плетеных бутылях, горки ажурных пирожных и печенья... да, жили когда-то
люди! Часть гостей уже восседала за столом на высоких стульях с ножками в
виде львиных лап. За столом же находился и наш повествователь. Он знаком
попросил меня садиться, и я сел, оглядываясь по сторонам, как восторженный
мальчишка.
- Удивительно, правда? - произнес у меня над ухом очаровательный голос.
Я повернулся, чтобы посмотреть на его обладательницу. Рядом со мной
сидела девушка в красном вечернем платье, весьма и весьма облегающем. Чуть
улыбаясь, она смотрела на меня и ждала ответа. Она ехала сюда вместе с
нами, и я, конечно, обратил на нее внимание, но мы сидели далеко друг от
друга, да и я был слишком занят
/мыслями о том, что предстоит сделать/
предвкушением повествования...
- Верно, - кивнул я ей. - Такое ощущение, словно мы перенеслись лет на
четыреста назад.
Хм, банально. Мог бы придумать что-нибудь получше.
- Я не о том, - покачала она головой, озорно улыбнувшись. - Удивительно,
как можно так заблуждаться. Ведь здесь намешано сразу несколько эпох,
понимаете? Стулья эти - и рядом гобелены, мечи, копья - все из разных
времен. Наверное, на простых обывателей это производит впечатление, но
тем, кто в этом более-менее разбирается...
Она махнула изящной ручкой, обнаженной до весьма соблазнительного
плечика, а я подумал, что вот, нежданно-негаданно попал в разряд простых
обывателей. Обидно!
Девушка словно прочла мои мысли:
- Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Я постоянно забываю, что не все в
этом мире - историки. Конечно, человеку, незнакомому с деталями тех эпох,
трудно разобраться, что к чему. Не обижаетесь?
- Нет, - пробормотал я. - Не обижаюсь. Так вы историк?
- Да, - кивнула она, легким движением поправляя и без того идеальную
прическу. Ее мягкие черные волосы были каким-то непостижимым образом
подняты кверху и закреплены так, что напоминали одновременно
распускающийся цветок и тонкую башню. К моему удивлению, все это
сооружение держалось и не думало разваливаться.- Да, - повторила моя новая
знакомая. - Я - историк. Вот, приехала воочию увидеть то, чем занимаюсь
большую часть своей жизни.
- А я здесь с более прозаическими намерениями. Захотелось как-нибудь
необычно провести отпуск. Согласитесь, довольно скучно валяться целыми
днями на пляже. К тому же давно хотел испробовать на себе: что это такое -
повествование.
- Мне тоже интересно, - призналась она. - Если честно, я даже немножко
боюсь. И...
В это время в зал вошел еще один гость: высокий и необычайно подвижный
парень лет этак двадцати-двадцати пяти. На шее у него висел массивный
фотоаппарат со вспышкой, из многочисленных карманчиков кожаного жилета
выглядывали блокнот, самопишущая ручка и еще какие-то вещицы. Увидев всех
нас, парень тут же замер, навел объектив и ослепительно щелкнул.
- Простите, господа, - развел он руками. - Прошу меня великодушно
простить. Поймите правильно, я журналист, и поэтому...
- Присаживайтесь, господин журналист, - сказал, поднимаясь, Мугид. -
Присаживайтесь и не волнуйтесь, все понимают правильно.- Он дождался, пока
парень сел, и продолжил: - Итак, господа, я имею честь приветствовать вас
в гостинице "Последняя башня". Этот скромный ужин, надеюсь, позволит вам
узнать поближе друг друга и проникнуться атмосферой нашего общего дома на
ближайшие несколько дней. Вам предстоит познакомиться с величественной и
трагичной историей ущелья Крина, с судьбой Пресветлого Талигхилла и многих
других людей, оказавшихся в те роковые дни рядом с ним. Но все это завтра,
господа, а сейчас прошу вас приступить к трапезе и попытаться
расслабиться. Приятного аппетита, господа.- С этими словами старик сел и
подал нам всем пример: стал накладывать на тарелку салат.
Мы тоже принялись за угощение; кто-то с громким хлопком распечатал бутыль
вина, кто-то просил передать ему "во-он то блюдо, да-да, с печеньем в виде
звезд". В общем, начался пир горой.
Я ухаживал за своей новой знакомой, не забывая, впрочем, и о собственном
желудке. Хотя еще час назад мне совершенно не хотелось есть, вид (а
главное - вкус) того, что было на столе, переубедили мой усталый организм.
Девушка также по достоинству оценила "наш скромный ужин". При этом она
оказалась неплохой собеседницей - мы не скучали.
Через пару часов гости стали расходиться. Карна (так ее звали) тоже
встала и сказала, что пора, пожалуй, идти. Я вознамерился было проводить
девушку до ее апартаментов, но за ней уже явился слуга, а мой рукав
мгновением позже оказался в плену у того самого журналиста.
- Простите, - сказал журналист,- но не могли бы вы уделить мне несколько
минут?
- Слушаю вас.- Наверное, это прозвучало неприязненно.
Я сел на свободный стул и присмотрелся повнимательнее к этому типу.
Короткая стрижка, гладко выбритое и надушенное лицо, нежная, белая кожа на
руках - одним словом, франт. И еще эта странная одежда, с карманчиками.
Он заметил мой неодобрительный взгляд и смущенно развел руками:
- Поймите...
- Понимаю, - кивнул я, - "профессия". Так в чем же дело?
- Скажите, что вы чувствовали, поднимаясь по этой лестнице? - Он цепко
впился глазами в мое лицо, словно от того, как я отвечу, зависела его
жизнь. Все-таки неприятный народ эти журналисты.
- Послушайте, я понимаю, что вам нужны какие-нибудь слова об ощущении
дыхания веков и все такое, но в тот момент я просто шел наверх и думал,
что устал и мне холодно. Вот и все.
- Разве? - спросил он, не переставая пялиться на меня во все глаза. - А
мне показалось, вы все-таки что-то такое почувствовали. Когда смотрели
вниз, а?..
- Скажите, милейший, а вы что-то почувствовали? - Я уже злился на самого
себя за то, что ввязался в этот разговор. - Вам ведь положено подмечать
такие вещи.
- Почувствовал, - сказал он неожиданно тихо и серьезно. - Потому и вас
спрашиваю, что почувствовал. Это не связано с работой - с "профессией".
Знаете, мне вдруг ужасно захотелось оказаться как можно дальше от этого
ущелья. А еще больше мне захотелось этого, когда мы попали внутрь. Все это
убранство - вам не кажется, что за ним кроется нечто... совсем другое?
- Не понимаю.
- Я тоже.- Он рассмеялся мелким истеричным смехом. Наверное, хватил
лишку. Эти древние вина такие крепкие, что сам не разберешь, когда
переходишь допустимые пределы. - Представьте, я - тоже. Вы хоть знаете,
что иногда внимающие повествователю отождествляют себя с теми, о ком
внимают, и в конце концов сходят с ума? Просто не могут вернуться обратно.
Представляете себе такое, а?
- Кажется, вы представляете себе это чересчур живо, - холодно заметил я.
- Доброй ночи.
- Доброй ночи, - кивнул он. - Завтра свидимся.
Я не ответил. Может же человек двумя-тремя фразами испортить все
настроение!
Прежде чем лечь, я немного почитал, чтобы успокоиться. Разговор с
журналистом встревожил меня, и прежде всего - из-за того, что он сказал в
конце. О том, что можно сойти с ума, если вжиться в повествование. Я,
разумеется, тоже слышал об этом, но не верил. А сегодня, кажется, поверил.
Не слишком утешительно, если учесть, что завтра я буду внимать.
В номере было душно, непривычно тихо и светло от бледных лучей луны,
проникавших сюда через маленькое окошко. Книга отвлекла меня от глупых
мыслей, я выключил свет и лег на кровать, укутавшись в одеяла. Покрутился
с боку на бок, сбросил одеяло, но духота все равно не давала заснуть.
Шлепая босыми ногами по стылым камням пола, я добрался до окна-бойницы и
снял заглушку. При этом зацепил какой-то камешек, невесть откуда
появившийся на подоконнике,- камешек упал наружу, и я невольно
прислушался, ожидая стука. Прозвучал он, этот стук, позже, чем должен был
бы по моим представлениям. Значительно позже. Я оставил окно открытым и
снова забрался под одеяла.
Очень скоро мне пришлось пожалеть о своем поступке, так как в комнату
вместе со свежим ночным воздухом проник протяжный мощный звук - это в
ущелье выл ветер. Мрачная песнь, словно погребальный гимн, дрожала и
переливалась, то затихая, то становясь невыносимо громкой. Некоторое время
я завороженно вслушивался в эти звуки; мне казалось, что я различаю слова
древней ашэдгунской речи: "Мертвых уносит огонь, а тела рассыпаются
прахом. За далекие звезды мертвых уносит огонь. В звездное небо живые
смотрят с печалью и страхом, не замечая, как жжет их пламя побед и погонь.
Мертвых уносит огонь..."
Потом все пропало - я заснул.
ДЕНЬ ПЕРВЫЙ
Утром вставать не хотелось, но в дверь стучали настойчиво и громко. Я
выбрался из-под пласта одеял, проворчал: "Сейчас!" - и стал одеваться. За
ночь комната остыла окончательно, так что делал я это максимально быстро,
в результате чего только запутался в штанинах и чуть было не надел рубашку
навыворот.
Проклиная собственную невнимательность, я наконец справился с одеждой и
открыл дверь. Молодой слуга - тот самый, что водил меня вчера по башне, -
с легким поклоном сообщил, что до повествования осталось чуть больше часа
и все давным-давно завтракают в Большом зале.
И правда, когда я пришел туда, гости уже расправлялись со сладким. Я
рухнул на свободный стул и принялся наверстывать упущенное. Одновременно