фиолетовые платья и не надевала никаких украшений, кроме узенького перстня.
Который носила на среднем пальце. Моя старшая сестра Ута сказала мне
однажды, что на кристаллике, вделанном в этот перстень, записан голос
дедушки, когда тот еще жил, был молод и любил бабушку. Это меня тронуло до
глубины души. Однажды, играя, я незаметно приложил ухо к перстню, но ничего
не услышал и пожаловался бабушке, что Ута сказала неправду. Та, смеясь,
пыталась уверить меня, что Ута говорила правду, а когда увидела, что я все
же не верю, поколебавшись немного, вынула из своего столика маленькую
коробочку, приложила к ней перстень, и в комнате послышался мужской голос. Я
не понял того, что он говорил, но был страшно доволен и очень удивился,
увидев, что бабушка плачет. Подумав немного, я тоже заплакал. Тут вошла мама
и застала нас обоих в горьких елезах.
разработкой проектов и моделей женских платьев. После его смерти она
перестала работать и переехала к своему младшему сыну - моему отцу. От
прежних лет у нее остались кипы папок с рисунками платьев. Я любил их
рассматривать - ереди них попадалось много удивительных, оригинальных
рисунков. Время от времени бабушка придумывала какое-нибудь платье маме, ее
сестрам, а иногда и себе. Это обычно было модное платье, из материала,
менявшего цвет и рисунок в зависимости от температуры воздуха. Я смеялся до
слез, пытаясь угадать, какого цвета будет материя и какой на ней появится
узор, если ее разостлать на солнце.
дня, а иногда и по ночам. Его любимым местом отдыха была веранда, где он
лежал, всматриваясь сквозь цветные стекла в облака. При этом он тихо
улыбался, как будто его радовала изменчивость их очертаний. Когда я играл
около дома, он иногда подходил ко мне, рассматривал с высоты своего роста
мои постройки из песка и потом молча удалялся. За столом он всегда был
немного рассеян, поэтому маме и бабушке часто надо было повторять слова, с
которыми они обращались к отцу; когда же собиралось более многочисленное
общество, например когда к нам приезжали его братья, он предпочитал не
говорить, а слушать других. Только однажды он удивил и даже напугал меня. Не
помню точно, при каких обстоятельствах я увидел по телевизору, как папа
оперирует больного. Меня немедленно удалили из комнаты, но у меня в памяти
запечатлелся какой-то страшный пульсирующий, кровавый предмет и над ним лицо
отца с мучительно напряженным взглядом.. Эту сцену я потом часто видел во
сне и боялся ее.
это называлось "заседанием семейного совета" - и сидели до поздней ночи в
столовой под большим лилиодендроном, осенявшим их своими широкими листьями.
Я никогда не забуду своего первого выступления на этом совете. Однажды,
проснувшись среди ночи, я со страху начал плакать. Никто не приходил, и я в
отчаянии бросился бежать по темному коридору в столовую. Мамы в комнате не
было; мне захотелось влезть на колени к дяде Нариану, который сидел ближе
всех. Но, когда протянутые мной руки, как через воздух, прошли сквозь фигуру
дяди, я в ужасе, с отчаянным криком бросился к отцу. Подхватив на руки, он
долго успокаивал меня:
нет: он у себя дома, в Австралии, а к нам пришел лишь с телевизитом. Ты ведь
знаешь, что (такое телевизор? Вот он, на столике. Когда я его выключу, то
дяди не будет видно. Вот - трак! - видишь?
явления, у него пропадет страх. Однако должен признаться, что до четырех лет
я не мог освоиться с телевизитами дядей, из которых Нариан жил в Австралии,
близ Канберры, Амиэль - за Уралом, а третий, Орхильд, - иногда в Трансваале,
а иногда - на южном склоне лунного кратера Эратосфен. Он был инженером и
выполнял какие-то крупные работы в межпланетном пространстве. Четвертый,
старший из братьев, Мерлин, жил на Шпицбергене, всего в тысяче трехстах
километрах от нас, и еженедельно по субботам являлся к нам собственной
персоной.
дедом и переходившем от одного поколения нашей семьи к другому. Моя бабушка
при всем богатстве ее ума и сердца отличалась исключительной рассеянностью,
что причиняло ей немало огорчений. Дедушка - не знаю, хотел ли он утешить
бабушку или сам действительно верил в то, что говорил, - утверждал, что
рассеянными бывают только талантливые художники. Исходя из этой теории,
бабушка с дедушкой ждали, что у кого-нибудь из их детей обязательно
проявятся выдающиеся способности художника, а когда эта надежда не сбылась,
дедушка внес в свою теорию поправку: способности передаются через поколение,
великими художниками будут не дети, а внуки.
питал особое пристрастие к технике. У нас на крыше и до сих пор сохранилась
сконструированная им "воздушная кровать" - система вентиляторов,
выбрасывающих вверх такую сильную воздушную струю, что она свободно могла
держать на весу тело человека. Свои изобретения брат испытывал на мне,
впрочем без большого желания с моей стороны: висеть в объятиях воздушной
струи, имевшей силу урагана, было нелегко и не позволяло не только отдыхать,
но и просто дышать. Было ясно, что мой брат станет изобретателем.
Разочарованная бабушка решила, что художником - теперь уж наверное - будет
самый младший из внуков, то есть я. Поэтому, хотя я и доставлял родителям
немало забот, мне сходили, с рук многие проделки, за которые другой получил
бы подзатыльник.
события не помню, но слышал рассказы о нем неоднократно. Ошеломленный
огромным количеством сокровищ, которые могли быть моими, я бегал по
зеркальному залу, хватал все, что попадалось под руку - модели ракет,
воздушные шары, радиоволчки, куклы, - и не только не мог расстаться ни с
одной из этих прекрасных игрушек, но набирал все новые. Наконец я с криком и
гневными слезами упал под бременем своего богатства. Бабушка начала что-то
говорить об импульсивном темпераменте артистов и художников, но точка зрения
отца была более прозаичной:
конквистадором.
меня. Я еще только начинал читать по слогам, когда обе мои сестры окончили
курс метеотехники. Старшая, Ута, как-то рассказала мне о чудесных
возможностях ее профессии: когда она дежурила на местной климатической
станции, от нее зависела хорошая погода.
ее.
зависит не только погода, но и вообще существование мира. Будучи уверен,
что, если бы не Ута, с миром произошло бы нечто ужасное, я преисполнился
уважением к сестре. Но вскоре она подарила мне прибор "Молодой метеотехник",
при помощи которого я мог управлять движениями небольшой тучки. Тут во мне
проснулись смутные подозрения. Я хитро выспросил, зависит ли от сестры еще
что-нибудь, кроме движения туч и ветра. Не догадываясь, о чем идет речь, она
сказала, что не зависит, и потеряла в моих глазах авторитет могущества.
Не знаю, как вам, женщинам, - великодушно добавил я, - но нам, мужчинам, как
раз нужны бури, ураганы, вихри, а не какой-то искусственный сладенький
климат.
пренебрежительно. А мне было шесть лет, и я горел неугасимой жаждой
приключений. В Меорию, во дворец детей, меня, как слишком маленького, еще не
пускали одного, хотя от нас до города было недалеко, а давали в провожатые
старшего брата. Он с презрением относился к инсценировкам сказок и, когда на
сцене происходили неслыханные чудеса, насмешливо подсказывал мне шепотом на
ухо, как развернутся дальнейшие события. Меня это очень огорчало.
магазина. Особенно сильно меня привлекали склады игрушек и кондитерские. Я
спрашивал маму, могла бы она взять себе все торты и все чудесные вещи,
выставленные в витринах.
вообще все. У меня будет целая ванна крема!"
этот процесс. Поэтому, когда ничего особенного не предстояло, я с
удовольствием уходил пораньше спать.
постель? - спрашивала мать.
быстрей, чем наяву.
у нас обсуждался вопрос о том, как отметить приближавшийся день рождения
отца.
отцу королевский дворец, Надо мной посмеялись, и тогда я решил выполнить
этот план своими силами. Мама попыталась втолковать мне, что отцу дворец не
нужен.
наверное, обрадуется, когда у него будет дворец.
большим. Давным-давно, в древности, существовал обычай дарить друг другу
различные вещи, но теперь их дарят только детям, так как каждый взрослый