- Вы костюмчик ему чистили вчера?
- Чистила. Как трубочист перемазался.
- Еше бы. В дымоход ведь надо было забраться.
- Зачем?! Зачем?! - в ужасе воскликнула Серафима Ивановна.
- Трубы почему длинными делают? Чтобы тяга в них была. И даже когда завод
стоит, в трубе тяга все равно есть. Особенно в ветренный день. За счет
разности температур воздуха на вершине трубы и у ее основания. Это потому,
что теплый столб воздуха, наполняющий трубу, легче такого же столба
снаружи. И если теплый воздух наполнит трубу, то наружный его и вытолкнет
вверх. Попросту - тяга.
- Откуда вы все это знаете? - удивилась учительница, рассматривая
пожилого милиционера.
Иван Тимофеевич улыбнулся:
- От отца знаю. В партизанах он был. Из этой же самой кирпичной трубы
завода он листовки в город через речку по ветру пускал. Никак гитлеровцы но
могли догадаться, откуда они летят. Эсэсовцы из себя выходили. Об этом
потом писали. Вы могли прочитать.
- Я не читал! - воскликнул Костя.
- Значит, на выдумку ты мастак, друг Костя. Взаимопат ты отменный
выдумал. И с использованием тяги знатно у тебя получилось. А если до тебя
люди так делали, ты гордиться этим должен. Выходит, правильно выдумал! И не
вздумай тужить, если этюд твой с предшественником окажется или с побочным
решением. И еще я тебе скажу: от проигрышей в шахматы человек сильнее может
стать. Закалять характер шахматами надо, вот что! "Характер состоит в
энергичном стремлении к достижению целой, которые каждый себе указывает".
Это Г"те сказал, великий поэт и знаток людей.
- Сначала я думал, вы - шахматист, потом - что Шерлок Холмс, а вы,
оказывается...
- Ну что я! О тебе речь идет. Выдумка - великая вещь. Когда отец мой в
Великую Отечественную из кирпичной трубы прокламации против фашистов
запускал, его выдумка была отличной, потому что нужна была. А твоя выдумка
вроде бы та же самая, а зачем, спрашивается? Чтобы слабость твою прикрыть?
В шахматный журнал этюд свой послать не решаешься, ветру судьбу вверяешь -
пусть, мол, люди листовки поймают и шахматные задачки решают. Нет, брат.
Если хочешь тягу использовать, то как-нибудь по-другому, чтобы людям польза
была побольше.
- Там в трубе тяга такая сильная, что вентилятор закрутится.
- Вот это славно, сынок. Вентилятор - это уже машина! А машины людям
служат. Так извините меня, граждане хорошие. Разрешите откланяться.
Прощаясь в передней, Иван Тимофеевич спросил Костю:
- Так сколько ты "листовок" через трубу запустил?
- Сто семь штук.
- А ответов кроме моего, значит, нет?
- А мне больше и не надо! Спасибо вам. Большое спасибо!
- Это за что же? Что не штрафую?
- Нет, за тягу.
- Ах, за тягу! Ну, давай, давай! Растите сыночка, Серафима Ивановна.
Будьте здоровы.
И капитан милиции Гусаков тяжелым шагом вышел из квартиры Куликовых, не
подозревая, какой переворот совершил в юной душе.
Серафима Ивановна, сама не зная почему, заплакала, по-матерински отгадав
значение случившегося для судьбы сына.
вперед. Она видела, как перепуганные люди вскакивали с мест, даже
опрокидывали стулья. Вика посмотрела в окно, и ей стало жутко. Далеко
внизу сквозь туманную сетку дождя неясно проступал как бы архитектурный
макет города с многоэтажными коробочками домов.
погасли.
Вике стало совсем не по себе. Она вдруг ощутила, что находится на огромной
высоте, что до земли сотни метров! Ей тоже хотелось вскочить, но было
совестно соседей по столицу.
отчаянно раскачивает, валит, сейчас сломает!.. Хорошо, хоть Кати нет: она
совсем бы перетрусила!
снижающемся самолете и сейчас врежется в едва различимые в тумане дома.
всматриваться в прохожих, чтобы еще издали увидеть Катю. Подружки не было.
Вика металась по панели, перепрыгивая через рябые от порывов ветра лужи.
коротко стриженную голову, чтобы убедиться, не раскачивается ли
Останкинская телевизионная башню. Капюшон, накинутый от дождя, сполз на
затылок. Низкие облака неслись пенным потоком, скрывая шпиль башни.
решительный, и ее поступки, особенно в плохую погоду, не прогнозировались.
Она разорвала в клочья Катин билет в ресторан "Седьмое небо". Обрывки
билета, который можно было бы кому-нибудь отдать, подхватило и понесло над
лужами, а Вика "наперекор стихии", запахнув свой плащик, направилась в
башню.
подъем на огромную высоту в "герметически закрытом"
вверху вышла - не поверишь, что до земли сотни метров.
Останкинской, ощущений будто бы больше. Пересаживаешься из одного
открытого лифта в другой. Через решетчатые фермы все видно, голова
кружится, и пятишься на соседей. А здесь что?
через окна!) можно смотреть вниз. Вообще-то это здорово, если бы вместе с
Катей! Сидишь за столиком и медленно едешь, как в вагоне. Смотришь па
Москву, как с облаков (вот уж верно - с "седьмого неба"!). И будто на
макет города. Тут Вика вовсе расстроилась. Макет города с коробочками
домов она не видела. Во-первых, из-за туманной мглы и сетки дождя, а
вовторых - место ее было у самого прохода. Хорошо, какой-то юнец с
запущенными волосами (платьице бы на него напялить!)
ради Вики и ее смородиновых глаз и даже не из воспитанности, а из-за того,
что ему нужно было сесть рядом с седым дядькой, чтобы - тут уж Вика едва
не задохнулась от возмущения - играть в ресторане Останкинской телебашни в
шахматы!
метрдотель с угодливыми движениями. Был турист опрятным, выутюженным, в
модном пестром галстуке и с диковинным значком на пиджаке без лацканов. У
него было надменносерьезное лицо. Он с почтительной улыбкой поздоровался и
сказал, отчетливо произнося слова:
развернутой на скатерти длинноволосым.
в расставленной на доске позиции. Вика почувствовала себя на положении
глухой на симфоническом концерте, которая только и видит, что движение
смычков, раздвижных труб и взлетающих медных тарелок.
я тебя ни за что бы не узнал. Ишь, как вымахал!
высоко. А маму вы видели.
штуковине ни в науке, ни у нас в милиции не могут.
"одержимых". Сосед-турист посмотрел на нее, стремясь встретиться взглядом.
Семенова Мария
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей