замечания. Ханусси вежливо выслушивал мои возражения, почтительно
кивал и кланялся, прикладывая руки к груди, но все повторялось
по-прежнему:
улавливал даже при весьма скромном знании арабского языка: старик
никогда не называл меня "йа эфенди", как это принято, обращаясь к
людям в европейском платье, хотя бы они были и египтянами, но
неизменно говорил "йа хавага", подчеркивая этим каждый раз, что я
чужак, иностранец.
жизнь слишком долго общался с различными "лордами" и "господами",
чтобы теперь надеяться перевоспитать его.
судя по всему, она была у него довольно бурной и, опасаюсь,
небезгрешной. Восстанавливать ее приходилось по отдельным
наблюдениям и случайно прорвавшимся воспоминаниям самого Ханусси.
Получалось, что старик во время первой мировой войны служил в
английской армии и побывал даже в Китае. Несколько лет провел во
Франции. Потом Ханусси работал, очевидно, частным гидом в самых
различных уголках Египта, потому что великолепно разбирался в
тонкостях древнего искусства и превосходно знал все основные
исторические памятники: и пирамиды в Гизе, и развалины
Тель-аль-Амарны, и луксорские храмы. Изучил он досконально и
знаменитые гробницы Долины царей, причем, по-моему, отнюдь не из
чистой любознательности...
напускал на себя мистическую таинственность. Помню, как при
первом знакомстве он атаковал меня:
имя вашей супруги, и я сделаю вам очень сильный амулет. Он будет
совсем маленьким, вы сможете постоянно носить его при себе. Не
надо с ним расставаться, это главное. Даже купаясь, держите его в
зубах. Он будет вас охранять и при этом благоухать, как цветок
лотоса. Всего за два фунта. Не верите? Вот это плохо. Надо
верить, без веры не поможет никакой амулет...
Но мы дружно поднимали его на смех.
понять, -- многозначительно отвечал он. -- Да и не нужно так
вникать во все, доверьтесь опыту других, более мудрых...
неясным, но готовил он превосходно. Вот и сейчас он нарочито
равнодушным тоном перечисляет блюда, которые наметил готовить
завтра:
на ужин, если не возражаете, тамийя в чесночном соусе или вы
хотите что-нибудь из французской кухни?
на всю палатку, глотаю слюнки.
Павлику, какие хозяйственные дела мне удалось "провернуть" в
Каире, и, наконец, остался один.
внезапно, как это бывает только на юге. Багровое уставшее солнце
скатилось к вершинам далеких гор, и песок вокруг на миг
покраснел, словно обагренный кровью. А едва солнце скрылось за
горами, там, где оно исчезло, промелькнул зеленовато-голубой
проблеск, похожий на какую-то фосфорическую молнию. И сразу --
темнота, сплошная, непроглядная, густая. Недаром говорили в
старину: "тьма египетская".
из палатки.
сильнее потянуло сыростью и запахом водорослей. Я подошел к самой
воде и сел на какую-то корягу, занесенную сюда разливом.
положении -- рогами вниз, как никогда не увидишь у нас в России.
От него через всю реку, почти до самого берега тянулась зыбкая
золотистая дорожка. Пальмы посреди реки в лунном свете казались
совсем сказочными, неземными, а песок вокруг приобрел какой-то
призрачный синеватый оттенок. И вдалеке, притягивая мой взгляд,
смутно угадывалась пирамида Хирена...
навсегда унесет с собой все загадки. А может, и нет в ней никаких
загадок, как, впрочем, и считают многие археологи? Просто
нагромождение древних камней, давно изученных, сотни раз
описанных в толстых фолиантах, измеренных до последнего
миллиметра. Недаром ни одна экспедиция даже не включила ее в план
своих исследований.
ограбленных и давно исследованных местах. Но где же? Вслепую
обшаривать всю пустыню?
направить дальнейшие поиски, чтобы успеть побольше сделать, месяц
спрятался за какую-то тучку. Зато на небе отчетливее выступили
звезды. Их сияние и непривычный для нашего глаза узор снова
настроили меня на лирический лад.
черной воде отражается Южный Крест?
тонкой голубой ниточкой. На этой "ниточке" держалась вся жизнь
древней страны, зажатой в тисках пустыни. Разливаясь дважды в год
с неуклонной точностью, казавшейся древним египтянам священным
чудом, река приносила на поля тысячи тонн жирного, плодородного
ила. Нил поистине создал эту древнюю землю. И не удивительно, что
его славили торжественными гимнами:
чтобы напитать Египет!.. Создающий ячмень, Взращивающий полбу...
Когда он восходит -- земля ликует, Все люди в радости, Все спины
трясутся от смеха, Все зубы рвут сладкую пищу...
меня с коряги на мокрый песок.
он был невидим, прятался во "тьме египетской". Только в одном
месте невысоко над землей словно мерцали призрачным светом
какие-то два слабых светлячка. Я только начал вставать, чтобы
рассмотреть их поближе, как новый удар невидимки заставил меня
отскочить прямо в воду.
в чем дело, и расхохотался. А потом схватил горсть сырого песку и
швырнул его наугад в темноту, прикрикнув как можно грознее:
песка под копытами показал, что противник убрался восвояси.
знаю, как объясняют ее зоологи, -- все животные в здешних краях
имеют черную окраску: козы, собаки, даже многие рыбы в реке. Вот
такой черный лукавый козел и подобрался ко мне невидимкой под
прикрытием темноты.
себя дома, среди привычной, обыденной обстановки.
своем забавном ночном приключении, по давнему экспедиционному
опыту хорошо зная, как полезно начинать рабочий день с улыбки.
решили свернуть все работы в селении и отправиться в разведочный
поиск по ближайшим окрестностям: может быть, все-таки
посчастливится обнаружить какой-нибудь памятник древности,
затерявшийся в песках и скалах? Эти пустынные просторы были почти
совсем не исследованы археологами. Прежние экспедиции вели
раскопки главным образом по берегам Нила.
раскопы. Хозяйственные ямы не представляли особого интереса, их
десятками находят на месте каждого древнего поселения. Но в
могилах, даже и давным-давно ограбленных, могли сохраниться хоть
какие-нибудь предметы. Ведь грабители не были
специалистами-археологами. Их интересовали только ценности,
золото, а медная сережка или простенькое колечко вполне могли
закатиться куда-нибудь в уголок погребальной ямы и там
сохраниться.
солнцем. Комбинезон у меня пропылился насквозь, в глазах рябило,
пальцы -- основной "инструмент", которым я разгребал песок,
одеревенели и не гнулись. А все тщетно: ни одной, даже пустяковой