дал Андронову убедить себя. Характеристика у Нормана безупречная, он
первоклассный астронавт, пусть его манера держать себя несколько, гм,
жестковата... Гилл вновь обрел дар речи и собирался возобновить спор,
но Андронов внезапно изменил тактику. Изобразив на лице грустную мину,
стал жаловаться на свою неблагодарную роль координатора. Так трудно
выдерживать справедливую пропорцию представительства всех стран,
участвующих в программе межпланетных исследований! Как ни крутись,
всем не угодишь, и после отлета в космос очередной экспедиции остаются
на Земле одни только недовольные. Получается, обижены все, а довольных
нет. Когда пытаются сунуть свой нос люди весьма далекие и ничего не
понимающие в космических делах, он, Андронов, к этому уже привык; но
если такие асы, как Гилл, становятся на дыбы... нет, он будет просить
не об отстранении Гилла, а о своей собственной отставке; и слепому
ясно, что он, Андронов, состарился и уже не способен справляться со
своими обязанностями.
Норманом. Гилл усмехнулся, и видение исчезло, словно испугавшись
чего-то. "Да, я здесь и должен теперь умереть".
тем, что командиром "Галатеи" был Норман? Абсурд. А тебе, Гилл, очень
даже хотелось, чтобы все кончилось крахом, признайся? Гм, близость
смерти, кажется, делает подлецом. Но, к счастью, и вполне откровенным
человеком, даже наедине с собой.
Большого Мозга на вербальную связь и продиктовал последние несколько
фраз под аккомпанемент тяжелого дыхания приходящего в себя Нормана.
сознанием. Словно у новорожденного, мелькнуло сравнение. Да, в
последние мгновения перед тем, как сделать первый вздох, у младенца
лицо передергивает такая вот судорога, тревожный сигнал рефлексов,
обращенный в огромный, холодный и непостижимый мир в поисках
обнадеживающего ответа. Но новорожденный находит выход из этого
нечеловеческого усилия обрести жизнь - в крике. А Норман... Первые
стоны и крики боли в течение нескольких минут звучали, отражаясь от
стен командирского отсека, пока наконец воля Нормана не превратила их
в человеческие слова.
пластмассовую фляжку, из которой астронавты обычно пили в состоянии
невесомости, затем осторожно приблизил тонкую трубочку к вспухшим
губам Нормана.
отвернул голову. - Еще... сколько... мне осталось?
полностью, большего определить невозможно.
Затем слипшиеся веки приоткрылись на узенькую щелку. Гилл понимал,
какой муки стоило Норману это едва заметное движение. И главное,
напрасное.
кашель сменился приступом удушья, еще более мучительным. Норман опять
потерял сознание. Гилл взял его бесчувственную руку, нащупал пульс.
Сердце билось учащенно, словно рывками, но еще работало. Он жил. На
экранах телеприемников, развешанных вокруг по стенам, яркая зелень
окружавших "Галатею" первобытных лесов постепенно сменилась
иссиня-черными тонами. Дневное светило, очевидно, уже скрылось за
горизонтом, наступил вечер. "Когда наступит мой час, я выйду", -
подумал Гилл. Он не мог этого объяснить, но умереть в чреве "Галатеи"
ему не хотелось. Он выйдет на волю, пройдет по поляне, среди таких же
зеленых, как на Земле, кустов, поднимет лицо навстречу ласковым лучам
чужого солнца. Если будет дождь, все равно хорошо...
реакторов в нижнем отсеке постепенно пробьет себе дорогу сквозь
защитные стены, распространится по всему кораблю, затем, как плесень,
переползет на живую почву планеты. Через какое-то время и его скелет
сделается радиоактивным. Одна только защитная система Большого Мозга
способна оказать этой слепой силе стойкое сопротивление. Все данные и
результаты, полученные экспедицией, необходимо ввести в его
электронную память. Чтобы тем, которые будут после них, не нужно было
бы начинать все сначала.
астрономии, астрофизике и геологии, - были зафиксированы на
микрофильмах, перевод их в память Большого Мозга не составил особого
труда. Гилл уже почти покончил с этим, когда почувствовал, что
действие допинга начинает ослабевать. Бодрость сменилась усталостью,
живость восприятия - безразличием. Он пошарил в карманах в поисках
новой таблетки фортфера, но когда поднес ее ко рту, подступила
тошнота. Взглянул на циферблат - прошло двенадцать часов. Так, все
правильно. И, несмотря на отвратительное самочувствие, ощутил прилив
какой-то странной успокоенности. Все симптомы первой фазы лучевой
болезни налицо: слабость, головокружение, тошнота. Значит, он не
ошибся, все идет правильно.
откинуться в кресле, переведя его в полулежачее положение. Виски
сдавило словно раскаленным обручем, затем боль перекочевала вглубь,
заколошматила острыми молоточками где-то внутри. Однако все пока не
так серьезно. Несколько часов сна, и ему станет лучше. Сделав над
собой усилие, Гилл сосредоточил внимание на пульте управления
автоматикой; переписывалась заключительная часть наблюдений Максима.
Правда, скоро они будут исчерпаны, и тогда система остановится сама
собой... Внезапно померк свет. Он испуганно повернулся в сторону
батарей питания. Стрелки чуть подрагивали на обычной цифре, напряжение
было нормальным, но Гилл уже боялся верить показаниям приборов. Ведь
они жестоко обманули Ярви... На покрытых пластиком стенах вдруг
запрыгали разноцветные кружочки, здесь и там вспыхнули ослепляющие
точки-звездочки, пол заколебался, словно на волнах...
Беспамятство продолжалось, вероятно, около получаса. Тошнота исчезла,
голова была свежей и ясной. Норман не мог ответить, как долго он
кричит; на вопрос, есть ли у него боли, тоже промолчал. Ему опять
захотелось пить; весь горя нетерпением, он обожженными пальцами
потянулся к фляге, ухватил ее, сжал вместе с рукой Гилла. Жидкость
прыснула в открытый рот, Норман закашлялся, захлебываясь и хрипя.
эгоистичного. Капли живительного напитка, однако, сделали свое дело,
немного освежили Нормана.
приемный процессор. Он был пуст.
Эдди... Это главное... Почему ты не начал с них?.. Неужели не
понимаешь?
Материалы, собранные Эдди, несомненно, составляли важнейшую часть,
смысл и стержень всей работы, проделанной экспедицией.
придал ему сил. - Неважно, понимаешь ли ты это... Сделай! Слышишь...
Что, не хватает воображения?
подавить воображение холодными фактами, называл пустым фантазером? И
вот теперь... Непонятно.
Уйдешь и сам. Мы все радиоактивны... Повредим Мозгу... Нельзя... Лифт
тоже... Опусти его вниз, сейчас же...
подумать об этом? - Норман задыхался от бешенства.
Норман, а умирающий и врач. И я помню об этом, я сильнее его".
все тише, несмотря на крайние усилия. - Вентиляцию выключи... Чтобы ни
одной радиоактивной пылинки... и не забудь... Ты не можешь умереть...
Не должен... Пока все данные... Уйдешь вниз... потом... после...
уже невозможно.
Шломо Вульф
Посняков Андрей
Лукин Евгений
Доценко Виктор
Контровский Владимир
Никитин Юрий