месте бывшей звезды -- будто головешки от догоревшего костра. Тяготение
сдавило, смяло, стиснуло звезду в плотный комок материи. И даже свет, не
способный и мгновения устоять на месте, оказался пойманным в ловушку.
Тяжесть. Все кончилось для звезды, осталась только вечная неустранимая
тяжесть. Черными дырами назвали астрофизики эти звездные останки. Но
Саморуков не любил это название, носившее отпечаток обреченности, и
предпочитал говорить по старинке: мы ищем коллапсары. Шеф искал коллапсары
пятый год, сам разработал методику и был уверен в успехе. Он искал
коллапсары в двойных звездных системах, где только одна звезда успела
погибнуть, а вторая живет и может помочь в поисках. Так вот живут супруги
много лет душа в душу, смерть забирает одного из них, но другой еще живет, и
в сердце его жива память о спутнике жизни...
где же вторая звезда? Она не видна. "Это коллапсар", -- утверждает
Саморуков. Сегодня ночью он хочет это доказать. А я буду глядеть в
трубу-искатель, держать голубую искорку в перекрестии прицела, чтобы она не
вышла за пределы поля. Этому я научился за три недели. Мне даже нравилось:
тишина, едва слышный гул часового механизма, огни в поселке погашены, чтобы
не мешать наблюдениям, на предрассветном небе блекнут звезды...
слове. Сразу представляется: огромное небо, огромные звезды и на востоке,
над горизонтом, громадная луна. И сознаешь собственную незначительность
перед всем этим, и кажется, что вот-вот оборвется трос, поддерживающий на
весу черный цирковой купол с блестками, и небо обрушится. Это чувство
возникло в первую ночь и осталось -- каждый раз я встречаюсь с небом будто
впервые.
2
женское любопытство -- вот как ты изменился за пять лет.
занимался электроникой. Да, конечно, здесь тоже много приборов. Саморуков
переманил? Он умеет. Сильная личность. Работа нравится? А я с мужем
развелась. Здесь вот почти год.
Наверно, трудно ей. Одна с дочкой -- здесь все же не город. Стоп, значит,
Лариса свободна?!"
есть микрофотометр, который непременно должен работать, чтобы утром можно
было обрабатывать свеженькую спектрограмму.
3
филина, ночной птипы, и, устав поутру, закрывал свой единственный глаз и
мирно дремал, греясь под солнцем. Он не любил, когда его тревожили днем: он
тогда артачился, делал вид, что у него течет масло в подшипниках,
перегреваются моторы, шумел сильнее обычного и успокаивался, когда ребята из
лаборатории техобеспечения закрывали купол, и в башню опять спускалась
темнота.
и он радостно светился, будто огромная елочная игрушка. Он поворачивался на
оси, пытаясь выглянуть наружу, искал свою звезду и долго любовался ею,
широко раскрыв глаз. Звезда завораживала его, он мог смотреть на нее часами
и не уставал.
программным устройством с большой оперативной памятью, и знал многие звезды
по именам. Он сам отыскал для меня звезду Саморукова, яркий голубой
субгигант, Дзету Кассиопеи. Для этого ему пришлось поднять трубу чуть ли не
к зениту.
запрокинута, шея ноет. Вовсе не было необходимости следить за объектом в
искатель. Никто из операторов и не следил. Но сегодня я один -- Валера
сказал, что придет позже, -- и я сидел, задрав голову, приложив глаз к
стеклу окуляра.
вот увидел опять. Увидел, как медленно разбухает звезда, превращаясь в
голубой диск. Ей стало тесно в темном озерце окуляра, и она выплеснулась
наружу, лучи ее стекали по моим ресницам и застывали, не успевая упасть в
подставленные ладони.
системе. Она висела неподалеку от диска звезды -- тусклый розовый серп,
маленький ковшик, пересеченный неровными полосами.
суп. Розовые полосы оказались просветом в тучах, но и поверхность планеты
вся кипела, мне даже показалось, что я вижу взрывы. И еще мне показалось,
что протянулся от планеты к звезде светлый серпик. Изогнутый,
серо-оранжевый, где-то на полпути к звезде он совсем истончился, и я потерял
его из виду. Потом, впитав в себя горячую звездную материю, он появился
вновь -- и был уже не серым, а ярко-белым. Серпик упирался в голубой океан
звезды -- это был уже не серпик, а яростный протуберанец, каких никогда не
было и не будет у нашего спокойного Солнца.
звездной системе ничего похожего на коллапсар -- надо сказать об этом шефу.
Да нет, что я скажу: "Михаил Викторович, сегодня мне привиделась Дзета
Кассиопеи..."? Я же не сплю, черт возьми! Вот теплое стекло окуляра, а вот
холодная труба искателя. Под куполом сумрачно, лампа у пульта выхватывает из
темноты лишь стул и полуоткрытую дверь -- выход на внешнюю круговую
площадку.
пластинкой выпала из зажимов, и я взял ее в руки. У меня в ладонях -- спектр
звезды Дзеты Кассиопеи!
духи подземелья, пробирающиеся к звездному свету. Я положил кассету в пакет,
втиснул новую в тугие, упирающиеся зажимы, включил отсчет. Люлька медленно
пошла вниз,, и я спрыгнул, когда она коснулась пористого пола. Валера с Юрой
стояли у пульта -- два привидения в желтом неверном свете.
уметь все. Вот и приходится...
казалось, что чай пахнет темнотой. Понятия не имею, как пахнет темнота, но
только в желтом полумраке, только под звездной прорезью купола я пил такой
обжигающе вкусный час.
детстве глядел на Сатурн.
Кассиопеи.
в улыбке.
Погляди на Валеру -- разве он похож на человека, который видел у других
звезд планеты?
куполом, как набат, он нарушал тишину ночи и неба, и Валера воспротивился
кощунству.
Лукич...
языцех. Он защитил кандидатскую лет пятнадцать назад, и этот труд настолько
подорвал его силы, что с тех пор Абалакин не опубликовал ни одной работы.
Сотрудники его печатались неоднократно и в примечаниях благодарили шефа за
"стимулирующие обсуждения". Юра рассказывал, что на последней конференции по
нестационарным объектам Абалакин решился выступить с десятиминутной речью о
квазарах. Говорил он невнятно, крошил мел и испуганно смотрел в зал. Его
спросили: может ли ваша модель объяснить переменность блеска квазаров?
Абалакин пожал плечами и пробормотал:
духом без пауз между словами: "наверно-по-видимому-возможно-маловероятно".
астрофизику Абалакин знал, конечно, как свои пять пальцев. Он был умный
человек, этот Абалакин, но оказался не на своем месте. Ему бы преподавать в
университете. Учить других -- вот его призвание; Саморуков ведь тоже работал
у Абалакина, пока не получил собственную группу.
люльку за кассетой. Я расписался в журнале наблюдений и пошел спать.
гранат. Я посмотрел в зенит, но не нашел созвездий -- мое знание астрономии
еще не возвысилось до такой премудрости. Нечего было и пытаться отыскать
Дзету Кассиопеи. Но глаза сами сделали это. Взгляд будто зацепился за что-то
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур
Корнев Павел
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Афанасьев Роман