заглавие одной из его любимых книг, точнее, результат удачных трудов
переводчика. Нашелся же талантливый человек, смог же перевести «Time and again»
как «меж двух времен», хотя другие, попадалось где-то, так тупо и перепирают,
бараны без чувства языка, «время и обратно», буква-листы хреновы».
давние, знакомые с детства дома, среди коих совсем мало новых, современной
постройки — разве что парочка помпезных банков. Вот только вокруг этих знакомых
девятиэтажек, пятиэтажек, присутственных зданий, памятников и магазинов кипит
другая жизнь, то самое смешение времен.
плывут. Здесь сверкают вывески шопов, где иные яства стоят больше месячной
докторской зарплаты. Здесь прогуливаются девушки немыслимой ухоженности и
упакованности. Здесь, проходя по улице, небрежно прижимают к уху мобильные
телефоны, мимоходом узнают время по немыслимо дорогим часам и скрываются в
немыслимо дорогих кабаках. Это и есть смешение времен, как думается доктору
Терехову, давнему любителю фантастики. И это — хуже всего. Оттого, что —
смешение, существуй новое и старое в двух разобщенных мирах, по отдельности, не
пересекаясь, было бы не в пример легче...
народа, потому что квартира его и место работы — чуть ли не в противоположных
концах нереально вытянутого в длину города. Когда была возможность, не
озаботился поменять квартиру, полагал, что по исполнении того самого неписаного
договора дадут новую, а теперь все это нереально — и получить новую, и
поменяться...
чем-то мозги, доктор Терехов вновь и вновь прокручивает в голове очередной
сюжет ненаписанного фантастического романа, шлифуя его, ограняя, продумывая.
его и здесь. В голове все складывается великолепно, но, едва попытаешься
перенести все это на бумагу, дальше второй страницы не продвинешься, не
получается, и все тут. Вроде бы и есть роман в голове во всех деталях, эпизодах
и диалогах, но на бумаге это не выразишь, он давно оставил всякие попытки...
родина доктора Терехова, так что тут особенно и выдумывать нечего). Тридцать
тысяч человек, в основном частные домики, разве что в центре два десятка
многоэтажек, но из них половина — дореволюционной постройки. Мебельная фабричка
— вот вам и вся промышленность. Два кинотеатра. Драмтеатр опять-таки
дореволюционной постройки. Электротехнический техникум — вот вам и все вузы.
пятый год, лето. Только что снят Хрущев, что никого здесь не повергло ни в
уныние, ни в радость — помер Максим, и хрен с ним... Это — сибирское
захолустье. Здесь нет ни диссидентов, ни золотой молодежи, ничего такого.
Сонное царство, в общем.
просто живут, не считая, что чем-то обделены. Такой городок.
той части города, что исторически именуется «правый берег» — дома там почти
сплошь частные, а единственное интеллектуальное развлечение представлено
танцплощадкой на турбазе, куда наши друзья пока что не ходят, они стеснительны
по малолетству, поскольку на дворе, как уже говорилось, шестьдесят пятый год, а
вокруг — сибирское захолустье. Другое время, другие люди. В чем-то ужасно
патриархальные, кстати.
твердят комсомольские секретари. Верят всем идеологическим штампам и
пропагандистским клише. А что вы хотели? На дворе, еще раз повторим —
шестьдесят пятый... Наши трое — нормальные комсомольцы, типичные советские
ребята, кем им еще быть в этом году и в этом городе? Так-то...
зашоренные аскеты, а нормальные парнишки со всеми свойственными этому возрасту
желаниями и побуждениями. Они уже курят втихаря, они уже пробовали пивко, они
уже начинают помаленьку гулять с девочками и предпринимать первые робкие
попытки прикоснуться к теплому и манящему — но все это опять-таки отмечено
печатью известного целомудрия и робости. Ну, как-никак, шестьдесят пятый...
только мальки, но и кое-кто из ровесников наших героев еще носится по улицам с
деревянными или проволочными шпагами. Но не эти трое. Ну да, они тоже играют —
но их игры, можно сказать, на порядок выше.
тополевый лес, далеко протянувшийся по берегу речки, завернутыми в тряпки. Мол,
на рыбалку пошли, а в тряпках — удочки. Но, зайдя подальше...
барона Пампу и злыдня Рэбу. Ага, вот именно. «Попытка к бегству» вышла совсем
недавно, и братовья Стругацкие еще не успели во всем разочароваться, они пока
что яростными и искренними мазками рисуют насквозь коммунистическое будущее с
исполинскими золотыми статуями Ленина и благороднейшими землянами двадцать
второго века, гражданами Всемирной Коммунистической Республики... Искренне
рисуют, а потому талантливо. Имея в числе своих обожателей и нашу троицу из
захолустного сибирского городка.
приятели — но далеко не всегда. «Три мушкетера» понятнее и проще. Но наша
троица — она по уши в игре. Они так и зовут друг друга — «благородные доны».
опустевший дом вскоре вселяется неизвестно откуда приехавший незнакомец —
мужичок лет тридцати пяти, контактный, говоря современным языком, веселый и
обаятельный, а посему врастает он в жизнь окраинной улочки довольно быстро.
Новый житель словоохотлив и общителен. Он «полярник», знаете ли. Два года
пашет, полгода—в отпуске. Подробных романтических рассказов избегает — ему, как
он вполне резонно объясняет, осточертели снега, медведи и северные широты, где,
уточним, романтики особой и нет, если откровенно. Мол, дайте человеку пожить
спокойно, забыть на пару месяцев о льдинах и моржах...
претензий не имеет. Наш человек, советский, имеет полное право отдохнуть от
трудов праведных на благо социалистической державы. Вот и катается наш полярник
на сверкающей «двадцать первой» «Волге» (по тем временам — ого!), что ни вечер,
посещает турбазу, тамошние танцы, откуда частенько приводит особ женского пола,
порой остающихся в доме до утра. Но и тут сказать особо нечего — даже
обитателям патриархальной улицы. Человек молодой, неженатый, пусть погуляет,
прежде чем отыщет законную половинку..
«волжанке» взяла моду кататься некая очаровательная десятиклассница, по которой
дружно сохли все трое, а одному она даже подавала некоторые надежды, не столь
уж и призрачные. Мало того — до Благородных Донов доходит информация из
достовернейших источников, приводящая их в тоскливую ярость. Из достовернейших,
что печально. Источники уверяют, что Она Уже Делает Это С Полярником... Делает!
Это!
восьмиклассников, пока что пребывающих на стадии мимолетных поцелуев и первых
прикосновений. Нет, серьезно, конец света... Все помните себя при похожих
обстоятельствах в такие же годы. То-то. Правда, Армагеддон...
какими-то хитрыми приемчиками (в те годы из всех единоборств широким массам
было известно лишь самбо, так что меж собой Благородные Доны уныло именуют
пришельца «самбистом»).
Покрышки «Волге» попротыкать к чертовой матери, разве что. Больше ничего и в
голову не приходит...
разведшколам. К тому же собаки во дворе нет, а все окрестные проходы, закоулки,
заборы и крыши известны троице с малолетства. И началось...
дровяника, пытаются с невеликого расстояния рассмотреть, что происходит за
задернутыми занавесками.
сто раз более странное, таинственное, пораждаюшее воображение.
том, что экран, во-первых, огромен, чуть ли не метр на метр, во-вторых,
многоцветен. Ага, вот именно. Телевизор — цветной.
черно-белые. Огромные цветные экраны существуют лишь в фантастических романах,
на страницах «Техники — молодежи» да, по смутным и вроде бы недостоверным
слухам, на загнивающем Западе. Никто еще здесь не видел такого телевизора...
ревность почти что улетучивается перед лицом такой вот тайны. Нет, вообще-то —
«полярник». Мало ли что из неведомой заграничной техники мог прикупить в
экзотических портах, навроде Семен Семеныча Горбункова...
отлучкой хозяина, проникает с оглядочкой в его жилище.
жилища середины шестидесятых. Черт с ним, с телевизором — там столько
загадочных вещиц, что разбегаются глаза. К телевизору, оказывается,
присоединена проводами какая-то штука; опять-таки из фантастического романа, со
светящимися цифирками и надписями на английском, тут и стопки странных кассет в
ярких обложках — и на некоторых названия и кадры из знакомых, виденных фильмов!
поставят в тупик — он быстро разберется, с чем имеет дело, хотя бы
приблизительно. Должно быть, это нечто вроде пресловутого видеотелефона, ну,
ясно...