Дрессировка, ничего не скажешь...
Все боятся, не только я.
кофе... Выпасть бы из времени...
разумный человек, ну какой может быть черт? Напился до чертей, козе
понятно.
откуда взялся черт. Что он сказал? Ведь он же сказал что-то такое...
кто-то шептал ему на ухо, - и до конца жизни жить в этом остановленном
мгновении. Но только один раз - и насовсем. Навсегда. И чтобы сделать это,
надо просто очень захотеть.
минуту. Пять часов. Безумное чаепитие, Льюис Кэрролл, "Алиса в стране
Чудес". Вечно пять часов. Устрою безумное кофепитие. Сюда бы еще Соню и
Шляпкина - для компании...
залил пот; он сжал зубы, сцепил руки, чтобы унять дрожь, - не помогло. Раз
в окоп под ноги к нему скатилась неразорвавшаяся бомба - ощущения были
похожие.
и подошел к парапету.
известно, пользы нет, одно неведомое нужно. Но полно вечер омрачать своей
тоскою беспричинной..."
теплое и ленивое, и такое же голубое, как море, небо над ним. Пальмы и
прочая буйная тропическая зелень - вот она, перегнись через парапет, и
можешь потрогать. Звенят цикады, поют птицы, а ночью, бесстрашно нарушая
приказ о светомаскировке, будут летать светлячки...
вперед, где на горизонте разлегся серый дредноут, угрюмый и безжизненный,
как каменный остров. И если не смотреть направо - там длинный узкий мыс, и
на нем нахально торчат, не маскируясь, иголочки ракет береговой обороны. И
если не смотреть вниз, - где на такой же зеленой террасе, задрав в небо
хоботы, стоят зенитки, а рядом, под пальмами, спит орудийная прислуга. И
если не смотреть вверх - там проплывает, натужно ревя, тяжелый
восьмимоторный рейдер с подвешенными под крыльями пикирующими
бомбардировщиками. И если заткнуть уши, потому что пробило пять часов, и
черный репродуктор на столбе начинает выкаркивать военную сводку...
глаза.
гордившийся именно тем, что не принимаешь ничего на веру? И во что - в
черта!
остановить смогу - точнее, сам смогу остановиться во времени и не идти
дальше. Я это чувствую. И я это сделаю. Вот так, дорогие мои - я сбегу от
вас, да так хитро, что вы меня никогда не сможете поймать...
возвращающихся в свои части; заплаканные девушки и женщины, угрюмые усатые
отцы; священник; несколько шпиков; несколько спекулянтов; несколько
проституток; продавщица цветов; две девочки-школьницы в косынках с красным
крестом; пацан-беспризорник стреляет глазом, что бы такое спереть;
полицейский искоса следит за пацаном-беспризорником; кошка, которая гуляет
сама по себе...
неожиданно, возникая из-за толчеи неразобранных вагонов: впереди две
платформы, одна с песком, одна с зенитками, потом черный, пузатый,
лоснящийся пыхтящий паровоз, за ним вагоны, синие и зеленые вперемешку.
Все это прогромыхивает, подлязгивает, подтягивается к перрону,
поскрипывает и повизгивает тормозами, останавливается, открываются двери,
и на твердь земную выкатываются развеселые отпускнички...
Потом. Попозже.
и крутишься, никак не остановишься. Шестереночка-шестереночка... В какой
вагон садимся? Вот в этот.
рюкзак, повесил автомат на вешалку для одежды и открыл окно.
придерживая саблю, взасос целовал яркую высокую брюнетку. Девочки в
косынках раздавали благотворительные бутерброды: тоненькие ломтики хлеба с
маргарином и брюквенным повидлом. Напротив вокзала подрались две
проститутки, их не могли растащить, пока какой-то железнодорожник не вылил
на них ведро воды; теперь они стояли жалкие, растерянные, похожие на
ощипанных ворон...
со своей девицей, девочки с бутербродами, железнодорожник с флажком,
плачущие мамы и мрачные папы, машущие руки, платки, шляпы, зонтики,
воздушные поцелуи, газетный киоск, мальчики из "Гвардии Императора"
замерли в почетном карауле, тоненькие ручонки вскинуты в истовом римском
приветствии, семафор, пакгаузы, разбитые вагоны и паровозы, зенитки,
дочерна пропыленная живая изгородь, снова зенитки, развалины элеватора, а
поезд все набирает скорость, все чаще бьют колеса на стыках, все меньше
времени остается, все меньше, меньше и меньше...
твердым голосом.
маячили еще двое.
объятия. За кирасиром ввалились мрачноватый фельдфебель-танкист,
бритоголовый и лопоухий, и "зеленый берет" в пятнистом комбинезоне без
знаков различия. Произошел небольшой веселый кавардачок, в ходе которого
рюкзаки были рассованы по углам, а оружие пристроено так, чтобы не мешало
и в то же время всегда было под рукой. Затем кирасир, азартно сопя,
эффектнейшим жестом профессионального иллюзиониста извлек будто бы из
воздуха трехлитровую банку самогона и торжественно водрузил ее на стол.
пытаясь посмотреть Генриху в глаза; это у него получилось не сразу. -
Неп-позволительно!
чертова прорва времени: ночь, день и вечер - в поезде; потом переночую
где-нибудь и еще пять часов буду ехать на машине; потом пешком. Неужели же
я не улучу подходящей мне минутки!
оставлял приятный привкус не то ореха, не то еще чего-то подобного.
Кирасир победно поглядел на остальных, как должное принял восхищенные
замечания и пояснил, что первое дело - это процедить самогон через десяток
противогазных фильтров, ну а потом с ним надо делать кое-что еще, а что
именно - он не скажет даже под угрозой медленного перепиливания пополам, -
и действительно не сказал, как все трое на него не наседали.
послезавтрашнего пайка были приговорены, выяснилось, что поезд стоит на
станции, и берет вознамерился было сбегать за сигаретами, но тут в купе
кто-то попробовал вломиться, под смехотворным предлогом, что все прочие
якобы уже переполнены, и пришлось силой выдворить нахала и запереть дверь.
был в котлах, и все три раза как-то выбирался. Фортуна, братцы, редкая
каналья, но уж кого пометит - тот живой.
там в котлы залазите, а нам их разбивай.
колода.
- расписывай, пехота!
свечи у меня, подай-ка мой рюкзак.