откинул на валик, одна рука на груди, другая лежит вдоль тела, вывернута
ладонью вверх, лицо спокойное и даже какое-то довольное; ну, полное
впечатление, что спит человек и хороший сон видит. А тут еще утро такое,
солнечное, с ветерком, перед окнами лаборатории старые деревья растут,
ветки под ветром колышутся, и по лицу Аркадия все время перебегают
световые блики, и оно кажется живым... Но, конечно, я ни на секунду не
подумал, что Аркадий просто спит, - вот так лежит себе утром в лаборатории
и спит, а кругом суетятся чужие люди, что-то обмеривают, записывают,
фотографируют... Нет, я сразу понял, что случилась беда, страшная какая-то
беда, но только никак не решался осознать, что Аркадий мертв: слишком это
было противоестественно, невероятно, ужасающе нелепо, чтобы Аркадий,
которого я видел часов пятнадцать назад бодрым и здоровым, силач и
весельчак Аркадий умер, не дожив недели до двадцати восьми лет. Я стоял на
пороге, не в силах шагу ступить дальше, и с ужасом смотрел, как худенькая
черноволосая девушка берет безвольную руку Аркадия и, слегка приоткрыв
рот, старательно прижимает один палец за другим к небольшим стеклышкам.
"Снимает отпечатки... Зачем же это?"
найдены - вот, видите? - Он повел рукой к столу, там лежали оранжевые с
голубым оберточки от таблеток.
чем Линьков меня спрашивает.
выбились из сна после долгой серии совершенно бесплодных экспериментов. Но
я довольно быстро бросил это дело, потому что у меня на следующий день
голова словно ватой была набита. А Аркадий с тех пор всегда держал про
запас пачку снотворного. И, кажется, за последнее время опять стал
частенько прибегать к его помощи. Но ведь тем более Аркадий не мог
ошибиться! Между обычной дозой и смертельной - громадная разница!
это ему высказал, - И зачем бы ему вообще принимать снотворное на работе?
Спать лучше дома. У него квартирные условия нормальные? А, ну вот, видите.
наискось уходит куда-то вниз.
коридор. - Того и гляди вы в обморок хлопнетесь.
скапустился.
мертвеца. Но ведь это был не вообще какой-то умерший, а Аркадий Левицкий,
самый близкий мой друг, с которым мы два года жили неразлучно, вместе
работали, вместе ели, вместе отдыхали и говорили обо всем на свете и во
всем друг друга понимали. Правда, за последний месяц мы с ним не вполне
ладили, но это не меняло существа дела...
а сам уселся на подоконник и согнулся так, что наши головы оказались почти
на одном уровне.
что вам сейчас трудно. Но... вам и самому полезно будет выяснить некоторые
обстоятельства этого... - он помедлил, - этого печального происшествия.
у него странные глаза. Не до того мне было, чтобы чьи-то глаза
разглядывать, но уж очень они были голубые, невероятно голубые. Девушка
любого типа сочла бы такие глаза подарком судьбы, но у худого, долговязого
очкарика с землистым лицом это выглядело как непродуманное украшательство.
Левицким, - терпеливо напомнил Линьков.
жуткой мысли, - мы с ним были в очень близких отношениях, и по работе и
вообще...
случилось? Вы сказали, смертельная доза - это... ну, не по ошибке... Что
же тогда, почему?
извиняющимся тоном ответил Линьков.
вестибюль.
терпеливо ответил Линьков. - Действительно, почему Аркадий Левицкий мог
покончить самоубийством? Если причины для этого имелись, то вам-то они
известны, ведь правда?
был способен в этот момент, - известно мне, что Аркадий Левицкий не из тех
людей, которые способны искать выход в самоубийстве. Он считал
самоубийство актом трусости. И вообще он всегда нашел бы выход из любого
положения.
решается не так просто. Несчастный случай, как вы сами заметили,
исключается.
кроме того, снотворное вообще не принимают на работе...
заставили... - забормотал я, чувствуя, что пол под ногами опять слегка
пружинит.
- если вы сами видели, что никаких следов борьбы не было... Лежал-то он
абсолютно спокойно...
такой спокойный, словно прилег отдохнуть и уснул. Да, никаких следов
борьбы... Просто взял вот Аркадий и проглотил... сколько там было пачек
этого проклятого снадобья? Не то четыре, не то пять, - значит, он заранее
это подготовил, припас... Никогда он у себя не держал столько снотворного
сразу, не так его легко получить да и незачем...
тем временем Линьков, внимательно глядя на меня. - Вы, насколько мне
известно, из института ушли вместе со всеми... и больше там не появлялись
в тот вечер?
усилием сообразил, что мне задан классический вопрос: "Где вы были, когда
это произошло?"
читальном зале до самого закрытия. Вышел оттуда без пяти одиннадцать,
пешком пошел домой, там еще выпил чаю, почитал немного, лег спать около
часу ночи, а утром мне позвонили...
Так какие же у вас соображения по поводу случившегося?
что...
случившемся, так это его дикая нелепость, полнейший алогизм. Я все еще не
мог внутренне принять это как совершившийся факт, мне казалось, что этого
попросту быть не может, что так не бывает, чтобы ни с того ни с сего...
не мог Аркадий покончить самоубийством! В конце концов я в этот день был с
ним с девяти утра до пяти вечера, мы находились в одной комнате, работали
над одним и тем же заданием, переговаривались... ну и обедали вместе, и
вообще... Неужели бы я не заметил, если б он... ну, вел себя как-то
необычно...
человек в таком случае? Человек волевой, не тряпка, не слизняк
какой-нибудь? Если он почему-то вообще решился на это, - ну, допустим! - и
решил вдобавок, что сделает это именно на работе, после того, как все
уйдут (все эти предположения - нелепость, дикая нелепость, но если все
же?..), то он уж как-то держался бы, что называется, в рамках. Что бы у
него в душе ни творилось. Может, он именно и держался изо всех сил? Ведь
если толком припомнить, он был вчера...
день в вашей лаборатории и как вел себя Аркадий Левицкий, - сказал тут
Линьков.
был какой-то рассеянный, все у него из рук валилось... Но вообще мы
работали до конца дня нормально.
странные понятия о нормах. Неужели это нормально для ученого, если у него
все из рук валится, он нервничает и думает не о работе, а о чем-то другом?
работает нечетко, то естественно будет предположить, что думает он в этот
момент не о том, чем непосредственно занимается.