Книгой Измерений (огромной штукой с отдельными листами, на которых
информация с маленьких стикеров была аккуратно сгруппирована соответственно
комнате и категории объекта) или ходить по дому с блокнотом и делать
собственные записи. Все это было дополнительно к обычным урокам по
математике, истории и так далее, которые поводил со мной отец. Это не
оставляло времени на игры, и я сильно не любил учить все эти цифры. В то
время была Война, кажется, между Мидиями и Мертвыми Мухами, и пока я сидел в
библиотеке, уставясь в книгу и пытаясь держать глаза открытыми, запоминая
чертовски глупую Имперскую систему измерений, холодный ветер нес мои армии
мух над половиной острова, а море сначала затапливало раковины мидий, а
затем покрывало их песком. К счастью, отец утомился от своего грандиозного
плана и удовлетворился внезапными вопросами относительно вместимости в
пинтах подставки для зонтов или общей площади в акрах всех висящих в доме
занавесок.
тарелку в раковину. - Нам давно нужно было перейти на Метрическую систему.
земного шара. Ты и сам знаешь, какой это все нонсенс.
меня в том, что земля имеет форму ленты Мебиуса, а не шара. Он по-прежнему
настаивает на своей убежденности и с большой помпой отправляет рукопись в
лондонское издательство, пытаясь заставить их опубликовать книгу с подробным
изложением своих взглядов, но я знаю, что он опять развлекается и получает
удовольствие от своего ошеломленного неверия и справедливого гнева, когда
рукопись возвращают. Это происходит в среднем раз в три месяца, и
сомневаюсь, что жизнь доставляла бы ему столько удовольствия без такого рода
ритуала. В любом случае, это одни из его аргументов против перевода его
глупых измерений в метрическую систему, хотя на самом деле он просто
ленится.
деревянной крышке стола.
я добуду тела и головы для Столбов и Бункера, если я не буду убивать?
Естественных смертей явно недостаточно. Хотя объяснить это другим людям
довольно сложно.
смотрел на меня из-под своих темных бровей. Когда-то подобный разговор мог
бы испугать меня, но не сейчас. Мне почти семнадцать, я уже не ребенок.
Здесь, в Шотландии, я достаточно взрослый, чтобы жениться без согласия моих
родителей, я уже целый год как могу это сделать. В женитьбе не было бы
никакого смысла, признаю, но главное - принцип.
и им лучше не беспокоить меня, если они понимают свою выгоду. Я не дарю
людям горящих собак и не пугаю местных детишек пригоршнями опарышей и ртом,
полным червей. Люди в городе могут сказать:
не крутят пальцем у виска); я не против. Я приспособился жить со своей
травмой и научился жить без других людей, меня их треп не колышет.
подобного. Должно быть, новости об Эрике потрясли его. Думаю, он так же как
и я знал, что Эрик доберется до острова и волновался о том, что могло
случиться. Я его не виню и не сомневаюсь, что он волновался и обо мне. Я
символизирую преступление, и если Эрик вернется и взбаламутит округу, Правда
О Франке может выплыть наружу.
Национальной Медицинской Страховки, ничего, подтверждающего что я жив или
когда-нибудь существовал. Я знаю - это преступление, и отец тоже это знает и
я думаю, иногда он жалеет о решении, принятом около семнадцати лет назад, в
дни увлечения хиппи и анархизмом или чем там еще.
сказать, что я необразован. Вероятно, я знаю об обычных школьных предметах
больше, чем большинство людей моего возраста. Я могу жаловаться на некоторую
часть информации, которую сообщил мне отец. С тех пор, как я могу сходить в
Портнейл и проверить все в библиотеке, отец вынужден говорить со мной
начистоту, но когда я был младше, он обманывал меня раз за разом, отвечая на
мои честные, хотя и наивные вопросы всякую ерунду. Несколько лет я верил,
словно Портал - один из трех мушкетеров, Миньет - персонаж в "Гамлете",
Чихуахуа - город в Китае и ирландцы для производства Гиннеса утаптывают
торф.
сходить в Портнейл и проверить сказанное моим отцом, поэтому он вынужден
говорить мне правду. Думаю, его это страшно раздражает, но ничего не
поделаешь. Можете считать это прогрессом.
чувство юмора, выставляя меня дураком, отец не мог бы терпеть сына, которым
он не мог бы гордиться; мое тело невозможно улучшить, оставался только
разум. Отсюда все уроки для меня. Мой отец образован и он передал мне многое
из того, что знал, плюс он изучил предметы, которые не знал досконально,
чтобы учить меня. Мой отец - кандидат химических наук. Или биохимических, я
не уверен. Он знает достаточно о медицине - и вероятно у него до сих пор
есть знакомые доктора - поэтому я смог получить все необходимые прививки в
нужное время, не смотря на мое не-существование с точки зрения Национальной
Медицинской Службы.
наверное что-то изобрел; он иногда намекает, что получает какие-то деньги за
патент или нечто в этом роде, но я подозреваю, старый хиппи живет на
сохранившиеся деньги семьи Колдхейм.
двести лет, и когда-то нам принадлежало здесь много земли. Все, что теперь
осталось - остров, это совсем мало и даже не совсем остров во время низкого
прилива. Единственный другой остаток нашего прошлого - название популярного
в Портнейле места, грязного паба "Под Гербом Колдхеймов", куда я иногда
хожу, хотя еще и не имею права, послушать местных парней, пытающихся быть
панк-группами. Там я встретил единственного человека, которого могу назвать
своим другом - Джими-карлика, которому я разрешаю сидеть у себя на плечах,
чтобы он мог увидеть музыкантов.
через день-другой, - сказал опять отец после продолжительного озабоченного
молчания. Он поднялся сполоснуть стакан. Я напевал про себя, я всегда так
делаю, когда хочу улыбнуться или засмеяться, но думаю, что лучше этого не
делать. Отец посмотрел на меня:
Маленькие кусочки земли приклеились к ней и я их счистил. Кабинет. Одно из
моих немногих неосуществленных желаний - попасть в кабинет старика. Винный
погреб я по крайней мере видел и изредка там бывал, я знаю все комнаты
первого и второго этажа; чердак - мои владения и дом Осиной Фабрики; но
кабинет - единственная комната второго этажа, которую я не знаю, я даже не
видел, что там внутри.
экспериментами, но как выглядит комната, и чем конкретно он там занимается,
я БМП. Все, что просочилось оттуда - странные запахи и тап-тап палки моего
отца.
сомневаюсь. Он не придает им такого значения, как я. Я знаю, они важны.
очень неопределенно, но достаточно для привлечения моего внимания, чтобы
заставить меня спросить, чтобы знать - я хочу спросить. Естественно, я не
спрашиваю, потому как я никакого стоящего ответа не получу. Если он и
ответит, сказанное будет полной не правдой, ведь секрет не будет больше
секретом, если он скажет правду, а он, как и я знает, что по мере того, как
я взрослею, он нуждается в любых зацепках; я больше не ребенок. Только
подобные кусочки фальшивой силы позволяют ему думать, словно он до сих пор
полностью контролирует кажущееся ему правильными взаимоотношения между отцом
и сыном. На самом деле это просто жалкие потуги, но с помощью его игр и
секретов, и обидных замечаний он пытается сохранить свою безопасность.
на наших ботинках и иногда небольшая примесь запаха карбида, доносящийся из
винного погреба, вызывают у меня хорошее, теплое, восхитительное чувство,
когда я думаю о них. Когда идет дождь, и наша одежда промокла, пахнет
по-другому. Зимой большая черная плита излучает тепло, насыщенное запахом
плавника и торфа, и все парит, и дождь стучит в стекло. Тогда есть приятное
чувство замкнутого пространства, уюта, подобное большому коту с завернутым
вокруг себя хвостом. Иногда мне хочется, чтобы у нас был кот. У меня была
только голова, и ту унесли чайки.
насыщая их своим запахом и силой.
Бедный искалеченный кретин. Я думал, я часто думал, как бы я справился. Но
это не случилось со мной. Я остался здесь, а Эрик уехал и это случилось
где-то в другом месте и это все. Я - это я, и здесь - это здесь.
Лукьяненко Сергей
Зыков Виталий
Марко Джон
Каргалов Вадим
Глуховский Дмитрий
Смит Кордвейнер