Чтение 2–й страницы книги ~Штурмфогель~

вычурнее. В сущности, стена была изнанкой нижнего мира, но следовала ему не
так, скажем, как план следует местности или фотография - лицу, а скорее как
описание пейзажа, набранное текстом Брейля, следует самому пейзажу. То есть
нужно знать шрифт, нужно знать язык, нужно обладать воображением и
фантазией, чтобы из слов составить картинку...

Штурмфогель уже и сам ориентировался в изнанке достаточно уверенно. А
сейчас их вел гауптман, для которого такие полеты были примерно тоже, что
прогулки в собственном садике.

Вот произошла еще одна перемена. Стена, только что бывшая вертикальной,
мягко наклонилась и оказалась под крылом. Дымка закрывала страшно далекий
горизонт; туман, розоватый и зеленоватый, заполнял особенно глубокие ямы и
ложбины.

Почти неуловимая медленная пульсация где-то там, в толще скал. Даже
непонятно, что изменяется: свет, цвет, объем, формы...

Вниз. Вниз. И вот оно - чудо. Цветные пятна, оспины, выступы, впадины,
царапины, тени - все это вдруг сливается, становится как бы призрачным
рисунком на стекле, а сквозь стекло и сквозь рисунок возникает... что же это
такое? Полузнакомое... Башня? Ха, да это же такой резной стакан для
карандашей, а стоит он на столе у начальника школы! Вот теперь виден и весь
стол, и чей-то локоть, дальше часы на массивном браслете, кисть с толстыми
пальцами...

Пульсация ослабевает.

Вираж. Нам в другую сторону.

Штурмфогель ожидал увидеть погон, но нет - исполинское плечо гладкое:
пиджак. Вверх, мимо мясистого уха и дальше, над ровной порослью волос.
Голова похожа на малую планету. Высокий устойчивый смерч стоит над ее
полюсом...

А сквозь кору планеты неясно проступают цифры! Их много. Их не
рассмотреть снаружи - но это не требуется.

Стая описывает несколько кругов вокруг макушки и восходящего от нее
темного жгута. Слишком уж он черен и расчерчен молниями...

Гауптман дает знак. Стая выстраивается в цепочку и по спирали начинает
снижение туда, к основанию смерча.

Рев ветра. Воздух словно насыщается сталью. Крылья вздрагивают.

Не трепещи, Штурмфогель! Можно ли бояться бурь птице с такой фамилией?

Строй рвется, собирается вновь - и вновь рвется. Штурмфогель старается
держаться за гауптманом. Тому тяжелее - аист хрупок. Мимо проносится сокол,
сложив крылья. Близкая молния ослепляет. Штурмфогель уже один и скользит,
подчиняясь урагану. Все силы уходят на то, чтобы держать крылья. Держать
крылья. Держать!.. Но круче и круче нитки спирали - и вот его самого словно
скручивают в тугой жгут...

Боль в мышцах нестерпимая.

А потом все кончается. Штиль. Тишина - после рева бури особенно
оглушительная. Звенящая. Полумрак. Свет идет откуда-то снизу.

Свет серовато-розовый.

Гауптман собирает стаю. Все целы - как ни странно. У кого-то не хватает
маховых перьев, но это мелочь. Ворон крутит головой, разевает клюв. Глаза у
него обалдевшие.

Вон они, искомые цифры. Светятся зеленовато, как будто написанные
фосфорической краской. Триста сорок один... двести шесть... девятьсот
девяносто один... триста восемьдесят семь... семьсот двенадцать... сто
тридцать... двадцать два. Все. Запомнил.

Аист взмахивает крыльями и начинает набирать высоту. Выход наружу через
лобную чакру, это проще всего. Правда, там тоже вихрь, поток рвется
наружу... ну да нам не привыкать. На то мы и птицы, сильные птицы!

Вихрь обрушился раньше, чем ждали. Протянувшийся поперек пути,
горизонтальный, подминающий под себя, как паровой каток. Что решит гауптман?
Вверх или вниз? Вверху до немыслимой высоты - светящиеся ледяные перья и
веер молний. Ворон не сможет подняться, да и сокол...

Вниз, к земле! То есть не к земле, конечно, но все равно вниз. Сквозь
облака, сквозь туман, мимо каких-то летающих островов; корни свисают, как
щупальца медуз.

Вот и поверхность. Ниже уже нельзя. Свет проникает откуда-то сбоку и
стелется над самой "землей". Все поросло чем-то волнующимся и
искристо-белым. Ковыль, плесень, мох?..

Извилистый каньон. Туда! Темный, узкий, почти бездонный. Здесь вихрь
слаб, здесь можно лететь; главное - вовремя поворачивать. Как лыжники на
крутом извилистом спуске... Изредка Штурмфогель взмывал чуть выше, чтобы
схватить картинку пейзажа, и торопливо нырял обратно. Ветер бил сзади и
казался обжигающим.

В очередной подъем-разведку Штурмфогель увидел вдали две округлых горы,
пока еще далекие. Это были глаза. Там, между ними и выше, должен будет
открыться выход, такой же бурный и трудный, как вход. Ну и что? Прокрутит и
выбросит...

Если бы Штурмфогель задержался наверху еще секунду-две, его, может
быть, и миновала бы общая участь. Но он спикировал в темноту, пристраиваясь
вслед за орланом...

Все произошло очень быстро. Примерно так разбиваются птицы о стекло
маяка. Только что был гордый силуэт с раскинутыми крыльями - и вот уже ком
перьев и обломков легких косточек и брызги. Первым разбился гауптман,
разлетающиеся белые перья похожи на вспышку взрыва. Следом - другие...
Штурмфогель видел все, но сделать ничего не мог: хоть время и текло
медленно, но тело оцепенело и лишь ждало удара. Изломанные птицы висели на
невидимой преграде, и вот он сам поравнялся с нею...

Удар был страшный. Не по голове - по крыльям. Это была сеть. От резкого
торможения кровь бросилась в глаза. Боль сковала. Сознание билось и
металось.

Потом он сильно нагнул голову и вцепился клювом в веревку, из которой
была сплетена сеть. Клюв тут же завяз в липких волокнах.

Аист висел неподвижно. Кажется, у него была сломана шея. Ворон бился,
пытаясь освободиться; кажется, он запутался меньше всех, во всяком случае,
крылья его были свободны. Орлан клювом пытался прорвать сеть. Остальные
шевелились слабо и нерасчетливо...

А потом сеть задергалась и закачалась. И Штурмфогель внезапно понял,
что это за сеть.

Пауки приближались снизу, из мрака. Даже не пауки, а что-то вроде
огромных мохнатых крабов. Их было трое. Клешни-ножницы покачивались перед
влажными провалами ртов, обрамленных тонкими короткими щупальцами. Один из
них неуловимо быстрым движением отрезал аисту клюв и принялся опутывать тело
паутиной. Потом откуда-то из-под брюшка высунулось, подрагивая, жало. Паук
пристроился над жертвой и всадил в нее жало, сладострастно двигая толстым
брюшком...

Двое других занялись диким гусем. В отличие от аиста, который был мертв
или оглушен, гусь пытался отбиваться. Ему тоже отхватили клюв (вместе с
половиной головы), выстригли из сети, опутали паутиной и подвесили, как в
мешке. Потом тем же непристойным манером один из пауков стал накачивать в
него яд. Штурмфогель видел, как чудовищно напряглось спеленатое тело гуся,
как вылезли из орбит глаза... Потом вытянутая шея надломилась и упала.
Наверное, гусь наконец умер.

Фриц, вдруг вспомнил Штурмфогель. Это Фриц Мейссель...

Пауки, освободившись, направились к нему. Он ударил крыльями, пытаясь
вырваться. Правое освободилось, но левое висело бессильно. Уже привычным
движением один из пауков сломал Штурмфогелю клюв, а второй, ухватив его за
ногу, выстриг запутавшееся тело из паутины. Штурмфогель замороженно ждал,
что его сейчас спеленают и убьют, но пауки почему-то медлили. Сеть вновь
закачалась, и появился еще один паук, гораздо больший по размеру. Грубая
шерсть на его теле была спутанная и седая. Ухватив Штурмфогеля клешнями за
крылья, он поднял его перед собой - над собой. Капли крови с искалеченного
клюва часто-часто падали на страшную и странную, поросшую редким белым
волосом морду паука. Рот и щупальца алчно шевелились, а шесть красных глазок
смотрели пристально и почти печально. В них не было насекомой тусклости и
тупости. Потом Штурмфогель услышал хруст справа и тут же слева. Страшные
клешни перекусили его крылья.

Он упал на паука, оттолкнулся лапами, скользнул по мохнатой спине и
рухнул куда-то вниз, на камни, в колючие кусты, В холодный поток...

Его вынес ворон. Бруно Барт. Лишь через несколько дней Штурмфогель
пришел в сознание и узнал, что из всей стаи уцелели только они двое и что
фюрер не приедет, разочарованный таким жалким результатом предварительных
испытаний.

Бруно как-то зашел к нему в изолятор. Губы его были белее, чем обычно.
Он сказал: только что СД забрало гауптмана Гюртнера и троих ребят - прямо с
коек - и куда-то увезло, а сам он завтра... в общем, он полетит снова.
Штурмфогель пожелал ему удачи.

Потом он лежал и ждал, когда придут за ним. Но никто не пришел. Ни в
тот день, ни после.

Бруно вновь стал летать. Вскоре он уже водил стаю. Штурмфогель же,
когда вроде бы восстановился и физически, и психологически, взлететь не
сумел. Он легко и непринужденно прыгал вверх и вниз, но медный диск больше
не становился для него туннелем...

Осенью его исключили из школы. Неделю он провел дома, с родителями,
потом устроился почтальоном. В ноябре сам себе принес конверт с красивым
бланком, где посредством не очень ровного ремингтонного текста его
приглашали на собеседование в Берлин, на Вейлхенштрассе, семь. Письмо было
подписано неким Рудольфом фон Зеботтендорфом...

Москва, 21 апреля 1941. Около 4 часов утра

Громко позвонили, а потом стали стучать кулаками: "Откройте! Тут
управдом! От вас течет вниз!"

Жилец лениво заглянул в ванную комнату. Да, вода действительно