доказать, что ежели на вашу долю выпало счастье полюбить особу столь
достойную всяческого преклонения, то любить ее следует "возможно проще".
Впрочем, капитана Сервадака меньше всего заботило, правилен ли этот
афоризм, ибо стихи он творил для того, чтобы получилось хоть какое-нибудь
стихотворение.
бок с ним, - прочувствованное рондо непременно произведет впечатление! В
здешних краях рондо - редкость, и, надо надеяться, стихотворение оценят по
достоинству".
я сам... Фу-ты, дьявол, куда девались рифмы! Нелегко рифмовать на "енье".
Вот угораздило меня построить рондо на "еньях"!"
в балаган на Монмартре, где показывали ясновидящую.
к селу ни к городу, а если сказать их к месту, то получается складно,
ничуть не хуже, чем всякий другой стих!
поймал рифмы для третьей и четвертой строчек:
привели, и, когда в шесть часов вечера он подъехал к своему гурби, весь
его поэтический улов состоял из начального четверостишия рондо.
ГЛАВА ВТОРАЯ,
одном из послужных списков, хранящихся в военном министерстве, можно было
прочитать следующее:
округ Леспарский, департамент Жиронды.
училище - 2 года. 87-й линейный полк - 2 года. 3-й стрелковый полк - 2
года. Служба в Алжире - 7 лет. Поход в Судан. Поход в Японию.
близких и почти никакого состояния; но, равнодушный к богатству; он был
неравнодушен к славе; пылкое воображение сочеталось в нем с острым
природным умом, помогавшим в любую минуту не только подшутить, но и
ответить на шутку; он отличался великодушием и беззаветной храбростью, за
что, очевидно, и стал баловнем бога войны, хотя доставил ему немало забот;
однако, сколь это ни удивительно для сына Гаронны - гасконца, вспоенного
молоком дюжей медокской виноградарши, он не вырос бахвалом. Таков был по
своему внутреннему складу капитан Сервадак. Подлинный наследник героев,
стяжавших лавры во времена ратных подвигов, Гектор Сервадак принадлежал к
разряду тех очаровательных молодых людей, которых, казалось, сама природа
предназначила для чего-то необычайного, ибо у их колыбели стояли две
крестных: фея Приключений и фея Удачи.
молодец хоть куда, пяти футов и шести дюймов росту, стройный и изящный;
черные его волосы вились кольцами, руки и ноги были красивой формы, усики
щегольски закручены, синие глаза смотрели прямо, - коротко говоря,
созданный для того, чтобы нравиться, он нравился всем и - воздадим ему
должное - не чрезмерно показывал, что догадывается об этом.
капитана Сервадака не превышали того, что положено знать. "У нас в
артиллерии от дела не отлынивают", - говорят офицеры-артиллеристы, желая
этим сказать, что не боятся работы. Зато Сервадак "от дела отлынивал"
весьма охотно, ибо по натуре своей был в равной мере и праздным гулякой и
стихокропателем. Но так как он схватывал все на лету, ему удалось кончить
школу не из последних и поступить в штаб. Вдобавок он был недурным
рисовальщиком и лихим наездником: даже своенравный скакун в манеже
Сен-Сира - сменивший знаменитого "дядю Тома" - беспрекословно ему
повиновался. В послужном списке Сервадака отмечено, что капитану
неоднократно объявлялась благодарность в приказах по армии и, надо
сказать, вполне заслуженно.
месте осыпался под градом снарядов и перестал служить укрытием от картечи,
которая косила людей направо и налево. Солдаты остановились в
замешательстве. Тогда капитан Сервадак взошел на бруствер и своим телом
закрыл брешь.
походов (суданского и японского), безотлучно находился в Алжире, при штабе
подразделения войск в Мостаганеме. Получив приказ провести топографическую
съемку местности между Тенесом и устьем Шелиффа, он поселился в гурби,
который едва мог служить приютом во время непогоды. Но не в характере
Сервадака было тревожиться из-за таких пустяков. Привольная жизнь среди
природы привлекала его той свободой, какую давало ему положение офицера.
Гектор Сервадак то бродил по песчаной отмели, то носился верхом на коне
среди скал и не чрезмерно спешил закончить порученное ему дело.
слишком обременен работой, и ему удавалось два-три раза в неделю ездить в
Оран или Алжир и появляться на приемах у своего генерала или на балах у
генерал-губернатора.
он посвятить то замечательное рондо, первое четверостишие которого только
что увидело свет. Вдова полковника госпожа де Л. была молода, весьма
хороша собой, весьма сдержанна, пожалуй, чуть-чуть надменна и не замечала,
либо не желала замечать, нежные чувства, ею внушенные. Вот почему капитан
Сервадак не решался пока признаться ей в любви. Он знал, что у него есть
соперники, в том числе, как нам с вами известно, и граф Тимашев.
Соперничество и вынуждало обоих противников скрестить шпаги, о чем молодая
вдова не подозревала. Впрочем, имя ее, уважаемое в обществе, не было даже
упомянуто.
телом предан офицеру, которому имел честь день-деньской услуживать. Будь у
Бен-Зуфа выбор между должностью адъютанта при алжирском
генерал-губернаторе и должностью денщика при капитане Сервадаке, он, не
колеблясь, выбрал бы последнюю. Однако, если у Бен-Зуфа и не было
честолюбия в отношении себя, то совершенно иначе относился он к служебным
успехам своего начальника и каждое утро осматривал левое плечо его
офицерского мундира: не вырос ли за ночь и на этом плече эполет?
доблестный солдат родом из Алжира. Ничуть не бывало! Это не имя, а
прозвище! Позвольте, но почему же денщика, нареченного Лораном, именовали
Зуфом? Почему Беном, если он родился в Париже, точнее на Монмартре? Вот
исключение из правил, которое не взялся бы объяснить ни один самый ученый
этимолог.
знаменитого Монмартрского холма, ибо Бен-Зуф увидел свет в квартале,
расположенном между башней Сольферино и мельницей Галет. Поэтому вполне
естественно, что человек, имевший счастье родиться в таком исключительном
месте, питает беспредельное восхищение к своему родному холму и считает,
что нет в мире ничего равного ему по великолепию. И в глазах Бен-Зуфа
Монмартр был единственной стоящей внимания горой во всей вселенной, а