Чтение 2–й страницы книги ~Колесничие фортуны~

Неясный шорох в придорожных кустах заставил мудрую птицу насторожиться, отвлечься от созерцания дороги и, негодующе каркнув, взмыть в воздух.

- Итак, дружище Лис, - продолжил фразу идущий впереди рыцарь (полагаю, вы догадались, что это был я), - как говорил наш коллега, благородный дон Румата Эсторский:

"Бесшумных засад не бывает". А потому, будь добр, дай знак Виконту, чтобы он передал мне шлем и щит.

Ну щит, положим, мой новый оруженосец мне передал, а вот со шлемом чуток замешкался. Нечто глыбообразное обрушилось на дорогу, издавая ужасающий вой. При ближайшем рассмотрении это нечто оказалось огромнейшим верзилой, заросшим бурой шерстью так, что, казалось, только глаза выдают, где у него лицо, а где - затылок.

- Ну вот, - скорбно произнес Лис, кладя ладони на рукояти мечей, - что ни дорога, то гнилые разборы. Чего тебе надо, почтеннейший?

Глыбообразный молчал. Мне почему-то пришло в голову, что в условиях отсутствия электрического освещения в первобытных пещерах какой-нибудь недобитый медведь спокойно мог перепутать праматерь этого достойного индивидуума со своей законной женой.

Между тем верзила стоял, картинно опираясь на длинную рукоять боевого топора, вид которого невольно оживлял в памяти давние легенды о всадниках, разрубленных пополам вместе с конем. Как будто чувствуя что-то такое, Мавр попятился и встал на дыбы. Естественно, я тут же обнажил меч. Однако пустить его в ход мне не пришлось. Чья-то крепкая рука ухватила жеребца за поводья, и насмешливый голос, впрочем, не лишенный приятности, властно произнес:

- Вложите меч в ножны, милорд, и вы, господа, опустите оружие.

Блондинистый молодец в зеленой тунике и зеленой же шляпе с алым петушиным пером держал одной рукой поводья моего коня, а во второй сжимал добрый английский лук с прижатой к нему стрелой. Если бы не выражение глумливой издевки, нескрываемо присутствовавшей в его больших зеленых глазах, лицо незнакомца вполне можно было бы назвать добродушным.

- Сэр рыцарь, - обратился ко мне лучник, кланяясь с деланной почтительностью, - я и мои друзья покорнейше просим вас разделить с нами нашу скромную вечернюю трапезу. Не откажите в любезности, господа. Так велит обычай здешних мест, - добавил он значительно.

- Вот ведь ударно-штурмовое гостеприимство, - услышал я в голове голос Лиса. - Ох, не нравится мне этот общепит.

- А я бы с удовольствием перекусил, - вмешался в наш разговор стажер. Понятное дело. Растущий организм требовал калорий, а кроме того, виконт Крис де Монгийе, достойный представитель славного рода Ла Доннелей, никогда не отказывал себе в сытном ужине.

Ну что ж, судя по внешнему виду, медведеобразный верзила не казался активным проповедником вегетарианства, да и его приятель мало походил на человека, изможденного постом.

"Ладно, - вздохнул я, - подраться мы всегда успеем. Сначала подкрепимся". С некоторым сожалением, правда абсолютно фальшивым, я выполнил просьбу гостеприимного хозяина, возвращая меч в ножны и поворачивая коня.

Из окрестных кустов высыпало две дюжины зелено-туничных рейнджеров, все как один с длинными луками и рожами со стенда: "Их разыскивает шериф". Схватка с подобным стрелковым подразделением на глухой лесной дороге предвещала поистине фатальные последствия для нашего предприятия.

Ну, скажем прямо, дорогу можно было проложить и получше. Битый час мы тащились по всем староанглийским буреломам, нагуливая аппетит. Время от времени лучники соревновались в художественном свисте со своими коллегами, свившими себе гнезда в кронах, где погуще. Наконец наш вечерний моцион был завершен, и, вынырнув из очередных зарослей, мы буквально носом уперлись в причудливое нагромождение скал, притащенных сюда каким-то не в меру разгулявшимся ледником и брошенных им на произвол судьбы во время панического отступления миллион лет тому назад. Судьба была благосклонна к несчастным скалам - они стали надежным пристанищем шайке страшных лесных разбойников.

Необходимо, однако, заметить, что заботливые руки джентльменов с большой дороги немало потрудились, придавая мрачным замшелым камням жилой вид и превращая их в весьма остроумный фортификационный изыск.

Под массивной гранитной плитой, застрявшей некогда меж двух огромных, выше человеческого роста, валунов горел костер. Какой-то местный умелец приспособил над этим очагом некое подобие железного колпака с дымоходом, исчезавшим между каменных глыб - так, что дыма не было видно и за двадцать шагов.

Вокруг огня хлопотало несколько женщин, готовивших обещанную нам трапезу.

Командовала куховарской гвардией молодая статная девушка в дорогом светлом платье, явно взятом напрокат у проезжего купца. На мой взыскательный взгляд, она была несколько крупновата, но, безусловно, весьма привлекательна. Самым, однако, прекрасным в ее облике были густые золотистые волосы, столь длинные, что она с легкостью могла бы повторить подвиг леди Годивы. Заметив возвращающуюся лесную братию, она со всех ног бросилась к красноперому предводителю и, добежав, радостно повисла у него на шее.

- Ах-ах-ах! - пробурчал я, отворачиваясь и подавляя на месте предательски шевельнувшуюся зависть.

Спустя совсем немного времени мы уже сидели на толстенных бревнах и справляли тризну по трем королевским-оленям, чьи ноги проиграли сегодня состязание в скорости со стрелами сидевших вокруг огня браконьеров. Теперь эти самые ноги вступили в единоборство с зубами лесной братии, но и здесь, похоже, их ожидало сокрушительное поражение.

Отдав должное изысканному ужину и подбору дорогих вин, щедрой рукой разливаемых на этом празднике желудка, благородное общество перешло к приятной застольной беседе, сиречь к набору смешных случаев и небылиц разной степени непристойности. Надо сказать, что и тут мы не отступили ни на пядь, не ударили в грязь лицом и достойно поддержали марку нашей славной Конторы.

И вот когда Лис в четвертый раз пытался втолковать соседу соль какого-то анекдота о Штирлице, вожак поднял руку и вокруг костра мгновенно воцарилась тишина. Кажется, даже комары смолкли, прекратив свою кровавую вакханалию. В этой гнетущей тишине неестественно четко раздавались слова моего напарника.

- Пойми ты, дурья твоя башка, этот Штирлиц - советский разведчик. А Мюллер - шеф гестапо, - выговаривал он, выразительными жестами подкрепляя свои слова. Говорил мой старый боевой товарищ уверенно и твердо, лишь едва немного медленнее, чем обычно. Для человека, знающего Лиса так долго, как я, это было вернейшее свидетельство высокой степени опьянения. Сидевший рядом с ним рыжебородый детина недоуменно хлопал глазами, не понимая столь элементарных вещей.

- Внимание, Рейнар! - окликнул я Сережу. И тут хозяин заговорил, обращаясь ко мне:

- Дорогие гости, осмелюсь узнать, понравилось ли вам наше угощение?

- О, ужин был превосходен! - прикладывая руку к груди и всем своим видом выражая глубочайшую благодарность радушному хозяину, произнеся, внутренне готовясь к тому, что должно было произойти дальше. Как я уже говорил, я не был англосаксом, однако предания старины глубокой знал совсем неплохо.

- Я рад, господа, что мы сумели угодить вам. Но, увы, мы люди не богатые. Все наше достояние - это то, что дарит нам этот лес, - произнес он, почему-то указывая на стоящий перед ним чеканный серебряный кубок великолепной гильдесгеймской работы, почти до краев наполненный терпким анжуйским вином. Поистине обширность подвластного нашему хозяину "леса" поражала воображение.

- А потому, - продолжил разбойничий предводитель, - мы вынуждены просить вас оплатить эту скромную трапезу. При этом, господин рыцарь, я заклинаю вас, помните, что щедрость - одна из важнейших добродетелей, присущих вашему высокому званию.

"Ну вот и началось, - вздохнул я. - Пообедали. Пошло-поехало. Ладно, посмотрим, чем все это закончится".

- Рейнар, сколько может стоить все это пиршество? - Обратился я к Лису.

Он машинально назвал некую астрономическую сумму, услышав которую, я невольно усомнился, не спросил ли я вдруг у него о количестве листьев в лесу хлебосольного хозяина.

"Господи, это ж он о своей национальной валюте!" - догадался я, несколько успокаиваясь и мучительно пытаясь вычислить соотношение по биржевому курсу. В таком виде сумма выглядела куда как менее впечатляюще. Похоже, мой друг всерьез считал, что весь вечер мы пили неочищенный спирт, закусывая его третьесортной собачатиной.

Вздохнув, я полез в кошель и протянул нашему незваному метрдотелю несколько золотых монет. Это было втрое больше, чем стоил сегодняшний ужин, и раз в десять более того, что назвал Лис, но, как я имел возможность заметить, сдачи ждать не приходилось.

Разбойника подобная щедрость явно не устроила.

- Черт возьми, милорд, да вы, оказывается, пресквернейший скряга! Ваш приятель куда как щедрее вас.

Я невольно улыбнулся. Думаю, если бы нашему отважному оленебою пришлось когда-либо попытаться отнять у Рейнара медный пенс, он не долго бы придерживался такого мнения. Так уж устроен был мой верный напарник, что в любую минуту готов был отдать ради друга последнюю рубаху, но в остальных случаях каждую монету в чужих руках воспринимал как личное оскорбление.

- Вот этот рубин, - не унимался предводитель лесной братии, - что красуется у вас на пальце, вполне достойный дар. Ведь надо же одарить от милости своей очаровательную хозяйку, которая сама, вот этими руками, - он погладил руки своей соседки, - приготовила все сегодняшние яства.

- Этот перстень очень дорог мне, - попытался возразить я.

- Тем более милорд! Тем более! Здесь он будет в большей безопасности, чем у вас на руке. Вы же знаете, жизнь благородного рыцаря так неспокойна и так полна опасностями, что можно враз лишиться и перстня, и руки. Ну а если ваша милость соскучится по этой прелестной вещице, мы всегда будем рады видеть вас вновь за нашей трапезой. Не правда ли, друзья мои? - обратился он к честной братии, внимательно следившей за "обуванием фраера ушастого", как выражался Лис.

Слова его были встречены бурным весельем. Право, я и не подозревал, что возможность моего повторного присутствия на подобном ужине может вызвать у разбойного люда такой приступ неконтролируемой радости.

- Сын мой, - произнес густым, низким басом широкоплечий коренастый разбойник в латаной сутане, чье объемистое чрево выплыло из окружающего мрака секунд на десять ранее его самого. Крест, усыпанный драгоценными каменьями, явно украшавший когда-то впалую грудь какого-то епископа, болтался у него под самым подбородком. - Неужели в те долгие часы, которые я провожу в изнурительном посте и покаянной молитве о спасении, заметь, ваших же многогрешных душ, ты пренебрегаешь заботой о делах матери нашей церкви? Не забыл ли ты собрать церковную десятину с этих почтенных странников?

- Прости меня, отче, ибо я согрешил, - скорбным тоном ответил придорожный джентльмен, молитвенно складывая руки перед грудью. - Эй, Том из Лудтона! - крикнул он, обращаясь к разбойнику, сидевшему слева от меня. - Прими у господина рыцаря его кошель. Я вижу по глазам, он горит желанием внести свою лепту в строительство новой часовни святого Дунстана в Компенхерсте.

- Благодарю вас, сэр, - пробасил толстяк, состроив рожу, наиболее, на его взгляд, соответствующую понятиям благочестия и смирения. - Быть может, этот скромный вклад, это никчемное, презренное золото станет той крупицей, которая поднимет перед вами засов на предвечных вратах святого Петра.

Разбойник, которого "верный сын церкви" назвал Томом, протянул руку, чтобы схватить кошелек, висевший у меня на поясе. Он уже почти дотянулся до него, но тут правая моя рука намертво перехватила его запястье, а ребро левой врезалось туда, где под тонкой нежной кожей располагалась сонная артерия. Бедняга обмяк, не успев понять, в чем дело. В ту же секунду я вскочил на ноги, держа несчастного Тома за шиворот перед собой, словно полуживой щит.

Удар, предназначавшийся мне, свернул челюсть незадачливому грабителю, но, видит Бог, я не оставил обидчика без справедливого возмездия. Получив удар под коленный сгиб, он обалдело взмахнул руками, ища опору в воздухе, и рухнул в костер. Запахло паленым.

За спиной моей послышался характерный гул. В ход пошли знаменитые литые нунчаки, изготовленные по спецзаказу для моего друга. Судя по раздававшимся воплям, выпитое никоим образом не сказывалось на его мастерстве. Краем глаза я мог различить и Виконта, прижавшегося к скале и ожесточенно отбивавшегося от наседающих на него разбойников. Вот один из них сложился пополам, получив сокрушительный удар ногой в живот. Вот другой со всего маху ткнулся лицом в каменную стену и сполз, цепляясь скрюченными пальцами за мох.

Дальше произошло следующее. Стажер, ожесточенно работая всеми имеющимися в наличии ударными поверхностями, протиснулся между нападающими и, словно мяч с одиннадцатиметрового штрафного, отработанным ударом профессионального футболиста послал стоявший неподалеку котел с водой прямо в костер. Наступивший мрак скрыл нашу передислокацию.

Когда пламя вновь запылало, наша троица занимала выгодную позицию, имея с трех сторон каменные глыбы и узкое пространство по фронту. Теперь в три клинка мы могли наворотить много дел, и разбойники, похоже, нимало не сомневались в этом. Отказавшись от мысли одолеть нас в рукопашной схватке, они начали хвататься за луки.

Теперь преимущество нашей позиции моментально становилось ее недостатком. Перспектива превратиться в ежика с деревянными иглами почему-то никого из нас не прельщала.

Положение грозило стать безвыходным. А значит, стоило найти выход, пока ситуация не испортилась окончательно. И я рискнул.

- Сэр Роберт Локсли, - прокричал я в ночную тьму, - именем всех, когда-либо опоясанных мечом, вызываю тебя на честный бой. И да будешь ты проклят в веках как вероломный разбойник и трус, если откажешься принять этот вызов!

Я еще кричал, что пусть возьмет себе деревянный меч, если опасается пускать вдело благородную сталь, но, право слово, это было уже лишним.

Глумливое выражение слетело с лица радушного хозяина, и, обнажив висевший на поясе меч, он мягко, по-кошачьи ступая, стал медленно сближаться со мной. Разбойники расступились, освобождая место для схватки. Бой ожидался нешуточный.

Я легко спрыгнул со своего валуна, и мы все так же медленно и осторожно начали двигаться по кругу, прощупывая глазами защиту противника и постепенно сужая круги.

Локсли бросился на мгновение раньше, одним прыжком сократив разделявшую нас дистанцию. Однако меня в этом месте уже не оказалось, и его клинок, описав дугу, столкнулся с моим, высекая сноп искр. И пошла забава. Клянусь честью, приятно было иметь дело с сильным соперником!

Ни в ранней юности, в родовом замке, ни позже, в Святой Земле, ни теперь, в лесных чащобах, сэр Роберт не тратил время попусту, когда осваивал и оттачивал каноны фехтовального искусства. Что мудрить, сегодня это был сильный, ловкий, а следовательно, крайне опасный противник.

Ежесекундно меняя секторы атаки, нанося тяжелые, тщательно выверенные удары, он все более теснил меня к границе круга, под громкий свист и улюлюканье лесной братии, приветствующей каждый ловкий удар своего вожака.

Я старательно делал вид, что утомлен схваткой и слабею под неутомимым натиском разбойничьего предводителя. Открываясь раз за разом, словно по чистой случайности уходя в последний момент от разящих ударов, я старательно выжидал подходящий момент. Конечно, это была рискованная, крайне рискованная игра, но выбора в общем-то у меня не было. Не знаю, желал ли сэр Роберт Локсли моей безвременной гибели, но мне-то его смерть была совсем уж ни к чему.

А удары между тем продолжали сыпаться как ни в чем не бывало. Вот я поскользнулся и чуть было не упал, и только это спасло меня от смертоносного лезвия, просвистевшего над головой. Вот взвихрившийся плащ каким-то чудом обвился вокруг меча моего противника, уводя его со смертоносной траектории... И все же мой час пробил.

Сияющая полоса булата стремительно обрушилась сверху, норовя изрядно добавить мне головной боли. Приняв атакующий клинок на сток, я крутанулся под рукой хозяина здешних мест и, развернув меч плашмя, со всей дурацкой силой ударил сэра Роберта в грудь. Он взмахнул руками и рухнул наземь.

Рев возмущения вырвался из десятков глоток. Многие разбойники схватились за оружие и, выкрикивая нечленораздельные угрозы, начали врываться в священный для любого опоясанного рыцаря круг поединка. Стараясь не обращать внимания на это вопиющее нарушение правил честного боя, я протянул руку поверженному противнику. Этот номер уже не раз выручал меня. Во время своих многочисленных странствий по самым разным уголкам Европы и Леванта я имел возможность убедиться в одной простой, хотя на первый взгляд странной истине: "Хорошая драка при первой встрече в девяти случаях из десяти способствует установлению крепкой дружбы".

- Ох, как это? Что это было? - Локсли ухватился за протянутую руку и поднялся на ноги, потирая ушибленную грудь. - Однако не угодно ли доблестному рыцарю назвать себя? Клянусь, не много найдется в Англии воинов, столь ловко владеющих мечом.

- Меня зовут Вальдар из рода Камдилов, сьерде Камварон. Иногда еще величают Верная Рука.

- Вальдар Камдил? Вы и есть Вальдар Камдил - спаситель нашего короля?

- Не только я. Мой друг Рейнар принимал в этом деле ничуть не меньшее участие.

- Эй, Ален э-Дейл, спой-ка нам балладу о рыцаре Вальдаре и короле Ричарде! Клянусь своими золотыми шпорами, которые мне так и не довелось носить, друг нашего отважного короля - всегда желанный гость лесного братства.

Между тем Ален запел довольно складную балладу о том, какой я крутой парень и как мне все нипочем.

Песня была шикарная. Она вполне годилась для того, чтобы стать официальным историческим источником, то есть ни единым словом не соответствовала происходившим событиям.

- Благодарю тебя, благородный сэр Роберт. Слава о твоих деяниях так же давно уже покинула пределы Шервудского леса, дав тебе новое имя - Робин Гуд. Рейнар, дружище, спой-ка нам, будь добр, балладу о Робин Гуде.

И Лис запел:

Если рыщут за твоею

Непокорной головой,

Чтоб петлей худую шею

Сделать более худой.

Нет надежнее приюта,

Скройся в лес, не пропадешь,

Если продан ты кому-то

С потрохами не за грош...

Разбойничья братия, замерев, слушала напористое пение Лиса, гулом одобрения приветствуя каждый припев.

О раздорах было забыто, и ужин, грозивший перейти в завтрак, был записан на счет фирмы. Лишь только те, кому перепало в потасовке, не принимали активного участия в общем веселье, но, казалось, и они уже не таили на нас обиду.

Как обычно, Рейнар пользовался бешеным успехом.

Сто сарацинов я убил во славу ей

Прекрасной даме посвятил я сто смертей.

Слова великого российского поэта гулко разносились между скал. Меня всегда поражало умение Лиса с ходу переводить песни с одного языка на другой.

Древнее золото редко блестит.

Древний клинок ярый.

Выйдет на битву король-следопыт.

Зрелый - не значит старый!

Разбойники слушали затаив дыхание. А уже через пару часов Рейнар пел им:

Ты ж мене пидманула, Ты ж мене пидвела.

И доблестные джентльмены с большой дороги усердно выплясывали джигу под зажигательный мотив этой песни.

Глава третья

Никогда не разговаривай с незнакомцами.

Мама Красной Шапочки

Проснулся я от того, что на меня кто-то смотрел. Смотрел долго и пристально. Чуть приоткрыв глаза, я из-под прикрытых ресниц осмотрел поляну вокруг себя. На дальнем ее конце ватага робиновских стрелков самозабвенно и по-детски непосредственно гоняла некое грубое подобие мяча. Их играющий тренер, по совместительству - мой оруженосец, блистая чудесами футбольной техники, носился по полю из конца в конец, потрясая руками и оглашая лес невразумительными криками команд.

Никому из играющих до меня не было ровно никакого дела. Однако ощущение пристального взгляда не пропадало. "Что за чертовщина", - невольно подумал я, еще раз внимательно осматривая окрестности. Рядом со мной никого не было. Ни одной живой души.

И тут я увидел глаза. Поймите меня правильно. Если бы вместе с глазами имелись рот, нос и прочие полагающиеся по штату предметы, я не преминул бы о них упомянуть. Глаза глядели не мигая, и все бы в них было бы хорошо, но то, что подобным образом смотрело дерево, несколько смущало. Именно так. И моим визави был толстенный дуб, дупла и крона которого были вполне пригодны для жилья.

Минуты три мы поиграли с деревом в гляделки. Потом древесный взгляд переместился с моего лица на руки, снова на лицо и... исчез.

"О черт! - выругался я, откидывая медвежью шкуру, служившую мне одеялом, и резко поднимаясь на ноги. - Вроде бы вчера и не сильно пил. Надо же такому примерещиться!" Подойдя к дубу, я потрогал кору руками, убеждаясь в ее грубой материальности. Кора как кора. Такая же, как и у остальных дубов, ровным кругом стоявших вокруг нашей поляны.

Пожав плечами, я стукнул кулаком туда, где еще недавно чудились мне глаза, и тут же был вознагражден десятком твердых, как камешки, желудей, барабанной дробью застучавших по моей макушке. Все бы это было ничего: как установил несколько позже сэр Исаак Ньютон, желуди обречены падать с дуба именно вниз, но все же то, что эти дубовые яйца упали точно мне на голову и никуда более, - несколько удивляло.

- Вот тебе и доброе утро, - вздохнул я.

- Вы уже поднялись, дружище Вальдар? - спросил меня подошедший хозяин окрестных чащоб, лорд - хранитель поголовья королевских оленей. - Это хорошо. Марианна скоро позовет завтракать.

- Благодарю тебя, Робин, - невпопад ответил я. - Спалось хорошо.

- Ты это чего? - удивленно осведомился Локсли, глядя на мой ошарашенный вид.

- Робин, тебе никогда не казался странным этот дуб?

- Дуб как дуб. Хороший дуб. Мы называем его Деревом Совета. Под ним всегда приходят в голову хорошие мысли.

- Может быть, и так. Но все-таки очень странное дерево.

- Право, Вальдар, ты совсем как наш брат Тук. Он тоже все твердит, что корни окрестных дубов сами подползают ему под ноги. Ну с ним-то понятно, для него бочонок вина все равно что для тебя кубок, а с тобой-то что?

- Да нет, Роб, ничего. Наверно, приснилось. Между тем солнце уже вовсю вознамерилось вставать, и вся лесная певчая братия, оглушительно цвиркая и чирикая, не то приветствовала восход светила, не то выражала свое мнение о ходе матча.

- Тоже мне сборная Шервуда,- проворчал я, потирая ушибленную макушку.

Несмотря на явный суеверный ужас перед изысканным мастерством Криса де Монгийе, стрелки играли в типично английской манере, противопоставляя виртуозной технике напористый, жесткий, силовой футбол.

Наконец один из игроков "Шервуд Рейнджерс", тот самый, чью родословную я вывел от пещерного медведя, с ревом, подтверждавшим обоснованность моих предположений, врезался в Кристиана, снося его, и, немного помедлив, рухнул сверху на несчастного оруженосца.

"Пора изобразить судью на поле", - резонно заметил я, приближаясь к парочке, удобно расположившейся в утоптанной десятками ног траве.

- Эй, Виконт, вылазь! Нам скоро ехать. Иди готовь коней. Ты тоже поднимайся, - потряс я за плечо малютку Джона, а это был именно он, напоминая о необходимости вернуться в вертикальное положение.

Гигант скосил на меня хитрый глаз и, недовольно заворчав, начал вставать на ноги, выпуская Криса из-под своей неподъемной туши. Полурасплющенный Крис с трудом отдирал себя от мать сыра земли.

В отличие от мифического Антея пребывание на отчем грунте не прибавило ему сил. Настроения, впрочем, тоже.

- Вот и учи их после этого играть в футбол, - со скорбью в голосе изрек де Монгийе, ощупывая, весь ли он на месте.

- Как говаривал, бывало, Фид Манлий Торкват, сидя на развалинах храма Соломона: "Цивилизация всегда насаждается с кровью".

- Кто-кто?

- Фид Манлий Торкват. Был тут один древнеримский понтифик. Как-нибудь расскажу тебе о нем. Пока что иди позаботься об отъезде.

Как и положено в подобных случаях, отбытие высоких гостей сопровождалось военным парадом и обменом приветственными речами.

Слева от меня Виконт долго и прочувствованно жал руки разбойной братии, обещая вернуться и продолжить тренировки. Справа Лис внимательно слушал Робина, судя по жестикуляции, объяснявшего ему напоследок какую-то тонкость своей методы стрельбы. Рядом с ними робко жался Ален э-Дейл, желавший переписать себе слова баллады о Робин Гуде.

Наконец вольные стрелки перестали хлопать по плечам и спине несчастного стажера, и Робин сделал знак нашим проводникам двигаться в путь.

- А ну стой! - раздался за нашими спинами громовой голос такой силы, что кони затанцевали на месте. - Кому говорят,стой!

От неожиданности я, оборачиваясь, положил руку на эфес меча. Картина, представившаяся моему взору, была достойна кисти большого мастера.

Брат Тук, очевидно, разбуженный всеобщим оживлением, расталкивая толпу своих "прихожан", протискивался к нам. Поверх тонзуры у него почему-то была напялена железная шапка, предотвращавшая, вероятно, истечение благочестивых мыслей в пространство. Сбившаяся набок сутана, неуловимо похожая на десантный камуфляж из-за великого множества пятен, лучше всякого меню рассказывавших о скоромных и постных блюдах, съеденных смиренным пастырем на этой неделе, едва не лопалась на его объемистом чреве. Драгоценный наперсный крест болтался почему-то возле плеча, знаменуя, очевидно, левый уклон причетника из Компенхерста. В одной руке он сжимал кость с увесистым куском мяса, в другой - бутыль с живительной влагой, столь ему сейчас необходимой.

Потрясая над головой полуобглоданной костью, словно боевой палицей, и угрожая лесной братии неисчислимыми адовыми муками, он наконец протолкался к нам и вперил в нас затуманенный винными парами взгляд, выражающий, должно быть, по мнению святого отца, священное негодование. Переводя дух и выдерживая паузу перед началом речи, он воздел к небесам полупустую, судя по плещущейся в ней жидкости, бутыль и заговорил.

- Грешники! - изрек он и замер, вслушиваясь в рокочущие перекаты своего голоса. - Грешники, ибо во грехе погрязли, аки... э-э-э. О-о-о, как голова болит. Так об чем это я? Ах да! Ну словом: не спите во всякое время и не забывайте молиться. - Он сделал какое-то странное движение бутылью, видимо, означавшее пасторское благословение. - Дабы предстать! - завершил свою утреннюю проповедь брат Тук и замер, любуясь произведенным эффектом.

Виконт обалдело посмотрел на меня. Ему явно еще не приходилось иметь дело с подобным толкованием священных текстов. Мы с Лисом сделали понимающие лица, что моментально избавило нас от необходимости вслушиваться в ту околесицу, которую нес достойный шервудский капеллан.

- Ну что ж, теперь с Богом! - подвел итог страстному выступлению служителя культа наш друг Робин, хлопая по крупу моего вороного жеребца. Зеленый дубовый лист, плавно паря, пролетел над моим плечом и упал на луку седла.

- Странно, - удивился Локсли. - Дубы далеко, ветра нет, да и лист зеленый? Чтобы это значило?

Дорога из лагеря веселой братии утвердила меня в мысли о том, что дороги созданы для того, чтобы по ним ездить. Или, уж в крайнем случае, ходить. И уж никак не наоборот. Видимо, провожатые наши имели на этот счет свое мнение, поскольку, будь передо мной не здоровенные мужики, увешанные оружием, а более эфирные твари, я с радостью бы определил их способ передвижения как порхание.

- Наконец в зарослях начали появляться просветы, и вскоре показалась опушка, покрытая веселой травяной зеленью. С видимым облегчением оставив за собой громаду Шервудского леса, мы въехали на небольшой холм, чтобы получше рассмотреть предстоящую нам дорогу.

- Отсюда вам направо, - указал старший из моих проводников. - Вон,видите одинокий вяз?

Вдали, среди обширной вересковой пустоши, действительно можно было различить очертания большого дерева, вполне могущего быть вязом.

- Там вы выедете на дорогу. Через пару миль будет развилка. Правая дорога ведет к Лондону, левая - к Ноттингему. Туда вам, пожалуй, совершенно ни к чему. Так что не спутайте дорогу. Если все будет благополучно, к вечеру вы доберетесь до Ашби. Однако не задерживайтесь в пути, иначе вам придется ночевать перед закрытыми воротами.

Внезапно речь его была прервана. Звук рога гулко раскатился по пустоши, пугая окрестных птиц и зверей.

Оглянувшись туда, откуда доносился этот звук, я увидел рыцаря в черно-лазурной котте, с копьем наперевес, резвым галопом приближающегося к нам на могучем караковом коне. Судя по угрожающему виду, он не был похож на обычного собирателя автографов. Встречу в этом месте я тоже никому не назначал. Тем более что за ним из подлеска выбегало две дюжины копейщиков, которые, рассыпаясь широким полукругом, пытались охватить нас с флангов.