старый вестерн с таким названием, видели? Прекрасное имя, в нем трепетный
шелест старинной романтики...
неопытных кинорежиссеров. Даже по имени Клементина. Просто мне интересно,
совратят вас здесь в конце концов, или нет. Как считаете?
рев, он плыл над поселком тяжелыми волнами, затопляя небо, сто раз
слышанный, но не ставший от этого привычным, он вообще не мог стать
привычным, потому что нес беды и смерть, по высшей справедливости он никогда
не должен был звучать, и то, что он клекочуще завывал над полем,
свидетельствовало - высшей справедливости нет...
Мысли, как всегда, замыкались на одном вопросе: кто на сей раз, Господи
Боже, святые Альберт, Михаил и Энрико?
Панарин прыгнул на подножку, уцепился левой рукой за кронштейн зеркальца,
правой за ручку, и звероподобный красный ?Посейдон? с ревом помчался дальше.
Ветер бил в лицо тугой резиновой струей, выжимая из глаз слезы. Справа, чуть
впереди, неслась ?скорая?, слева - грузовик Отдела Безопасности, набитый
геройски выпятившими подбородки охранниками, а следом - еще два ?Посейдона?,
джип дозиметристов, два серо-голубых фургончика Лаборатории Встречи
Случайностей, ?тойота? технической инспекции, ?газик? биологической защиты,
и все машины этой печальной кавалькады завывали всякая на свой лад, пока не
остановились, вытянувшись в неровную шеренгу.
рывком проваливаясь вниз, то задирая нос кверху, шел к полосе. Мотор
захлебывался, взревывал, замолкал, винт из сверкающего диска превращался в
три замерших лопасти, потом снова становился диском...
вправо-влево, потом замер. Раздалась команда - и все пришло в движение.
Безопасники горохом посыпались из кузова, оцепляя предписанное инструкцией
пространство, трое в мешковатых серебристых скафандрах побежали к самолету,
выставив перед грудью приборы. Через несколько секунд один из них махнул
рукой, и туда бросились все.
изголодавшейся гусеницей. Сквозь дыры в капоте видны детали мотора, сквозь
дыры в фюзеляже - тяги рулевого управления. От фонаря и элеронов вообще
ничего не осталось, и непонятно, как они вообще дотянули, как ухитрились
сесть.
спасателей. Положив его на носилки, задвинули их в машину. Спасатели
вытаскивали Бонера. Кто-то оступился, кто-то не подхватил вовремя - тело в
голубом комбинезоне выскользнуло из рук и рассыпалось облачком бурой трухи.
Спасатели видели и не такое, поэтому замешательства не возникло - кран
опустил сверху прозрачный колпак, автогенщики быстро и ловко приварили его к
полосе.
завывающую ?скорую?. Это только в первые годы хочется то ли кричать, то ли
немедленно бежать куда-то и делать что-то бессмысленное. Потом... Нет, потом
ты не черствеешь душой и не ожесточаешься. Просто свыкаешься с мыслью, что
существует Неизбежное, и ничего не изменят беготня, слезы и крики; что эта
Неизбежность - составная часть твоей работы, ее проклятый компонент. А вот
Р-романтики нет и в помине. ?Р-романтика, - зло подумал он. - Моя дорогая
Клементина. И ведь завтра обязательно нагрянет комиссия..."
голубой штандарт ООН с белым земным шариком, и светло-лазоревый стяг Поселка
с золотым альбатросом, и другие-прочие знамена, которым там висеть
полагалось. Динамики извергали в теплый прозрачный воздух ?Прощание
славянки?. Редкая, печальная, но отнюдь не уникальная страница будней
Поселка была перевернута. Снова предстояло долго и нудно отстаивать одно,
мучительно докапываться до другого, пытаться предугадать третье и
остерегаться четвертого, о котором пока ровным счетом ничего не известно. И
все такое прочее. Предстояла жизнь.
долговязый, с растрепанными седыми патлами, во всегдашнем драном сером
сюртуке, снятом явно с пугала огородного.
нем толком не знал. Похоже, он достался Поселку в наследство от того
времени, предшествовавшего Началу, от времени, живых свидетелей которому не
осталось (болтали, что и Президент Всей Науки этого времени не застал, хотя
считался основателем всего сущего). Казалось, Шалыган был всегда, как эти
синие горы на горизонте, как снег зимой и жара летом, как вечно пьяный во
все времена года завхоз Балабашкин и вечно трезвый предместкома Тютюнин.
Столовался Шалыган при поселковой кухне, куда приходил с кастрюльками, спирт
добывал у механиков, отчего-то крепко его уважавших, от новой квартиры
отказывался, от новой одежды тоже, жил в своей неописуемой хибарке, нелепым
грибом торчавшей на окраине, у самого леса, и почему-то даже самые ярые
ревнители инструкций и параграфов на заикались о том, чтобы эту халабуду
снести, хотя ее существование противоречило и воспрещалось всеми писаными
уставами. Бог его знает, чем Шалыган в своей лачуге занимался - за все
время, что Панарин прожил в Поселке, не было человека, которому удалось бы
туда заглянуть.
необъяснимых пока наукой причин перешедший на оседлый образ жизни. Что он то
ли последний уцелевший друид, то ли гуру из Непала. Якобы он дал кому-то
приворотное зелье, а кому-то - предохраняющий от опасностей Вундерланда
амулет. Как бы там ни было, примерно раз в месяц он, отряхнув ради такого
случая свой лапсердак от наиболее крупных репьев, являлся в дирекцию и
высказывал свои соображения по поводу некоторых маршрутов и методов поиска.
По традиции, сохранявшейся Бог знает с каких времен, его внимательно
выслушивали и следовали советам. Одни его предсказания не сбывались, другие
помогали сберечь время, труды, средства, человеческие жизни, и процент
сбывшихся предсказаний был таков, что местные математики заверяли: случайным
совпадением это не объяснить. Лет пятнадцать назад только что ставший
директором Тарантул хотел зачислить Шалыгана в штат, положить высокий оклад
и дать лабораторию. Шалыган последовательно отклонил все три пункта
тарантуловой программы и остался на прежнем месте в прежнем статусе.
дерзости пытался проникнуть в тайны Шалыгана, но неудачно, как все его
предшественники. Не то чтобы он с тех пор невзлюбил старика - просто тот
вызывал у него раздражение, как всякая неразгаданная загадка.
подбрасывал на ладони кусочек оплавленного металла.
набирается храбрости и громогласно признает прежние успехи ошибками, а
прежние истины бредом собачьим. И все начинается заново.
беседу. - Разговор-то у нас не о прописных истинах. Вам не приходило в
голову, что нынешняя наука лишена одного очень важного качества - умения
вовремя отступать при необходимости и выбирать новые пути? Возможно, обладай
она таковым качеством, многие остались бы живы, а мир стал бы чуточку
совершеннее. Но вы ломитесь, не разбирая дороги, мон повр анфан, мон повр
колонель... Вы считаете крупным достижением, когда вам удается проложить над
Вундерландом еще один безопасный маршрут. И забываете, скольких для этого
пришлось положить под увенчанные пропеллерами холмики. И скольких пришлось
увезти в психиатричку или антиалкогольные клиники. И сколько их мчалось
на ?материк?, чтобы никогда больше не вернуться...
незахватанные.
масса отделов, которые занимаются открытиями, но ни одного нет,
занимавшегося бы закрытием.
дисциплины, которой вменялось бы в обязанность экстраполировать, обобщать,
анализировать деятельность всех прочих областей и дисциплин. Обрубать
опасные направления, консервировать преждевременные, предвосхищать появление
новых наук или неожиданное слияние старых. Быть, кроме того, чем-то вроде
?адвоката дьявола?, неутомимо бдящей оппозиции.
сведено к одному - летать и исследовать, исследовать и летать. Может быть,
смысл жизни не только в этом. Кто знает, наберись вы смелости завести
этого ?адвоката дьявола?, вдруг да на вашу долю пришлось бы меньше работы по
выметанию из кабин бурой трухи, и меньше бы вы кляли романтику во всех ее
проявлениях, чем вы сейчас и заняты...
бродячего дервиша, в которых можно усмотреть что угодно - ласку, ненависть,
гнев, любовь, презрение, - и все же нельзя утверждать, будто удалось
правильно истолковать увиденное.
с самолетов? - спросил Шалыган. - Почему никто и не пытался вести работы с
машин? Верхом на верблюде? Просто пройти пешком, проплыть по Реке? Кто
первый сказал, что земля Вундерланда убивает, если к ней прикоснуться, и кто
Афанасьев Роман
Конан-Дойль Артур
Березин Федор
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Акунин Борис