Чтение 2–й страницы книги ~Иножитель~

Мы оделись и вышли на Арбатскую площадь. Заранее предвидя интерес
гостя к старым московским домикам, я предложил Жюлю наши бульвары и
старинные переулки.

- О нет, нет! - неожиданно возразил наш гость. - Покажите лучше мне
ту вашу улицу, которая называется "Сделанная телега", "Сверкающая
колесница", "Новая арба" и которая к тому же проламывает путь из прошлого
в будущее.

Я не сразу понял его, но наконец догадался, что французу нужен Новый
Арбат - проспект Калинина с его огромными домами-книгами, как назвал их
Жюль, "со строчками окон, по которым можно читать о будущем".

Говоря мне все это, он заразительно рассмеялся, обнажив при этом
белые зубы под черными усиками.

- Это восхитительно! - энергично жестикулировал он руками. -
Смотрите! Прошлое и будущее существуют у вас совсем рядом. Эти
дома-громады вытесняют старые каменные мешки своими многоэтажными плечами,
а бывшие великаны упираются, не хотят уходить в забвение. Эта улица должна
особенно привлекать вас, мсье Алекс.

- Почему? - удивился я.

- О-о! - погрозил он мне пальцем. - Вы совсем не зря обратились к
истории. Вы хотите, чтобы ваша фантазия работала и на будущее и на
прошлое. И, знаете, это очень правильно, мой друг! Что такое история? Это
фантазия, обращенная назад! Каждый видит ее по-своему, поскольку "машины
времени" для путешестия в прошлое нет, иначе я был бы Сирано де
Бержераком, посетившим вас.

- Вы правы, Жюль. Ведь прошлое дает нам пищу для фантазии не меньшую,
чем будущее. Роль же "машины времени" играет воображение. Кстати, вы
знакомы с каратэ?

- О-о! Еще бы, иначе я не был бы чемпионом Франции по фехтованию.

- На саблях?

- Нет, что вы! Конечно, на шпагах!

- А не потому ли Сирано де Бержерак так искусно владел шпагой, что
знал, как и вы, приемы, которые сходны с каратэ?

- Браво! Может быть, может быть! На все надо смотреть с высоты. И
потому вам придется провести меня сейчас через вашу Сену по мосту.

- Через Москву-реку.

- О да, конечно! У вас Москва-река! А Сена - это "Париж-река"! - И он
засмеялся. - О-о! Я узнаю этот отель! "Украина"! Я в нем остановился. Моя
жена так велела. Она тоже здесь останавливалась. Может быть, вы с ней
здесь виделись?

- Уверяю вас, мсье Жюль. Имена моей героини и вашей супруги чистое
совпадение.

- Ну может быть, может быть. Она отдает свой голос коммунистам, а я -
социалистам. Мы часто из-за этого ссоримся.

- Ссоритесь?

- О да, конечно! Настоящее семейное счастье - это 80 процентов
терпения, 10 процентов ссор и 10 процентов безоблачного счастья! А совсем
без облаков не может быть дождя, а только засуха. Тоже плохо. Не правда
ли? Я вас весьма замучаю прогулкой на ту самую горку, откуда Москва видна,
как открыт Париж с Эйфелевой башни.

- Вы имеете в виду площадку на Ленинских горах напротив нового
университета?

- О да, конечно! И вы совсем не пожалеете, показав мне такую
прекрасную панораму. В оплату вашей любезности я расскажу вам кое-что о
себе, вернее о Сирано де Бержераке, поскольку у меня тоже есть фантазия,
позволяющая путешествовать в прошлое... и обратно, - загадочно добавил он.

- И он так близок вам, Сирано де Бержерак?

- Конечно! Я даже влюблен в свою русскую княжну именно так, как мог
влюбиться только Сирано де Бержерак. "Когда ты входишь, солнце меркнет!.."
- продекламировал он.

- Вы имеете в виду ростановского Сиранео, стихи Ростана?

- О нет! Совсем нет! Я имею в виду самого Сирано де Бержерака, "стихи
влюбленного поэта". Если вы будете рассказывать о нем, то должны передать
его страстное желание любить.

- И он любил?

- О да, конечно! Иначе не могло быть! Я, как никакой другой, очень
хорошо его понимаю. Больше, чем знаю.

- Это любопытно. Больше понимать, чем знать?

- Конечно, я ведь могу признаться, куда он исчезал один или два раза
из парижского общества.

- Один или два раза? Из-за болезни или ран?

- Может быть, может быть. Но он каждый раз возвращался другим, совсем
другим. Вот это надо понять! О нем пишут столько нагромождений, столько
противоречностей... Я, кажется, не так сказал?

- Противоречий?

- О да, конечно! Противоречий! Так правильно. Один биограф
утверждает, что он был кутила и дамник, то есть бабник, простите, я так
говорю? Другой, а это его друг детства Никола Лебре, вспоминает, что
Сирано вино сравнивал с мышьяком, которым люди отравляют себя, и чуждался
женщин из-за своей внешности.

- Но все-таки, может быть, Ростан был прав, угадав в нем натуру
страстную и бескорыстную.

- О да, может быть, может быть, если учесть и другие стороны его
характера, желание служить добру и людям, а не только утоление своих
желаний. Вам надо искать понимание его жизни в нем самом, в том, что он
оставил после себя людям. О, эти загадочные трактаты или сонет "Философу
Солнца" с последней строчкой "Мне - ничего, а все, что есть, - другим!".
Мы с вами, русский и француз, в равном положении. Его сочинения нужно
одинаково переводить со старофранцузского языка. А это у нас, увы, не
сделано полностью. В особенности в отношении стихов, а вам нельзя обойтись
без них! Они его суть. Как вы поступите, мсье Алекс?

- Очевидно, так же, как ваш Ростан. Мне придется мысленно воплотиться
в своего героя и говорить за него.

- О, это будет трудно - спорить с самим Ростаном!

- Нет, почему же спорить? Идти его путем. Конечно, не подражая, но с
той же свободой творчества. К тому же, я располагаю собственноручно
написанными стихами Сирано под его портретом.

- О-о! Это прекрасно! Я сам буду потом переводить угаданные вами
стихи Сирано на современный французский язык.

- Конечно, Сирано - это его стихи, но есть еще его загадочные знания,
о которых говорится в статье Эме Мишеля в журнале "Сьянс э ви"*.

_______________

* "Наука и жизнь".

- Я знаю эту статью, читал с улыбкой.

- Почему с улыбкой?

- Потому что могу объяснить, откуда Сирано все это узнал.

Жюль с загадочным видом смотрел на огни, рассыпанные на другой
стороне излучины реки.

Они казались волшебным отражением звездного небосвода в исполинском,
лежащем у нас под ногами зеркале.

- И вы можете объяснить мне? - почему-то шепотом спросил я и стал
перечислять: - Как Сирано мог знать 350 лет назад многоступенчатые ракеты
для межпланетных путешествий, явление невесомости, парашютирующий спуск,
электрические лампы, радиоприемники, телевидение, звукозапись, но не с
помощью наших кассет с магнитными лентами, а в виде сережек, начинающих
нашептывать нужную главу по мысленному приказу.

- О-о! Теперь это говорят "от биотоков мозга". Но если вспомнить о
биотоках и биологии, то Сирано говорил еще и о клеточном строении нашего
организма, даже о микробах.

- Которые, представьте, были открыты лишь двести лет спустя!

- О, конечно, конечно! Но не только о микробах, мсье Алекс, но и об
антителах в нашей крови, как мы ныне знаем, которые борются с враждебными
бактериями, как он утверждал, правда, образами, доступными пониманию в
XVII веке.

- Да, да, все это сообщено в "Сьянс э ви", но не имеет объяснений.

- Я объясню, я открою вам эту тайну. Огни вечерней Москвы располагают
меня к этому. Я хочу, чтобы они горели так каждый вечер и не тушились из
предосторожности или по какой-нибудь еще причине. Так пожелал бы и Сирано
де Бержерак, уверяю вас.

И наш французский гость стал рассказывать мне в этот вечерний час
столь необычные вещи, что я слушал его затаив дыхание, не веря ушам, с
замиранием сердца.

Передо мной как бы стоял живой Сирано де Бержерак, повествующий о
том, чего никто не мог знать, кроме него.

И я как бы услышал из первых уст разгадку тайн удивительного
человека, живого, яркого, страстного, мудрого, ищущего блага для людей,
пережившего страстные взлеты и горькие разочарования, оставив после себя
память в веках.

Некоторое время мы оба молчали, задумчиво глядя на россыпь московских
огней, потом Жюль заговорил снова:

- А его огромный нос! Легенда о нем бесспорна, но в портретах,
нарисованных художниками с натуры, легенда эта не подтверждается. И уверяю
вас: никакой такой переносицы, которая, по их мнению, у Сирано де
Бержерака якобы была выше бровей, нет, как нет и шрама на ее месте.

- Вероятно, портреты писались уже после его ранения?

- О да, конечно! Чтобы в те времена художники взялись писать портрет,
нужно было иметь много денег и некоторые известия...

- Некоторую известность?

- О да, конечно! Хотя бы стать если не графом, то писателем или
математиком, как Пьер Ферма, или философом, как Декарт.