрашиваю: кого ты мне притащил? Кожа
белая, как брюхо у лягушки; плечи широкие, как у бурого медведя; пальцы
тонкие, как у продажной женщины; глаза голубые, как... О, храни аллах, какой
урод!!!
Оболенский не сдержался. Во-первых, он решительно открыл глаза и огромным
усилием воли сел. Голова сразу закружилась, но он не позволил себе даже
малейшего проявления слабости. Во-вторых, Лев набрал полную грудь воздуха,
чтобы обрушиться на грубиянов, но не успел. Он неожиданно поймал себя на
том, что смотрит сквозь черного гиганта, словно бы тот был не из плоти и
крови, а из закопченного стекла.
дедок в застиранном халате и драной чалме. - Так он еще и неверный!
Христианин! О желтые почки протухшего верблюда, ты что, не мог найти
кого-нибудь в мусульманском мире?! Сейчас же отнеси его обратно!
Оболенского за ухо. - Он - мой! Я передумал! Вай... позор на мою седую
голову... Как я могу подготовить себе достойную замену и навек отрешиться от
дел, посвятив помыслы Аллаху, если бестолковый джинн приволок мне такое
чудовище...
сменившись скорее жадным любопытством, усугубившимся тем, что в голове у
него было абсолютно пусто. И пусто, к сожалению, в самом страшном смысле
этого слова...
Куда деваться, брать, что дают... Скажи мне свое имя, о страшнейший и
уродливейший из всех юношей Багдада!
ремеслу обучен? Откуда родом?
похоже, вот-вот должен был хватить сердечный приступ.
и всемогущего?!
получил свое.
доставить ко мне умного, красивого, вежливого юношу из хорошей семьи, с
благородными манерами, правоверного мусульманина... А это что?! Неизвестно
кто, неизвестно откуда?!
стать вором, - резонно возразил джинн. - А этот молодой человек будет в
твоих руках послушней глины под пальцами умелого гончара.
выпрямился во весь рост. - Я - Лев Оболенский!
x x x
бывшему помощнику прокурора. Он сумел вспомнить только свое имя, ни больше
ни меньше... Быть может, джинн как-то неправильно провернул волшебное
заклинание или удар затылком об обледеневший асфальт не прошел бесследно, -
беднягу поставили перед свершившимся фактом. Лев абсолютно ничего не помнил,
но врожденный оптимизм и непоколебимая вера в собственные силы всколыхнули в
нем ту неистребимую, вечную жажду жизни, столь характерную для каждого
истинно русского человека. Пусть он ничего не помнит и не знает, пусть он
наг и одинок, но руки и ноги пока целы, голова на месте, а значит, он сумеет
найти свое место даже в этом чужом мире! И еще посмотрим, кому будет хуже...
слышат это имя, но, естественно, никак не мог припомнить, где? Характер у
старого Хайяма был вздорный, внешность - вроде сморщенной луковицы с
козлобородой порослью. Как понял Оболенский, в молодости дедок отличался
завидной крутизной нрава и наводил шороху везде, где мог. То ли был великим
разбойником, то ли вором, то ли аферистом, в общем, крупным спецом по
криминальной части... На старости лет начал пить, отсюда впадать в
философию, пописывать нравоучительные стишки и вести в целом законопослушный
образ жизни. В те времена власти решили ужесточить режим контроля над
преступным элементом - и многие друзья и ученики старика были казнены на
плахе без всякого суда и следствия. Бывший "авторитет" поклялся отомстить,
но не сносить бы и ему головы, если бы по воле всемогущего Аллаха не
обнаружил он в одном из старинных кувшинов не вино, а настоящего джинна!
Бабудай-Ага выполз из горлышка пьяным в стельку, на радостях пообещав дедуле
исполнить три его желания. Умудренный долгими часами размышлений над пиалой
с креплеными напитками, Хайям ибн Омар принял судьбоносное решение - найти
себе достойного преемника и, передав ему все свое мастерство, спустить этот
бич божий на мирно спящий эмират. Все еще не совсем протрезвевший джинн
отправился на поиски и... доставил в близлежащие от Багдада пустыни того
самого Льва Оболенского, чье тело на данный момент в состоянии комы
возлежало под капельницей в НИИ Склифосовского. Как получилось, что один
человек одновременно находился и тут и там, до сих пор никто не сумел
более-менее связно объяснить... Джинн за дорогу быстренько выветрил из
головы весь алкоголь, а его теперешний хозяин, не переставая ругаться и
жаловаться, носился взад-вперед по хижине, лихорадочно размышляя: куда бы
теперь пристроить этого голубоглазого великана? Внешность Льва мгновенно