ботаника. Я считал, что эти науки могут пригодиться в предстоящих
путешествиях и что довольно приятно будет сделать какое-нибудь открытие в
виде редкого растения, произрастающего в тропических дебрях, куда
проникнуть я дал себе слово.
С Робертом я строил самые необыкновенные планы, и отец его, видный
негоциант, обещал отправить нас в путешествие по Средиземному морю, лишь
только мы станем постарше.
Шестнадцатилетним юношей я окончил младшее отделение колледжа с
похвальным отзывом и дипломом, где подписи ректора и профессоров под пышным
королевским гербом удостоверяли, что я имею достаточные познания по истории
королевства, географии, элементарной химии, биологии, ботанике и прочим
наукам. Огромная печать с изображением золотого льва придавала необходимую
солидность моему диплому, и я бесконечное число раз любовался этим
историческим для меня документом, читая латинскую надпись вокруг львиной
головы на печати:
"Нептун да защитит моряка" - античное заклинание, сохранившееся в силу
наших традиций в гербе Дижана со времен Цезаря.
На пути в Эшуорф я заехал на несколько дней к Роберту, с которым мы
сговорились через месяц отправиться в путешествие, так давно обещанное нам
его отцом. Мы намеревались посетить Ривьеру и пожить в Швейцарии. Я
надеялся, что отец мой даст мне необходимые для этого средства.
Сияя от счастья, возвращался я в Эшуорф. Шутка ли, окончить младшее
отделение Дижана! На пристани я приказал отправить мои вещи домой, а сам
начал пешком подниматься по Кинг-стрит. Мне хотелось посмотреть родной
город. Ведь я целый год здесь не был.
Дома меня встретила Оливия.
- Здравствуй, Сэм, - сказала она просто, на правах старой воспитательницы.
- Мистер Пингль получил твою телеграмму, приготовился встретить, но
сегодня рано утром лорд вызвал его в замок...
- Что случилось?
- Не знаю. Дядя Реджи тоже ушел, чтобы узнать новости от Бриджа.
- Значит, что-то случилось, - сказал я, входя в приготовленную для меня
комнату. - Новости могут касаться лорда Паклингтона, так, что ли? -
спросил я Оливию помогавшую мне снять дорожный плащ.
- Как будто так, - ответила она. - Да ты сможешь сам все узнать. Мистер
Пингль просил тебя позвонить ему. Телефон-автомат напротив, на углу.
Мистер Пингль будет очень рад услышать твой голос. А я пока -приготовлю
завтрак и кофе.
Несколько раз я пытался связаться с Олдмаунтом по телефону, но тщетно: из
замка не отвечали. Наконец телефонистка сказала:
- Аппарат испорчен, не работает.
Я решил отправиться в замок, повидать отца. Какое-то смутное беспокойство
начало тревожить меня. Стоянка такси была на Кинг-стрит. Но я пошел
кратчайшей дорогой, и теперь пыльные улицы Эшуорфа нагоняли на меня
странную грусть. Что случилось в Олдмаунте? Почему-то я был уверен, что с
отцом стряслась беда. Через кривой переулок я вышел на Джинджер-стрит, где
друг против друга расположились трактир "Нептун" и харчевня "Королевский
тигр" - два заведения, одинаково знаменитые в летописях Эшуорфа. На минуту
я остановился под окном "Королевского тигра". Там раздавались голоса
спорщиков. Из форточки вырывались клубы дыма, как на пожаре. Это означало,
что дядюшка Реджи здесь и курит трубку. Я вошел. В харчевне никто не
обратил на меня внимания. Все были заняты дядюшкой, который дымил, как
вулкан, и ораторствовал в необычайном азарте.
- Это нам даром не пройдет. Когда-нибудь вы вспомните старого Реджи и
убедитесь, что он был прав. Слишком много театров. В Африке дерутся, в
Китае дерутся.
Из речи дядюшки можно было понять, что спорят о театрах военных действий.
- Если мы не хотим, чтобы драка началась в Эшуорфском заливе, то нашему
премьеру следует переменить зонтик... Теперешний зонтик, с которым он
отправляется в дипломатические путешествия, не производит впечатления за
границей.
Косоглазый Том Бридж, разливавший, за стойкой виски по стаканчикам,
прервал дядюшку:
- Отлично сказано. Но вчера два шахтера из Уэсли - как раз на том самом
месте, где вы сидите, дружище, советовали переменить не зонтик, а
премьера...
В зале харчевни раздался хохот завсегдатаев. Я засмеялся тоже. В этот
момент Том Бридж увидал меня.
- Пожалуйте, джентльмен. Оглянись, Реджи. Твой племянник желает тебя
видеть.
Дядюшка повернулся ко мне.
- Сэм!..
Мы крепко пожали друг другу руки. Завсегдатаи харчевни рассматривали меня.
Я слышал, как один из них пробормотал, бесцеремонно кивая на меня:
- Любопытная получится история, если все окажется правдой... Вот бедняга...
Бридж вышел из-за стойки и приблизился ко мне.
- А ты, Сэм, стал таким красавчиком, что просто глазам не верится.
Настоящий барин...
- Но это не мешает мне дружески поздороваться с вами, дорогой Бридж, -
сказал я, протягивая руку хозяину харчевни.
- Хо-хо! - засмеялся хриплым басом Бридж, с размаху хлопая по моей ладони.
- Молодец у тебя племянник, Реджи. Он не забыл, как я однажды вытащил его
из ямы, куда они забрались с сынишкой аптекаря. У, баловники?.. Ну,
садись, рассказывай. Когда прибыл? А, с почтовым пакетботом? Всего час
назад? Пэгги, большую рюмку померанцевой джентльмену!
Дядюшка Реджи взял меня под руку и обратился к Бриджу:
- Не торопись. Том. Дай парню прийти в себя. Кажется, он еще ничего не
знает...
Все смолкли и посмотрели на меня так, что мне стало не по себе.
- Что случилось? - прошептал я, опускаясь на стул и готовясь услышать
что-нибудь ужасное об отце.
Дядюшка сел за столик и махнул рукой, чтобы нас оставили в покое. Служанка
Пэгги, приветливо оскалив желтые зубы, принесла на подносе рюмку настойки.
- Добрый день, Сэм.
- Добрый день, Пэгги.
- Выпей глоток, милый, - произнес дядюшка, прищуриваясь. - Это подкрепляет.
Когда дядюшка прищуривался, это означало, что он хочет сказать нечто
важное.
- Да-говорите же, что случилось? - пробормотал я.
Мы сидели за столиком; Рюмка с темно-оранжевой настойкой стояла рядом с
такой же рюмкой, наполовину отпитой. Это была дядюшкина порция.
Померанцевую он заказывал только в дни великих событий в жизни Пинглей. И
теперь рука дядюшки торжественно взялась за рюмку, но взгляд его выражал
что-то похоронное.
- Мы все любим тебя, Сэм, - заговорил дядюшка. - Весь Эшуорф знает тебя.
Очень часто мы с Томом вспоминали о тебе и говорили: "А ведь хорошо, черт
возьми, что наш малыш Сэм учится в аристократическом колледже". Ну, пусть
лорд Паклингтон чудак. Но он, кажется, не разорится, если поможет сыну
своего письмоводителя.
Это была обычная манера дядюшки в серьезных разговорах начинать с
лирических отсгуплений. Я чокнулся со стариком и отхлебнул из рюмки.
- Ближе к делу, дядя. Что случилось с отцом? Почему вы не встретили меня
на пристани?
- Были причины, малыш, - ответил дядюшка, допивая свою рюмку. - Отец твой
жив и здоров. Он в Олдмаунте.
- Знаю... Но телефон в за.мке не отвечает...
- Хм... Не отвечает? Значит, дело принимает серьезный оборот. Пока я
ничего определенного не могу сказать, но...
Я быстро встал из-за стола. От меня что-то скрывали.
Я должен сам быть в Олдмаунте. Дядюшка вцепился в мою руку.
- Одну минуту!.. Какой ты нетерпеливый!.. Твое присутствие в замке вряд ли
принесет существенную помощь... - Скажете ли вы мне, в чем дело?
- Право, я ничего не знаю. Погоди, вот вернется твой отец...
Но я, не слушая дядюшки, выбежал на улицу. Там за углом стоянка такси.
Через двадцать минут я увижу отца и узнаю, в чем дело.
Вот знакомая мне аптека. Громадные шарообразные бутыли, наполненные
разноцветными жидкостями, яркими радугами сияли на широких окнах под
лучами эшуорфского солнца. Здесь же красовались вороха горчичников,
средств против мозолей и зубной боли, патентованные плевательницы и еще
кучи вещей, назначение которых, может быть, оставалось не совсем ясным
даже для их изобретателей. На крайнем окне по-прежнему, как и в дни моего
детства, под запыленным стеклянным колпаком лежала большая сушеная
ящерица, предмет жгучего любопытства эшуорфских ребят.
Не замедляя шага, я взглянул на ящерицу. У нее старая облупившаяся кожа с
желтыми полосками и один глазок по-прежнему широко раскрыт на мир, будто в
испуге. Смутные воспоминания детства пронеслись в моей голове. Отец
посылал меня сюда за лекарствами, когда болела мама...
Оступился и упал на тротуар я совершенно неожиданно. Вероятно, зацепился
носком ботинка за выступ камня. Во всяком случае, когда я встал и носовым
платком отряхивал пыль с костюма, голова у меня кружилась, правое ухо и
висок горели, и старичок прохожий резонно заметил мне:
- Зайдите к Орфи, молодой человек. Вы изрядно поцарапались.
Старичок был так добр, что даже предупредительно раскрыл передо мною дверь
аптеки.
Я вошел, совершенно оглушенный падением. Мистер Орфи, аптекарь, ровесник
моего отца, стоял за прилавком и, полузакрыв глаза, осторожно чесался