беспокойтесь!
пилотской кабины.
Хотите немного выпить? - Фрисснер похлопал по фляге в матерчатом чехле,
укрепленной на поясе.
на цепочке, и сделал глоток.
хорошего. Впрочем, Юлиус уже давно не ждал от жизни ничего хорошего, с того
самого дня, как его выволокли из кабинета, спихнув на пол стопку старинных
книг и расплескав чай. До сих пор перед глазами у Юлиуса стоял раздавленный
сапогом автоматчика бутерброд, который приготовила ему к чаю Этель... Как
банально: бутерброд, раздавленный сапогом. Тоненький кусочек белого хлеба,
намазанный маргарином и мягким сыром. Нет, наверное, не слишком банально -
цветок, к примеру, был бы куда банальнее.
Но чем эти мысли хуже мыслей о еде, о тепле, о спокойном долгом сне?
закончиться. Как именно, Юлиус еще не решил. Может быть, рывком к проволоке,
расчертившей пространство за территорией лагеря непараллельными линиями. А
может, пощечиной одному из надзирателей, толстому Замману по прозвищу Пузо.
Или венами, расцарапанными бутылочным осколком, невесть как завалявшимся под
нарами...
уж непредсказуемо. И пусть... Юлиус не был героем. Не был даже человеком,
способным на яркие поступки... Уже на втором допросе в гестапо он подписал
все, что ему дали подписать. Потянул за собой троих профессоров, ассистента
Кепке, который рассказал ему как-то анекдот про Геббельса... Так что ни
побег, ни самоубийство - не для Юлиуса. Лучше уж вот так, как об этом
рассказывают лагерники: в одно прекрасное утро тебя уводят, ты садишься в
кресло, ничего не подозревая, и какой-нибудь хорошо позавтракавший шарфюрер1
стреляет тебе в затылок.
унтерфельдфебеля.)
а в аккуратную комнатку с дощатыми стенами, пахнущими смолой. Посередине
стоял столик, перед ним - стул. За столом сидел человек в штатском и курил,
стряхивая пепел в бумажный фунтик.
Йозеф всегда говорил так, приветливо кивая. Коллеги в университете.
Библиотекарь, старик Трауерманн... Этель... "Господин Замке желает кушать?".
"Только когда фрау Замке составит ему компанию"...
свободный стул:
комнате никого нет. Никто не торчит за спиной, готовый тут же врезать между
лопаток, или по почкам, или по голове...
профессор, автор шести монографий. Сын Вильгельма Замке, также антрополога,
археолога, арабиста, профессора, автора... монографий вроде бы побольше.
он никогда бы не подумал, что сможет вот так запросто обратиться к офицеру.
Сейчас его уведут. Или, что еще вероятнее, этот симпатичный капитан вытащит
пистолет и застрелит его прямо здесь, сидящим на стуле.
археологии я имею весьма смутное понятие. Как и об антропологии, не говоря
уж об арабистике, если не считать практикой - я имею в виду арабистику - ряд
визитов в Танжер и Тунис.
комкая фунтик с пеплом. - Я понимаю, что вы здесь не на курорте. Я не
особенно вдавался в быт лагерей, подобных вашему, мало того, я в первый раз
в таком месте... Не скажу, что мне нравятся здешние порядки, но и не берусь
их обсуждать и осуждать Я далек от всего этого. Не буду тянуть: я приехал,
чтобы забрать вас отсюда.
трясутся колени, пощелкивают зубы, точнее, остатки зубов...
темного стекла. - Можете быть свободны!
слышно закрылась дверь.
Фрисснер, обходя стол и садясь на свое место. - Итак, вы свободны. Как
разумный человек, вы, конечно, спросите, что от вас потребуется.
спрошу, где Этель и девочки.
не грозит. Могу добавить, что за них вступился старый друг вашего отца
генерал Бух. В противном случае все могло бы закончиться куда хуже... Вам он
помочь не смог.
их увижу?
ложному навету, то ли вследствие неаккуратной работы следователей. Что там
вам вменяли: контакты с коммунистами? Но вы же не были членом партии, не так
ли?
Тельмана...
Теодора Дуйстерберга. За фюрера тогда проголосовали только одиннадцать
миллионов, но это же не значит, что всех остальных должны немедленно
повесить... Короче, вы теперь свободный человек, господин Замке.
выпустят. Значит, ты кому-то нужен - твой мозг, твои руки... Следователь так
и сказал: "Вы оттуда не выйдете, Замке. Или выйдете очень нескоро, опираясь
на палочку и вспоминая неосторожную молодость".
открыл перед Юлиусом дверцу. Фрисснер сел на переднее сиденье, повернулся,
протянул небольшой термос и сверток в пергаменте.
кофе показался великолепным. "Опель" выехал за территорию лагеря, охранник
проводил его скучающим взглядом.
Фрисснер.
Андреотти, этим вечным спорщиком.
предприятие.
артефакты"?
и не дописал - слишком многое требовало уточнений, было спорным...
отец закончил, когда отдыхал в Лозанне. Я не знаю, по какой причине он не
сообщил вам об этом, но сейчас рукопись находится в Берлине, куда мы и
направляемся.
другая рукопись...
Фрисснер. - Я не специалист, как уже говорил вам, но рукопись видел
собственными глазами. Сто тридцать шесть листов, плюс любопытные примечания
в виде черновиков, которые ваш отец сохранил. Все это сберег некий профессор
Ройдель, его... - капитан замялся. - В общем, рукопись нашли во время
обыска. Хорошо, что она попала в руки специалиста, иначе могла бы попросту