Чтение 2–й страницы книги ~33 марта. 2005 год~

нам будут ходить на экскурсии со всех школ!

-- А почему не в музей? -- спросил Саша.

-- Ну, видишь ли... Ведь с этого мы и начнем создавать свой музей.
Школьного музея нет еще ни в одной школе.

-- Это ценная мысль, -- солидно сказал Саша.

-- А ты как думал? -- сдерживая гордость, ответил Вася.

-- Но я не совсем верю в этот зуб... в то, что нам удастся найти его.

-- Ты удивительный человек! -- Вася забежал чуть вперед и повернулся к
Саше. -- Ты никому и ничему не хочешь верить. Ведь сколько раз и твой отец и
мой говорили: на старых разрезах, где они выкопали два мамонтовых зуба,
остался еще один. Им не хотелось вырубать его из вечной мерзлоты. А мы
вырубим! Нам захочется!

-- Ну, я понимаю... -- Саша остановился. -- Ты хочешь, чтобы твоя школа
загремела. Но ведь моя школа уже гремит.

-- Но ты друг? -- остановился Вася, в упор глядя на Сашу.

-- Понятно... -- уже не так уверенно, как прежде, ответил Саша и
задумался.

-- Я тебе так скажу! Если мы найдем два мамонтовых зуба, один будет
твой, -- великодушно и в то же время очень дипломатично сказал Вася. -- Так
как? Пойдешь со мной?

Саша покосился на него и промолчал.

Конечно, Вася друг, но помогать ему доставать зуб и, значит, давать ему
возможность обставить 21-ю школу -- дело не простое. Хотя почему,
собственно, там не может быть двух зубов? Ведь известно, что в ледяном
панцире вечной мерзлоты, покрывающей огромные северные пространства Сибири,
находили не только мамонтовые зубы. На столе у Сашиного отца лежит нож для
разрезания бумаги, сделанный из мамонтовых клыков -- бивней. Это подарок
искусных чукотских косторезов. Почему же в старых разрезах, в которых
геологи искали какой-то важный минерал, не может быть не только мамонтовых
зубов, но и бивней? И Вася и Саша недаром сыновья геологов -- они знают, что
необыкновенная сибирская земля хранит в себе еще и не такие тайны.

-- Ладно, -- сказал Саша и решительно двинулся вперед. -- Я пойду. Но с
условием: если мы найдем что-нибудь, все пополам. Хорошо?

-- А если будет только один зуб?

-- Гм... Тогда так. В своем музее ты напишешь: "Найден совместно с
пионером двадцать первой школы". Ладно?

Вася долго молчал. Выхода у него не было. До старых разрезов --
километров десять. Идти туда одному страшновато. Да и с кем же идти, если не
со старым товарищем? Вместе они переезжали из города в город, когда их
отцов, работающих в одной геологоразведочной партии, переводили в новый
район. Всегда учились в одной школе и сидели на одной парте. И не их вина,
что им пришлось расстаться.

Когда мужские и женские школы стали соединять, Сашу оставили, а Васю
Голубева перевели. Все, кто знал Васю, не очень удивлялись этому. Он с
головой погружался во всякие общественные затеи, был душой совета дружины,
отлично рисовал и вечно что-нибудь мастерил: то ультракоротковолновый
приемник, то модель паровой машины, то электрическую мясорубку. Понятно, что
времени для домашних заданий у него было немного. Но даже и то время,
которое все-таки оставалось у него, он использовал для занятий в секции юных
боксеров, осваивания лыж, коньков и особых беговых санок, к которым он
приспособил парус и они могли катиться по замерзшей реке, как лодка. Словом,
преуспевая почти везде, Вася Голубев получал иногда не только тройки, но и,
к своему величайшему удивлению, даже двойки. Как они прорывались в тетради,
для него оставалось страшной тайной.

Саша Мыльников был человеком спокойным, уравновешенным и не очень
спешил выполнять пионерские задания. Возиться со строительством моделей он
не любил и собственных изобретений не имел. Но зато он любил спорт и стихи.
Однако это не мешало домашним занятиям, и Саша был одним из лучших учеников
класса.

Видимо, за все это Сашу очень уважала Васина мама, и с этим, к
сожалению, приходилось считаться, потому что, когда Вася собирался уйти из
дому в одиночку, это было одно, но, когда он предупреждал, что уходит с
Сашей, -- совсем другое. В первом случае мама обязательно читала долгие и
нудные наставления и иногда просто не отпускала, а во втором даже слова не
говорила.

Понятно, что, если Саша не согласится с Васиным предложением, нечего и
думать о походе за мамонтовым зубом: одного мама все равно не отпустит.
Поэтому волей-неволей пришлось соглашаться.

-- Хорошо! Напишем: "Найден совместно с пионером двадцать первой
школы".

-- Александром Мыльниковым?

-- Александром Мыльниковым, -- покорно согласился Вася, стараясь не
очень сердиться.

-- Ладно. Я пойду.

-- Тогда так. Ты берешь топорик и спички. Я возьму лопату и немного
керосину, чтобы разжечь костер и растопить мерзлоту. Нужно взять хлеба и
консервов.

-- Консервы я возьму, -- решил Саша. -- У нас есть. Когда собираемся?

-- В восемь утра ты зайдешь за мной.

-- Почему я -- за тобой?

-- Ну, видишь ли... мама...

-- Ага, ну понятно. Значит, все?

-- Все! И будь спокоен -- мамонтов зуб у нас будет!

-- Конечно, -- почему-то не совсем уверенно сказал Саша.

Глава вторая. ПЕЧАЛЬНОЕ НАЧАЛО

Всякую маму надо знать. Свою маму Вася Голубев знал очень хорошо. Когда
он сказал, что собирается на дальние разрезы, она возмутилась:

-- Это что еще за глупости? Мороз под тридцать, вот-вот начнутся
весенние метели, а он собрался в сопки! Никуда я тебя не пущу!

Вася вздохнул, отвел в сторону свой совершенно чистые, безгрешные глаза
и сокрушенно сказал:

-- Вот всегда так: одному нельзя. Договоришься с Сашкой -- опять
нельзя. Сиди дома, а все ребята уходят на лыжах.

Он повернулся и пошел к своей кровати, стараясь идти как можно
расслабленнее, слегка подрагивая плечами. Могло даже показаться, что он
плачет. Мама сейчас же спросила:

-- Ты собираешься с Сашей Мыльниковым?

-- Конечно!

Мама ушла, и Вася немедленно юркнул в кладовую. Здесь он нашел пустую
бутылку, поднатужился и приподнял бидон. Подумав, он опустил бидон, сделал
из бумаги воронку -- такую, какую делали на уроках физики, -- и через нее
налил керосин. Бутылку он поставил у двери. Потом открыл шкаф, вынул буханку
хлеба, отрезал половину и, завернув в газету, тоже положил у двери под
старым пальто. Только после этого он прошел за свой столик и раскрыл тетрадь
и учебник. В эту минуту вошла мама.

-- Ну хорошо, -- сказала она уже поспокойней. -- Я разрешаю тебе идти
на лыжную прогулку, но ты должен сегодня же сделать все уроки и дать мне
честное пионерское слово, что не будешь задерживаться.

Вася был совершенно спокоен -- он знал, что иначе быть не может, и
поэтому не очень обрадовался маминым словам.

-- Ты же видишь -- я уже учу, -- даже как будто недовольно ответил он и
добавил: -- Честное пионерское, я не буду задерживаться.

Он выучил уроки, приготовил лыжи и рюкзак, проверил одежду: на шубе не
хватало пуговицы. Очень хотелось спать, но Вася заставил себя пришить
пуговицу: всякий уважающий себя спортсмен, а тем более путешественник обязан
уметь все делать сам. Папа всегда говорит: лучше сделать все дома, чем потом
мучиться в дороге.

Заснул он гораздо позже обычного и утром едва поднялся. Спросонья пошел
зачем-то в кабинет отца, потом вернулся и едва сообразил, что и как нужно
надеть.

Вася умылся, и постепенно сон стал проходить. Он позавтракал, положил в
рюкзак приготовленный матерью бутерброд, надел шубу. Едва часы пробили
восемь, в дверь постучали, и в коридор вошел снаряженный в дальнюю
экспедицию Саша Мыльников.

Опасаясь, как бы мама не передумала, Вася юркнул за дверь, но сейчас же
вспомнил, что керосин и хлеб он забыл. Саша насмешливо выслушал товарища:

-- Растеряха! Подожди.

Он спокойно вошел в коридор, взял из-под пальто бутылку и хлеб и вышел.

-- Тоже мне, придумал -- прятать хлеб рядом с керосином! Никогда как
следует не подумаешь! Ты и по алгебре поэтому отстаешь -- не умеешь думать.

На улицах еще горели фонари, но туман исчезал. На востоке небо уже
тронул рассвет, и оно чуть-чуть зазеленело. Ветер обжигал морозом лица. По
снегу прокатился язычок поземки.

Мальчики стали на лыжи и быстро, по уже проложенным лыжням, прошли еще
пустынные улицы города. Справа остались сияющие в темноте корпуса рудника и
обогатительной фабрики. Слева холодным синеватым светом лучились скаты
стеклянной крыши -- огромной теплицы. К ней от фабрики тянулся теплопровод.
Снег над ним вытаял, и темная земля курчавилась легким парком, кое-где
виднелись темно-зеленые стрелки травы. Теплица освещалась лампами дневного
света -- под ними овощи вызревали быстрее.

В небе прошумел самолет, а рядом на шоссе, вдоль которого высились
мачты высоковольтной передачи, метались снопы света -- в тайгу шли машины.

За шоссе начался подъем, потом спуск -- и снова подъем. Мальчики шли
молча. Плечи побаливали -- рюкзаки тяжелели. Лыжня пропала, и пришлось
остановиться. Саша осмотрелся и сказал:

-- По-моему, мы взяли левее.