Рывком обернувшись, человек прошел по своим следам до поворота... - раньше
там был поворот. Теперь же между двумя глухими ярко-желтыми
коробками-домами стоял третий.
Тупик.
"Похоже, меня решили подтолкнуть в нужном направлении".
Так оно и было. Улица вытянулась опускающимся на спину кнутом - до самой
стены, отсюда едва различимой. Человек никогда прежде не видел здесь таких
длинных и прямых улиц.
Он пошел по ней, без должного удивления отмечая то, что ни один из
переулков не заканчивается иначе, чем тупиком.
Человек преодолел уже половину пути, когда впереди, на мостовой (ровная
лента ярко-белого металла, раскаленного под лучами этого проклятого
солнца), - какой-то темный предмет.
"Что на сей раз?"
Он узнал это издалека и с отвращением почувствовал: во рту скапливается
вязкая жадная слюна. Сплюнул, не замедляя шагов, и услышал, как шипит
оскорбленная мостовая.
"Ах ты тварь!"
Большой безликий дрессировщик. Метод кнута и пряника.
От удара сапогом круглый, разрисованный малиновыми ромбами плод с
противным чавканьем взорвался.
- Я не буду жрать твои подачки! Ты слышишь?!
До стены оставалось пройти еще пару сотен шагов. По нагревшемуся металлу.
В распаренном воздухе.
Прошел.
"Надеюсь только, он не может различать сожаление в моих мыслях".
У стены улица поворачивала вправо... и вела к саду.
7. "Сколько же мне суждено просидеть в этой ловушке?"
Впрочем, жаловаться - грех. По крайней мере, всюду есть пища и вода.
"/А что еще тебе нужно?/"
Похожие на шары, стволы деревьев имели на верхушках по группке плотных,
хоть и необычайно тонких ветвей. С их кончиков свисали украшенные
малиновыми ромбами плоды. Человек забрался в тень, которую отбрасывало
одно из деревьев, прислонился к абсолютно гладкому стволу и ждал.
Почему-то он был уверен, что это еще не конец сегодняшнего происшествия.
То, как упорно вел его сюда город, и то, что теперь вокруг сада стоят
ярко-желтые коробки (а ведь раньше их не было), лишь подтверждало: ничего
не закончилось. Возможно, только начинается.
Неподалеку журчал ручей. Вода в нем была абсолютно чистой, в чем человек
имел возможность убедиться, и не раз. Ничего: ни соринок, ни упавших на
поверхность мелких мошек, ни даже подхваченных со дна песчинок. Впрочем,
есть ли у этого ручья дно с песчинками, каковое полагается всем нормальным
ручьям? Сие еще пребывает под вопросом.
Вот сейчас, например. Вода льется из отверстия на верхушке миниатюрной, в
рост человека, скалы, сбегает по углублению в камне и исчезает у подножия.
Песчинками, разумеется, и не пахнет. Вообще ничем не пахнет. Не сад, а
стерильная клетка для экспериментальной особи номер сто четырнадцать. И
следует угадать, на какой же рычаг приналечь, иначе можно остаться без
призового банана. А очень не хотелось бы.
Солнце потихоньку обвисает, клонится к горизонту, словно переспелый фрукт
небесной усадьбы. Скоро сорвется и рухнет с невидимой ветки ко всем
чертям, за желтые нагревшиеся за день коробки. И это хорошо, потому что
тогда станет прохладнее.
А к утру созреет новое солнце.
Сколько плодов рухнет за горизонт, пока человек сумеет отсюда выбраться?
Хороший вопрос. Вот ответ на него - наверняка дурацкий.
...Порой ему казалось, что подобные размышления раздражают город.
Непонятно, как, но раздражают. Человек был чужд всему окружающему, и это
ему нравилось. Своего рода борьба и протест. Пускай даже борьба и протест
заканчиваются там, где начинаются волеизъявления желудка.
Человек догадывался, что очень скоро лишится последнего. Станет другим.
Или умрет. Сегодня город впервые помог ему утвердиться в этих мыслях.
Человек ждал задания. И готов был как следует постараться, чтобы выбрать
нужный рычаг.
Он поднялся, потому что жара - могучая приливная волна - потихоньку
схлынула, а ему хотелось побродить здесь, оглядеться. Не исключено ведь,
что рычаг спрятан в самом саду.
Территория, усаженная деревьями, была небольшой. Она всегда оставалась
небольшой, словно их растили исключительно для нужд человека. Или даже не
растили, а создавали. Или же сад возникал спонтанно, в зависимости от
потребностей города. Или... Короче, человек не знал.
Шароподобные стволы отстояли друг от друга на пару шагов, хотя (неизвестно
почему) создавалось впечатление: будь у них подобная возможность, деревья
отодвинулись бы от соседей как можно дальше. Вероятно...
Человек оборвал себя. Он не мог позволить себе такую роскошь, как строить
предположения. Эдак недолго и башкой двинуться.
Солнце почти опустилось. Значит, ждать недолго. Вот здесь расчет прост:
раз город начал "дрессировку" недавно, следовательно, то, что нужно
сделать/должно произойти, нужно будет сделать/произойдет вскорости. Долго
тянуть бессмысленно, так что, вероятнее всего, это затеется после заката.
В некоторых случаях город использует логику, близкую к логике человека.
Изредка.
В саду стемнело. Подул легкий ветерок, качнул ветви деревьев и помчался
дальше, чтобы иссякнуть через квартал-другой. "Здесь все недолговечно и
преходяще. Только город..."
Ночь уставилась на него сотнями сощуренных желтых глаз. Ночь ожидала.
"Пора бы".
Человек оглянулся и обнаружил новорожденный выход из сада. Возможно,
следовало проявить гордость и никуда не идти, но он хотел когда-нибудь
вернуться к этим окаянным деревьям и стерильному роднику. И поэтому
повиновался.
Очередная ровная улица вела вдоль стены - к воротам. Вернее, к Вратам,
потому что сооружение подобных размеров следует называть именем
собственным. Человек остановился и начал разглядывать гигантские створки,
покрытые, словно оспяными пятнами, диковинными символами и силуэтами. В
неярком звездном свете они мерцали хладной жизненной силой; они вызвали в
человеке подспудный страх, настолько мощный, что в следующее же мгновение
тело лихорадочно затряслось. Хотелось бежать прочь, но ноги отказались
повиноваться, - так лягушонок замирает, глядя снизу вверх на аккуратного
красноклювого аиста, несущего смерть.
"Это всего лишь ворота! Которые к тому же способны выпустить меня отсюда.
Так какого же черта!.."
Разумеется, он лгал себе - и знал сие. Это были не просто ворота. Это были
Врата, и они на самом деле могли выпустить человека из города. Но вряд ли
стали бы это делать.
"/Ты здесь не за этим/
Тогда - за чем?
/Вероятно, чтобы открыть Их/"
Мысль показалась разумной, но и смехотворной одновременно.
"Я никогда не сдвину с места эту громаду - ни одну из створок. Даже если я
буду днем и ночью, останавливаясь только для того чтобы поесть и
отдохнуть, - даже если я буду непрестанно толкать их, это ни к чему не
приведет".
Ему казалось, он сходит с ума от величия Врат. Не исключено, что так оно и
было.
"Довольно! В этом нету ни капли смысла, подобная затея не для меня".
Он развернулся, чтобы уйти, но сзади (разумеется) выхода уже не было.
Человек был окружен домами с трех сторон, а с четвертой по-прежнему
высились и ждали закрытые Врата. Если до сих пор он питал какие-то иллюзии
по поводу желания города, то теперь окончательно уверился в самом худшем
из своих предположений.
"Но я же никогда...
/Похоже, приятель, у тебя нету выбора. Хотя бы попытайся. Ну же!/
Нет, все-таки я сумасшедший!"
Человек шагнул в тень надвратного козырька и посмотрел по сторонам.
Ворот. Старый, скорее всего проржавевший насквозь восьмирычажный ворот,
которого он не заметил только потому, что почти не отрывал взгляда от
Врат. Человек сглотнул и лишь сейчас понял: все это время он дышал ртом,
делая продолжительные паузы между выдохами и вдохами. Впрочем, он и не
скрывал от себя, что смертельно напуган.
Человек подошел к вороту. Он торчал из каменной кладки, как диковинное око
с толстыми ресницами, этот ворот. И был ростом с человека.
"Я попытаюсь. Пускай даже знаю наперед: ни черта не получится. Он слишком
велик. К тому же, механизм наверняка испортился. И...
/Ну так ты попытаешься или будешь оттягивать время и дальше?/"
Обхватив один из рычагов руками (ржавчина посыпалась из-под ладоней, как
высохшая краска), человек потянул вниз. Потом сильнее. Потом повис на
рычаге всем телом.
"Я знал, что ничего не получится. Я знал это с самого начала...
/С другой стороны. Попробуй/"
Человек разжал пальцы и долго, с дотошной тщательностью стирал с них
ржавчину. Что, в общем-то, являлось абсолютно бессмысленным занятием, зато
немного успокаивало и давало время подумать.
С другой стороны рычаг был вздернут повыше, и чтобы достать его, пришлось
прислониться к грязному металлу и поднять над головой руки. Человек
зацепился и повис, чувствуя, как на голову и за шиворот падают хвоинки
сухой грязи.
Потом рывком, с клацаньем, похожим на довольный щелчок языком, ворот начал
опускаться. Врата вздохнули - А-А-АХХ - и зашевелились.
Херберт Фрэнк
Панов Вадим
Березин Федор
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Орлов Алекс