Чтение 2–й страницы книги ~Среда обитания~

Еще раз оглядев покойников, я зашагал к выходу, соображая по дороге, чем соблазнил их Джизак. С самим Джизаком все было ясно и понятно: такой же профи, как я, работник на контракте. Но остальные? На деньги польстились? На обещание подданства? Или, как Парагвай, жаждали новых ярких впечатлений?

Капсулей понять непросто. С одной стороны, жизнь у них не медовый напиток, с другой - не голодают все-таки, доля из Хранилищ им идет, угол в стволах обеспечен, клипы опять же дают, баллоны с оттопыровкой, какая послабее... А если есть желание, так можно и потрудиться. Желания, однако, нет, а есть неприязнь к подданным и тем Свободным, кто не чурается работы. Ликвидировать их - проще некуда: запрет на размножение от Медицинского Контроля, и через пару столетий следа не найдешь. Но, как считают в ОБР, капсули - те же биоресурсы, нечто подобное энергии, воде и воздуху, наш запасной генофонд. И прокормить их обществу тотального благоденствия не в тягость.

Округлый свод щели пошел трещинами, взметнулся вверх широким треугольником, и под моими ногами разверзлась пропасть. Постояв на краю и полюбовавшись на город, я ткнул пальцем кнопки на браслете и вызвал контору "Хика-Фруктов". Там, разумеется, не спали: ответила Лима, помощница Борнео, - ее гигантская голова повисла передо мною в воздухе, заслонив Третью трейн-станцию.

- Кончено, - произнес я.

- Гарбич? - сухо осведомилась Лима.

- Запись тут. - Я приподнял левую руку с браслетом, заставив покачнуться огромную голографическую голову.

- Сколько их было?

- Шестнадцать, считая с Джизаком. Его обруч у меня, остальные соберете сами. Браслеты ваших партнеров лежат в контейнере, форма - на трупах, оружие тоже при них.

- Очень хорошо, дем Крит, просто великолепно! - На этот раз Лима соизволила улыбнуться. - Мы пришлем скаф с охранниками, они почистят щель... сейчас распоряжусь... - Она отвернулась, потом вновь поглядела на меня: - Вас забрать с карниза? Думаю, вы слишком устали, чтобы спускаться к дороге...

Чтоб мне на компост пойти! Невероятная забота о моем здоровье! Впрочем, скорее всего, мой вид в броне с подпалинами, с торчавшим из запястья дулом "Ванкувера" внушил Лиме почтение.

- Я не устал и сам решу транспортный вопрос. - Щелкнув пальцами, я спрятал оружие и полюбопытствовал: - Мои пятьсот монет?

- Приготовлены и ожидают вас. Но досточтимый гранд Борнео пожелал, чтоб вы явились к нам не в этот день, а завтра. Скажем, в середине третьей четверти.

- Это еще почему?

Заметив, что я нахмурился, Лима одарила меня новой улыбкой.

- Возможен еще один контракт. Даже весьма и весьма вероятен... Вы ведь не откажетесь, Свободный Охотник Крит?

- Может быть, не откажусь. Но все мои новые контракты связаны с двумя вопросами. Первый - сколько?

- А второй?

- Тоже - сколько?

- Вот об этом мы сейчас и размышляем, - сообщила Лима и отключилась.

Ухмыльнувшись, я направился к авиетке, оставленной мне Парагваем, влез в просторную кабину, посидел там пару минут и запустил мотор. Надо же, о новом контракте размышляют и о цене! Довольны тем, как разобрался с Джизаком Свободный Охотник Крит... А если о цене задумались, значит, цена немалая, где-то за тысячу монет... Не продешевить бы! Хотя, с другой стороны, я не завален предложениями. Нынче в Мобурге тихо, и серьезной работы меньше, чем Охотников.

С негромким шелестом развернулись крылья, и авиетка понесла меня вниз, к кольцевой дороге, где дремал в ожидании Пекси.

Единственным приемлемым выходом из ситуации, отмеченной в Первой Доктрине, является радикальное изменение земного общества абсолютно во всех сферах: социальной, экономической, производственной, культурной и, возможно, биологической. Это изменение в дальнейшем будет называться Метаморфозой.

"Меморандум" Поля Брессона, Доктрина Вторая, Пункт Первый

Глава 3

ДАКАР

На этот раз он пробудился в комнате, на жесткой высокой постели, напоминавшей стол. Белые стены, белый потолок, шкафы или, скорее, ниши с какими-то инструментами, яркий, бьющий в глаза свет... Чье-то лицо, склонившееся над ним, с гладкой кожей и мелкими чертами - мужчина или женщина, не поймешь.

- Свет, - пробормотал он, невольно зажмурившись, - свет...

В комнате стало темнее.

- Так хорошо? - раздался негромкий голос.

- Да. - Он открыл глаза и поворочал головой. Потом спросил: - Где я?

- В своем стволе, на медицинском ярусе. Охранники ВТЭК передали вас Медконтролю. Я - Арташат, потомственный врач. Ваше самочувствие...

- У меня был приступ? - перебил он.

- Приступ? Хмм... В каком-то смысле. - Врач выпрямился, отступил, и стало ясно, что это мужчина. - У вас, дем Дакар, немного не в порядке с головой. Так, совсем чуть-чуть... галлюцинации и всякие странные идеи, редкая болезнь, осложненная тягой к наркотикам. Вы были в Пэрзе, на конференции, и перебрали "веселухи". Может быть, "разрядника" или "отпада"... Вас подлечили и отправили в Мобург.

- Подлечили? Как?

- Вот этим. - В пальцах врача вдруг появилась маленькая черная пуговица. - Пситаб, дем Дакар. Психический стабилизатор, который я снял. Очень полезная вещь при вашем заболеваний, хотя с побочными эффектами. Возможны провалы памяти, потеря связности речи, беспокойные сны... Но ненадолго, на день-другой.

- Хотите сказать, что у меня поедет крыша? Арташат недоуменно моргнул:

- Крыша? Какая крыша?

- Ладно, черт с ней, с крышей... Почему вы зовете меня дем?

- А как еще мне вас называть? - Врач нахмурился. - Хоть вы человек известный, однако не гранд и не магистр, тем более - не король... Нет-нет, лежите! - Арташат снова приблизился и надавил ладонями на грудь. - Я ввел вам успокоительное. Скоро подействует, и я провожу вас в патмент... кажется, "Эри"?

- Уже подействовало, - тихо произнес лежавший в постели. Ледяное спокойствие вдруг охватило его. Он, Павел Сергеевич Лонгин, ученый-физик и писатель из Петербурга, никак не мог оказаться в этом странном месте - и все-таки он тут... Тревожные мысли о жене и сыне, о незаконченной работе и болезни, грозившей смертью, не исчезли, но как бы отступили, образуя фон - ясный, отчетливый, но все же фон, тогда как на переднем плане воздвиглись совсем иные декорации: эта комната, полная непонятных приборов, жесткое ложе и человек, назвавшийся врачом. Он поднял руки, поднес их к лицу и принялся разглядывать со слабым удивлением. Руки принадлежали не ему и тоже были частью декорации. Свои руки он помнил хорошо: тонковатое запястье, небольшая ладонь и пальцы самые обычные, не длинные и не короткие. А тут...

"Здоровая пятерня, - мелькнула мысль, - мощная, красивая... Но не моя".

Арташат, все еще хмурясь, наблюдал за ним.

- Ближайшие сутки вам лучше спать. У вас ведь клипы с сонной музыкой имеются? Вот слушайте и спите... И никакой работы, наркотиков и одалисок! В вашей Лиге часто перебирают, а в результате - психические нарушения и склонность к ранней эвтаназии.

- Эвтаназия... - пробормотал лежавший. - Эвтаназия - это неплохо... Легкая смерть, да? При раке, инсульте, нефропатии... чтобы не мучиться.

- Вы о чем? - Врач удивленно уставился на него.

- О болезнях... неизлечимых смертельных болезнях...

- Таких болезней нет, клянусь Паком!

- А что есть?

- Ранения и травмы, которые требуют пересадки органов. Еще - стрессы, неврозы и психические заболевания, подобные вашему... - Вытянув руку с браслетом, Арташат коснулся его лба и несколько мгновений следил за пляской разноцветных символов. - Все в порядке, дем Дакар. Можете встать.

Он осторожно приподнялся, спустил ноги на пол и выпрямился, придерживаясь за край высокого ложа. Нигде ничего не болело, ни в пояснице, ни в суставах, а главное, не было тянущей боли внизу живота, предвестницы очередного приступа. И никакой слабости! Он чувствовал себя так, будто ему шестнадцать лет и тело - прежнее, юное, легкое и послушное. Мысли тоже прояснились, и не было в них страха и тревоги - он ощущал лишь умиротворяющий покой.

- Неплохо, - произнес следивший за ним врач. - Успокоительное будет действовать еще минут пятнадцать. К этому времени вам лучше уснуть.

Стена напротив ложа раздалась. "Лифт", - подумал он, шагнув вслед за врачом в просторную кабину. Белесая дымка заволокла входное отверстие, едва заметно дрогнул пол.

Вверх, вверх, вверх, вверх...

- Меня привезли охранники из ВТЭКа?

- Да.

- А что такое ВТЭК? Арташат хмыкнул.

- Даже этого не помните, дем Дакар?

- Вы же сказали, что будут провалы в памяти. Значит, уже начались.

- Пройдет, не беспокойтесь. - Секунду помолчав, врач сообщил: - ВТЭК - это Всемирная Транспортно-Энергетическая Корпорация. В ее ведении тоннели, сети энергоснабжения и связи, трейны и трейн-станции.

- Трейны?

- Пассажирские и грузовые поезда. Вы прибыли в Мобург на трейне.

Лифт остановился, и они вышли в широкий безлюдный коридор. Под ногами - серое пружинящее покрытие, вверху - расписанный яркими узорами потолок, в стенах - двери. Коридор шел кольцом, обнимая лифтовую шахту.

- Сюда. Вот ваш патмент. - Арташат мягко подтолкнул его к одной из дверей. - Патмент "Эри". Узнаете?

Ничего не ответив, он коснулся створки с краткой надписью, подождал, пока она не скроется в стене и переступил порог.

- Ложитесь, дем Дакар, - напутствовал врач. - Сутки сна, и вы припомните, что такое ВТЭК и трейны. Ну, а если не припомните, придется полечиться. Пситаб, транквилизаторы и на самый крайний случай курс ментальной терапии.

Дверь за спиной врача закрылась. Оставшись один, он огляделся.

Ничего интересного: маленькое помещение, коридорчик, совсем пустой, если не считать экрана под потолком. В конце - такая же белесоватая дымка, как наблюдавшаяся в лифте. Он сделал три шага, погрузил в нее руку, прошел насквозь и очутился в комнате.

Не комната - целая зала, побольше его купчинской квартиры. Формой она походила на клин или вытянутую трапецию: от того места, где он стоял, стены разбегались к основанию - дальней торцевой стене, округлой, длиною метров восемь. Молочно-белый потолок неярко светился, и находившиеся в комнате предметы не отбрасывали теней. Не двигаясь, он рассматривал их со странным чувством: вроде бы все чужое и в то же время - знакомое.

Низкое ложе-полумесяц у торцевой стены, с двумя миниатюрными фонтанчиками по краям - их хрустальный перезвон был единственным звуком, нарушавшим тишину. Слева, в широкой части комнаты - камин, на каминной полке - вазы или небольшие изваяния, а перед камином - два уютных кресла и круглый столик. Напротив, у другой стены, еще один стол, длинный, явно рабочего назначения, с какими-то приборами на нем. Узкая часть помещения выглядела пустой, но стены здесь были не гладкими, а будто бы набранными из вертикальных высоких панелей. "Шкафы", - подумал он, но не попробовал их открыть, а двинулся к камину.

В его гранитном чреве пылал огонь, однако тепла - или тем более жара - не ощущалось. Поколебавшись, он осторожно вытянул руку, вздрогнул, когда пальцы проткнули камень и чугунную решетку, коснулся пламени и буркнул: "Иллюзия, мираж! Наверняка голограмма..." Затем осмотрел кресла и круглый стол. Кресла были покрыты голубоватой тканью, блестящей и прочной, напоминавшей толстый шелк, а стол казался выточенным из странного материала, то ли природного, то ли искусственного, похожего на кость, однако не светлую, а темно-коричневую. Качнув столик и убедившись, что тот необычайно легок, он постоял мгновение в раздумье и направился в узкую часть комнаты.

Панели легко сдвигались. За одной обнаружился одежный шкаф, за другой - полки, заставленные непонятными предметами, среди которых было множество цилиндриков размером с палец, за третьей - холодильник, забитый большими прозрачными контейнерами, а в них - банки, упаковки, баллончики, готовые блюда на чем-то вроде тарелок, однако не круглых, а квадратных. Глядя на это изобилие, он с удивлением понял, что не испытывает голода, хотя не ел, должно быть, несколько часов. Пить ему тоже не хотелось - хотелось выпить. Чего-нибудь крепкого, водки или коньяка... Выпить, закурить и вспомнить, как прекрасно быть здоровым, когда запретов нет и можно все...

Однако бутылок не нашлось, одни упаковки с изображениями фруктов - видимо, с соками. Неодобрительно хмыкнув, он повернулся к другой стене, отодвинул панель и осмотрел глубокую нишу с чуть покатым полом и потолком, усеянным крохотными дырочками. Эта кабинка была пуста, но стоило шагнуть в нее, как слева выдвинулось овальное сиденье, а справа - раковина в форме многолепесткового цветка. Он машинально погрузил в нее руки, и тут же откуда-то хлынул водопад теплых водных струек, а стена над раковиной посветлела и превратилась в зеркало. Вздрогнув, он уставился в гладкую блестящую поверхность, разглядывая свои новые черты: темные глаза под дугами густых бровей, крупный, красиво очерченный рот, нос с благородной горбинкой, скулы, высокий лоб и черные прямые волосы. Совсем неплохая внешность, но чужая; прежде глаза у него были серыми, рот - маленьким и пухлым, а голова - седой и наполовину лысой. Кроме того, ни единой морщинки, ни болезненной синевы и отвисших мешков под глазами, ни выпавших зубов...

Он провел кончиками пальцев по щеке, погладил подбородок, коснулся верхней губы, потом - шеи. Молодая упругая кожа, чистая, холеная, и никаких следов волос... Лицо тридцатилетнего и абсолютно здорового мужчины.

- Дакар, значит... В сыновья годится парень, - буркнул он, пытаясь сообразить, как очутился в этом теле и в этом странном мире, совсем не похожем на прежний. О прежней своей жизни он как будто помнил все, но воспоминания самых последних минут не возвращались. Что он делал в эти мгновения - или, возможно, часы? Беседовал с издателем, тем самым Андреем? Гулял по улицам Москвы или сидел в своей квартире у компьютера? Возможно, находился в Центре диализа, под аппаратом искусственной почки? Или дожидался сына? Сын всегда забирал его после диализа и привозил домой на белых "Жигулях"-семерке...

Внезапно его скрутило. Действие успокоительного закончилось, и он повалился на пол, бледнея и дрожа в лихорадочном ознобе. "Где я? - мелькнула мысль. - Как сюда попал? Почему? Зачем?" Он стукнул кулаком о стену, ударил снова, почувствовал боль в ушибленных пальцах, но продолжал колотить, повторяя словно заклинание:

- Почему? Зачем?

Сверху полилась вода, и это на миг привело его в чувство. Промокший, он выполз из кабинки, встал на колени, запрокинул голову и дико, отчаянно выкрикнул:

- Ася! Сергей!

То были имена жены и сына. Ему казалось, что он слышит их шаги. Сейчас придут, и это безумие кончится, исчезнет, как кошмарный сон...

Никто не появился. Вопль растаял под сводами просторной комнаты, заглушив журчанье фонтанов.

- Успокоиться, - хрипло выдохнул он, - нужно успокоиться! Я в здравом уме и трезвой памяти. Меня зовут Павел Сергеевич Лонгин, тысяча девятьсот сорок пятого года рождения, а нынче у нас две тысячи второй. Я физик, кандидат наук, и много лет заведовал лабораторией, потом, в девяностых годах, начал писать. Я член Союза писателей, я публикуюсь в десятке издательств, я сочиняю фантастические романы, но я не верю в переселение душ!

Снова кулаком о стену... Боль отрезвляла, помогая бороться с пароксизмами отчаяния. Он поднялся, ощупал мокрую одежду и произнес в пустоту:

- Я болен... был болен, и мне полагалось умереть. Через год, максимум - через два... Но, может быть, врачи ошиблись, и я преставился внезапно? Дал дуба, перелетел в астрал и, как положено у буддистов, вдруг воплотился в этого Дакара? В другом пространстве-времени и на другой планете... Чушь! Во-первых, я не буддист, а во-вторых, я помню, помню все!

Милое лицо жены всплыло перед ним, сменившись серьезной физиономией сына. Он очень гордился сыном, делавшим успешную научную карьеру. В определенном смысле сын был символом того, чего он сам не мог достичь во времена застоя: стажировки в Англии и Штатах, публикации в западных журналах, престижные конференции... Он очень любил жену и сына и мучился тем, что скоро их покинет. Он не мог смириться с неизбежностью.

Не в этом ли причина?.. Что-то он сделал такое... такое необычное... поступок, который уместен лишь в безнадежной ситуации...

Воспоминание мелькнуло и исчезло. Он глухо застонал, стиснув виски ладонями, потом выпрямился, скрипнул зубами и промолвил:

- Нет, так дело не пойдет. Решительно не пойдет! Оставим в покое чертовщину с переселением душ и определимся с главным: где я? Или - когда?

Окинув взглядом помещение, он направился к рабочему столу. Мокрая одежда липла к телу, в башмаках хлюпало, цепочка влажных следов тянулась за ним, пересекая комнату диагональю.

Стол оказался высоким, до пояса, со множеством ящиков, и почему-то он знал, что перед этим столом не сидят, а стоят. Стоять полагалось босиком, на металлическом диске, врезанном в пол, держась за выступающие из столешницы стержни-рукояти. "Кроме того, браслет на левом запястье должен касаться узкой щели в той непонятной штуковине... нет, не касаться, а только быть рядом.

Откуда он помнил про это? Тайна, загадка! Но руки все делали сами: он стащил один башмак, затем другой, пошаркал мокрыми ступнями по полу и шагнул на диск. Пробормотал: "Дежа вю..." - и взялся левой рукой за стержень. В узкой прорези загорелся свет, тонкий сиреневый лучик протянулся к браслету, ярко вспыхнул и померк.

- Опознавание завершено, пароль принят, - произнес чей-то мелодичный голос.

Он стиснул пальцами вторую рукоять.

В воздухе над столешницей мелькнули разноцветные сполохи, заплясали, затанцевали и неким магическим образом сложились в женское лицо. Казалось, оно выступает прямо из стены: широкоскулое, с синими, широко распахнутыми глазами, твердым подбородком и изящным носиком, обрамленное водопадом светлых волос. "Красивая девушка, - подумал он. - Прямо валькирия! Славянский или скандинавский тип..."

Сочные губы женщины шевельнулись.

- Приступим к работе, инвертор Дакар?

- Нет. - Собираясь с мыслями, он потер висок и осведомился: - Как вас зовут, прекрасная леди?

- Я не являюсь личностью и не имею имени. Я - созданный вами синтет, дем Дакар. Синтет вашего терминала.

- Голографическое изображение, так?

- Да. Я всего лишь устройство связи с городским пьютером Мобурга.

- Пьютером?

- Информационно-вычислительной машиной.

- Понятно. Можешь выдать мне кое-какие справки?

- Разумеется.

Металлический диск холодил ступни. Переступив с ноги на ногу, он на мгновение задумался, потом спросил:

- Мобург, Пэрз и остальные поселения этого мира находятся на Земле? На планете Земля, в Солнечной системе?

- Да, дем Дакар.

- Географические координаты Мобурга?

- Пятьдесят семь градусов северной широты, тридцать три градуса восточной долготы.

- Валдайская возвышенность, примерно между Москвой и Питером, - пробормотал он, сделал паузу и вымолвил: - Как мне попасть в Петербург?

- Купол под таким названием неизвестен, - откликнулась женщина-фантом.

- Неизвестен тебе?

- Нет. Я ведь только терминал связи... Неизвестен пьютеру Мобурга и МПС, Мировой Пьютерной Сети, с которой он соединен.

- Может быть, другие города? Москва, Киев, Рим, Париж, Лондон? Дели, Пекин, Нью-Йорк, Вашингтон, Буэнос-Айрес?

- Сожалею, но в справочных файлах эти названия не значатся, дем Дакар.

Он почувствовал, как струйки холодного пота стекают по щекам. Или то была вода? Его одежда и волосы все еще оставались мокрыми.

- Скажи, какой сейчас год?

- Восемьсот третий от основания Пак.

- Дьявол! Что еще за Пак?

- Первый автономный купол около Лоана. В настоящее время необитаем, служит местом паломничества.

Голос женщины-фантома казался по-прежнему ровным, на лице - ни признака эмоций, хотя он, вероятно, задавал нелепые вопросы. "Верный знак, что передо мной компьютер", - мелькнула мысль. Компьютер ничему не удивляется, и это хорошо. Просто отлично! Он привык иметь дело с компьютерами - прежде, когда занимался наукой, и теперь, сделавшись писателем. Он был убежденным рационалистом и не видел ничего загадочного или мистического в конструкции из микросхем; в его понятиях компьютер являлся чем-то вроде усовершенствованной отвертки. Просто сложный инструмент, способный дать ответы на вопросы.

- Отсчитай сегодняшнюю дату не от основания Пак, а от рождества Христова, - распорядился он. - Мне нужен год новой эры, понимаешь?

- Не понимаю, дем Дакар. Термины, которые вы используете, не имеют смысла.

- Ладно, поступим иначе. Я назову несколько имен, и если встретится знакомое, ты отсчитаешь дату от рождения названного мною человека. Эйнштейн?

- Нет информации.

- Ньютон? Лейбниц? Декарт? Галилей?

- Нет информации.

- Черчилль, Гитлер, Сталин? Наполеон, Петр Первый, Жанна д'Арк? Ричард Львиное Сердце, Вильгельм Завоеватель? Мухаммед? Гай Юлий Цезарь? Ашшурбанипал? Фараон Рамсес?

- Нет информации.

- Байрон, Гете, Бетховен, Чайковский, Пушкин, Лев Толстой, Бальзак? Рембранд, Рафаэль, Мане, Эль Греко, Пикассо? Блок, Есенин, Вальтер Скотт, Верлен?

- Нет информации, дем Дакар.

- Думаю, о Романецком и Нике Перумове ты тоже ничего не знаешь, - в растерянности пробормотал он. - Что ж это выходит? Где я?

- В куполе Мобург, в десяти километрах от поверхности планеты, - сообщила женщина-фантом.

Вздрогнув, он уставился в ее невозмутимое лицо. В десяти километрах от поверхности? При том что ничего не известно о Цезаре и Гете, о Пикассо и Лейбнице? При том что забыты имена Декарта и Наполеона, Христа, Мухаммеда, Байрона, Пушкина?

Губы плохо повиновались ему, язык сделался шершавым и словно деревянным. С трудом ему удалось выдавить:

- Все остальные поселения тоже находятся под землей?

- Да, дем Дакар.

Это "да" придавило его, точно камень. Стиснув ребристые рукояти, чувствуя, как леденеет под сердцем, он всматривался в синие глаза фантома, смотрел, но видел совсем иное. Жуткие сцены апокалипсиса грезились ему - горящие леса, вскипающие реки; расплывшиеся лавой города, обугленные развалины, пепел от книг и картин - и скелеты, скелеты, скелеты... Вперемешку с черепами, пылью и радиоактивным шлаком.

- Значит, была война, - прошептал он побелевшими губами. - Не знаю, как я очутился в будущем, но в прошлом точно была война... И вы - потомки тех, кто выжил... выжил, все позабыл и закопался под землю... На десять километров, говоришь? - Он наклонился, приблизив свое лицо к лицу женщины. - А что на поверхности? Что там? Кратеры, руины, прах и пепел?

- Посещать Поверхность нет необходимости, дем Дакар. Там воздухозаборники, и воздух поступает исправно.

- Но война была? Я не ошибся?

- О какой войне вы спрашиваете? Войны происходят регулярно, и они...

- Большая война! Великая! Глобальная! - перебил он.

- Из последних - Тридцать Вторая ВПК.

- ВПК? Что за ВПК?

- Тридцать Вторая Война Продуктовых Королей, - невозмутимо пояснил фантом.

- Кх... к-королей? - Ему вдруг почудилось, что воздух сгустился и режет горло точно наждак. - Каких королей?

- Продуктовых. Владельцев крупных корпораций, производящих продукты питания.

На какой-то миг ему почудилось, что это нелепая шутка, потом он вспомнил, с кем имеет дело, и мрачно усмехнулся. Компьютеры не расположены шутить, их данные бесспорны и точны - разумеется, в рамках, определенных программистами. Все же программисты - люди и знают больше компьютеров. Война, уничтожение, уход под землю... Возможно, ситуация не так проста, как он себе нарисовал. Возможно, с ней удастся разобраться, если поговорить с людьми... особенно - с программистами...