Чтение 2–й страницы книги ~Космическая станция "Василиск"~

Капитанская каюта "Бесстрашного", обладавшего массой покоя в девяносто тысяч тонн, казалась огромной по сравнению с апартаментами "Ястребиного Крыла", но, с точки зрения планетарного жителя, выглядела тесной каморкой. Хонор давным-давно отвыкла мерить жилое пространство планетарными стандартами. А теперь у нее имелась даже собственная столовая, где в случае официального приема могли разместиться все офицеры крейсера, - настоящая роскошь для военного корабля.

Созерцание каюты, однако, не улучшило настроения, омраченного страшными увечьями, наносимыми ее чудному кораблику верфями "Гефеста".

Харрингтон поправила золотую пластину, укрепленную на выступе над рабочим столом. На полированном металле отпечатался чей-то палец, и женщина, ощутив знакомое ироническое самодовольство, наклонилась и стерла отпечаток рукавом. Пластинка путешествовала вместе с ней с корабля на корабль, на планеты и обратно в космос в течение двенадцати с половиной лет, и, потеряйся она, Хонор не находила бы себе места. Это был ее талисман. Ее тотем. Хонор нежно провела кончиком пальца по длинному, сужающемуся к концу крылу планера, выгравированному на золоте. Вспомнив тот день, когда она, приземлившись, узнала, что установила новый рекорд Академии - до сих пор не побитый! - по совокупности высоты подъема, продолжительности полета и выполнению фигур высшего пилотажа, Харрингтон улыбнулась.

Улыбка погасла. Командир крейсера вернулась к удручающей действительности. За внутренней переборкой, в соседнем отсеке помещалась кают-компания. Ознакомившись с содержимым персонального компьютера, Хонор ожидала ужина с офицерами без малейшего энтузиазма - равно как и экскурсии по кораблю. Она снова вздохнула. Недавнее ощущение счастья как-то скисло, и два наиболее приятных ритуала, сопровождающих вступление в должность капитана, напрочь утратили привлекательность.

МакКеон описал изменения в вооружении исключительно точно, хотя и не упомянул, что верфь, мало того что лишила крейсер двух третей ракетных установок, еще и урезала количество боеприпасов "Бесстрашного". Для малых звездолетов - легких крейсеров и эсминцев - проблема с размещением ракет всегда стояла остро, так как снаряд на импеллерной тяге просто невозможно сделать компактным. На борту помещается ограниченное их число, а поскольку решили демонтировать пусковые установки, то нет причин сохранять боеприпасы в прежнем объеме. В конце концов, это сокращение позволяло запихать в "Бесстрашный" четыре дополнительные установки для пуска энергетических торпед.

Хонор ощутила зарождающееся в горле рычание, но успела задавить его, услышав вопросительное чириканье Нимица. Несовершенный голосовой аппарат древесных котов серьезно ограничивал их возможности в произнесении слов, но зверям этот недостаток ничуть не мешал - в общении они полагались на свое загадочное эмпатическое чутье. В результате многие люди недооценивали их интеллект, и весьма сильно.

Прежде чем продолжить мерить каюту шагами, Харрингтон приостановилась, чтобы почесать кота под подбородком. Женщина давно подозревала, что хвостатый знает ее лучше, чем она сама.

Все очень просто, подумала Хонор. Я попала в когти Кошмарихи Хэмпхилл и ее банды - и теперь мне надо как-то извернуться, чтобы представить ее благоглупости в виде мудрого решения... Она стиснула зубы, поймав себя на несвойственном ей желании грубо выругаться.

В Королевском Флоте Мантикоры существовало две основные школы тактической мысли: традиционалисты, возглавляемые Зеленым адмиралом Хэмишем Александером, и "jeune ecole" [В переводе с французского - "молодая школа"] Красного адмирала леди Сони Хэмпхилл. Александер - как, увы, и сама Хонор - считал фундаментальные тактические истины неизменными и независимыми от совершенствования оружейных систем. Новые виды оружия, полагал он, следует приспосабливать к существующим концепциям с соответствующей переоценкой предоставляемых ими возможностей. "Jeune ecole", напротив, верили, что оружие определяет тактику, а новаторски примененная технология заменяет изживший себя исторический анализ. Харрингтон не изучала политику, не понимала ее, а главное - не любила, но даже она осознала дилемму, стоящую на данный момент перед правительством Аллена Кромарти. Либералы и прогрессисты занимали непримиримую позицию по вопросу дорогостоящего военного бюджета.

Ввиду конфронтации с ними, а также учитывая намеки на то, что к их альянсу временно собираются примкнуть так называемые "Новые Люди", герцог Аллен вынужден был для противовеса привлечь в свой лагерь Ассоциацию консерваторов. Маловероятно, что последние согласятся сидеть тихо и не тявкать - их граничащий с ксенофобией изоляционизм был совершенно несовместим с представлениями центристов и роялистов о неизбежности открытой войны с Народной Республикой Хевен. Тем не менее в данный момент консерваторы были необходимы правительству и, понимая это, требовали высокой платы за свою поддержку. Они хотели заполучить военное министерство, и герцог Аллен подкупил их, назначив сэра Эдварда Яначека Первым лордом Адмиралтейства, гражданским главой того самого рода войск, где служила Хонор. Центристы понимали: стремление хевенитов к расширению территорий неизбежно приведет их к конфликту с Королевством, а потому вели определенные приготовления. Консерваторы же собирались, спрятав головы в песок, переждать, пока все не кончится, но по крайней мере соглашались сохранять мощный флот, дабы оберегать свою драгоценную изоляцию.

Яначек, дослужившийся в свое время до адмирала, имел репутацию человека твердого и решительного, но более реакционного старого ксенофоба найти было трудно. Он принадлежал к группе, выступавшей против присоединения терминала на Василиске к Мантикорской туннельной Сети на том основании, что это "восстановит против нас соседей" (читай, будет первым шагом на пути к международному авантюризму). Несмотря на всю свою аполитичность, Харрингтон имела сносное представление о тех, с кем ее угораздило связаться.

В данный момент для "Бесстрашного" имел наибольшее значение тот факт, что Хэмпхилл приходилась Яначеку троюродной сестрой, а сам Яначек питал личную неприязнь к адмиралу Александеру. Более того, новый Первый лорд склонялся к точке зрения традиционалистов, видевших корни агрессивности хевенитов в насильственном сдерживании их экспансии. И, наконец, Хэмпхилл входила в число Красных адмиралов. Адмиральские звания в КФМ [Королевский Флот Мантикоры] были разделены на адмиралов второго ранга, "Грифонов", они же Красные адмиралы, и адмиралов первого ранга - "Мантикор", или Зеленых. По выслуге лет любой адмирал попадал со временем из низшего разряда в высший, - но самые нетерпеливые вояки постоянно норовили тем или иным способом перепрыгнуть через головы коллег. Имея в родственниках Первого Лорда, леди Соня имела все шансы вне очереди просочиться в Зеленые - особенно если сумеет продемонстрировать на практике полезность своих теоретических разработок. Ради ее карьеры и потрошили в данный момент несчастный кораблик.

Хонор все-таки зарычала и пинком отправила стул через всю каюту. Удовлетворение оказалось сиюминутным, и она, плюхнувшись обратно в кресло, снова уставилась в экран.

Итак, похоже, ее сделали капитаном "в награду" за то, что курс тактики адмирала Курвуазье она окончила лучшей. А "Бесстрашному" предстояло стать секретным оружием Хэмпхилл на предстоящих флотских учениях. Этим и объяснялась завеса тайны вокруг переоборудования корабля. Хэмпхилл наверняка хихикает и потирает руки в предвкушении. Знай Хонор обо всем заранее, вероятнее всего, дала бы волю эмоциям, плюнув на потерю нескольких очков, только бы избежать подобного!

Харрингтон снова потерла глаза. Знает ли МакКеон об их роли во флотских учениях? Вероятно, нет. Он выглядит недостаточно расстроенным - ведь он не может не понимать, как скажется данное "переоборудование" на боеспособности и, главное, на репутации "Бесстрашного".

Как ни печально, на бумаге вся затея в целом выглядела вполне осмысленно. Для каждого военного корабля силовые барьеры составляли первую и главную линию обороны. Импеллерная тяга создавала пару сжатых гравитационных лент над и под корпусом - открытый с обоих концов клин, - способных разогнать корабль до скорости света практически мгновенно. Разумеется, на практике подобный толчок превратил бы экипаж любого судна в кровавое месиво. Даже при современных инерционных компенсаторах максимальное ускорение, какое мог выжать военный корабль на импеллере, не превышало шестисот g. Но дело было не только в движении: ни одно известное оружие не могло проникнуть сквозь основные тяговые ленты импеллерного клина военного класса. Таким образом, простое включение импеллеров защищало корабль от любого огня снизу или сверху.

Однако оставались открытыми бока импеллерного клина - пока кто-то не изобрел силовые барьеры и не распространил защиту на фланги. Прикрыть носовой и кормовой секторы хотя бы гравистенкой все еще не представлялось возможным. Зато тяговые ленты превосходили мощностью самые сильные из когда-либо созданных гравистен. Фланговые барьеры можно было пробить специальными ракетами, но только в сочетании с мощным энергетическим оружием, действовавшим на очень близком расстоянии.

Это, в частности, привело к возникновению поганой закономерности: битвы в глубоком космосе, независимо от их важности со стратегической точки зрения, заканчивались обычно вничью. Флот, попавший в переделку, просто поворачивал корабли непроницаемыми плоскостями импеллерных клиньев к противнику и таким образом пресекал любую возможность ведения боевых действий. Единственной контрмерой было упорное преследование, но при этом атакующие оставляли открытыми носовые сектора своих кораблей, подставляясь, таким образом, под продольный огонь прямо в лоб. Сражения между крейсерами довольно часто велись до победного конца, но столкновения тяжелых судов почти всегда превращались в церемонный замысловатый танец, в котором обеим сторонам известны все фигуры.

Ситуация оставалась почти неизменной более шестисот стандартных лет; лишь время от времени, по мере усовершенствования лучевого оружия или изобретения инженерами-оборонщиками новых способов затруднить проникновение ракет, увеличивалась дистанция боя. Хэмпхилл и ее технофилы, находившие данное положение дел неприемлемым, преисполнились решимости доказать эффективность гравикопья, способного, с их точки зрения, "разрушить застойное положение".

Теоретически Хонор надлежало содействовать им в этом вопросе. Теоретически. В глубине души она желала, чтобы они оказались правы, и даже мечтала об осуществлении их планов. Тактик в ней ненавидел формалистические битвы. Достойным объектом для ведения боевых действий является только флот врага, а если его соединения невозможно уничтожить сразу, приходится прибегать к стратегии истощения и блокады - и в результате такой изнурительной войны потери становятся громадными.

И все-таки "jeune ecole" заблуждается. Гравикопье действительно способно достичь когда-нибудь предполагаемого потенциала, но на данный момент, безусловно, его не имеет. При самом минимальном везении его прямой удар способен выжечь любой генератор боковой стены. Но это громоздкое, медлительное, тяжелое оружие, дальнобойность которого при оптимальных обстоятельствах достигает едва ли сотни тысяч километров.

И это, мрачно подумала Хонор, главный изъян. Пока ее крейсер будет приближаться к противнику, тот еще за миллион километров примется лупить по нему ракетами, а после, на расстоянии, вчетверо превышающем радиус действия копья, присоединит к ним энергетическое оружие. Копье еще имеет смысл держать на борту тяжелого корабля, где есть куда девать лишний вес, но только идиот (или Кошмариха Хэмпхилл) способен разместить его на борту легкого крейсера! "Бесстрашному" просто нечем защищаться. Он не способен выдержать сосредоточенный вражеский огонь - а благодаря хэмпхилловскому "нововведению" корабль лишился почти всего остального атакующего оружия! О, конечно, если ей удастся подобраться на расстояние действия гравикопья и если копье сделает свое дело, тяжелые энерготорпедные батареи разорвут на части что угодно, хоть супердредноут. Но только "если" - поскольку против неповрежденной стены энергетические торпеды не более эффективны, чем корзинка тухлых яиц.

Безумие - и Хонор должна заставить его сработать.

Она еще какое-то время смотрела на экран, затем с отвращением выключила его и небрежно развалилась поперек койки. Нимиц потянулся, спрыгнул со своего насеста и свернулся клубком у нее на животе. На сей раз хозяйка заговорила с ним и принялась гладить по шкурке, а кот пристроил голову на у нее груди.

Харрингтон подумала, не заявить ли протест. В конце концов, традиция предоставляла капитану право оспорить изменения, проводимые на подчиненном ему судне, но борт CL-56 еще не находился под ее командованием, когда поступил приказ о переоборудовании. Хонор точно знала, как отреагирует Хэмпхилл на любой протест, да и слишком поздно исправлять причиненный вред. Кроме того, приказ есть приказ. Как бы глуп он ни был, ее работа заключалась в его выполнении; что да, как говорили в Академии, то да. Даже не будь приказа, "Бесстрашный" оставался, волей Божьей, ее кораблем! Никакая Хэмпхилл не испортит репутацию крейсера, если в силах Хонор помешать этому.

Под всепроникающее урчание Нимица Харрингтон заставила мышцы расслабиться. Ей так и не удалось понять, что делает кот, но в основе, скорее всего, лежала эта его таинственная экстрасенсорика. Как бы то ни было, она почувствовала, что ее ярость растворяется и уступает место решимости.

Разум принялся изучать проблему со всех сторон. Возможно, хотя бы единожды с задачей удастся справиться. Если, конечно, условный противник не взломал личные файлы Хэмпхилл. В конце концов, идея настолько безумна, что ни одному нормальному человеку и в голову не придет ожидать чего-то подобного!

Допустим, она пристроится к одному из подразделений прикрытия. Достаточно логичная позиция для легкого крейсера, и большие дядьки, скорее всего, проигнорируют "Бесстрашный", сосредоточившись на крупных кораблях. Это может позволить ее судну подобраться на расстояние действия копья и произвести выстрел. Немногим лучше попытки самоубийства, но Хэмпхилловским корешам без разницы. Они сочтут обмен легкого крейсера - вместе с экипажем, конечно, - на вражеский дредноут или супердредноут вполне справедливым. Еще одна причина, по которой Хонор ненавидела так называемую тактическую доктрину.

Однако даже если и удастся провернуть подобную авантюру один раз, да еще и каким-то образом выжить, второго раза не представится. Противник, знакомый с гравикопьем, примется сжигать все крейсера в пределах досягаемости. С другой стороны, даже однократный успех положительно скажется на репутации Хонор, хотя бы среди тех, кто считал ее задание невыполнимым.

Харрингтон вздохнула и закрыла глаза. Она так и не научилась не отвечать на вызов. Если существует способ успешно разыграть хэмпхилловский гамбит, Хонор найдет его, как бы ее это ни раздражало.

Глава 3

- Общий сигнал с флагмана, мэм. "Предварительный бейкер-гольф-семь-девять".

Капитан, не отрывая глаз от монитора, выслушала доклад лейтенант-коммандера Вебстера и кивнула. Она ожидала сигнала с момента, когда атакующая группа адмирала д'Орвиля утвердилась на векторе главной цели, а план "Семь-Девять" был в самом буквальном смысле ее личным творением. Капитан Гримальди, начальник штаба Сони Хэмпхилл, прекрасно понял, что собирается провернуть Харрингтон, и поддержал ее намеки и почтительные предложения с удивительной проницательностью. Он даже одобрительно улыбнулся ей после финальной капитанской летучки. Хонор, несмотря на то, что Гримальди принадлежал к лагерю Кошмарихи Хэмпхилл, в корне пересмотрела свое отношение к нему. Впрочем, не требовалось быть гигантом мысли, чтобы сообразить, что ни один общепринятый маневр не позволит легкому крейсеру подойти к неприятельскому боевому флоту на дистанцию ближнего боя.

Если сражение идет в условиях нормального пространства, ограниченного гиперполем звезды, возможности капитана невелики. Относительно нетрудно спрятать даже крупный боевой корабль (на большом расстоянии, разумеется), просто заглушив импеллеры и оторвавшись от пассивных сканеров врага, но импеллерная тяга - средство все-таки не волшебное. Даже при ускорении в пятьсот с лишним g, которые может выжать эсминец или легкий крейсер, требуется время чтобы изменить вектор скорости, поэтому прятки при помощи отключения энергии имеют весьма ограниченную полезность. В конце концов, что толку прятаться, если враг удирает от тебя на скорости в пятьдесят-шестьдесят процентов световой?

Командующий флотом просто не мог скрыть маневры крейсера от противника, не рискуя потерять связь с ним. А поскольку прятаться обычно не имело смысла, оставались только две реальные возможности вести бой: встретить врага в лоб, грубым столкновением энергий, или попытаться его дезориентировать. Учитывая материалистические предрассудки адмирала Хэмпхилл, от Хонор потребовались все ее способности к убеждению, чтобы протолкнуть свою идею, ибо леди Соня исповедовала добродетель простоты и верила в массированную, ошеломляющую огневую мощь. Она просто долбала по цели всем, чем только можно, до тех пор, пока что-нибудь не происходило.

Без поддержки Гримальди младшему командиру, даже специально выбранному для управления секретным оружием Хэмпхилл, вряд ли удалось бы убедить адмирала, но Хонор повезло.

Адмирал д'Орвиль знал Хэмпхилл не хуже прочих, и последнее, чего он от нее ожидал, так это хитрости. Если Защищающимся удастся его провести, тем лучше; если не удастся, они теряют очень немногое. Только "Бесстрашный".

И вот теперь Хонор наблюдала за перемещением сил Защищающихся. В ближайшие шестнадцать минут они все пройдут мимо нее и продолжат движение, оставив единственный легкий крейсер в гордом одиночестве почти на пути Атакующих.

* * *

На борту супердредноута Ее Величества "Король Роджер" Зеленый адмирал Себастьян д'Орвиль нахмурился, просматривая собственный план сражения, затем взглянул на экран. Мониторы визуального наблюдения бесполезны для координации боевых действий в масштабах глубокого космоса, но, безусловно, транслируют великолепное зрелище. Корабли д'Орвиля неслись вперед на скорости почти сто семьдесят тысяч километров в секунду - чуть меньше пятидесяти семи процентов световой, - и звездное поле на передних экранах заметно сдвинулось в синюю часть спектра. "Король Роджер" шел, зажатый между наклонными "крышей" и "полом" собственного импеллерного клина; полоса в метр глубиной, внутри которой локальная гравитация колебалась от нуля до девяноста семи тысяч метров в секунду за секунду, захватывала фотоны подобно озеру клея. Звезды, видимые сквозь такую полосу напряжения, резко смещались в красную часть спектра, и их изображение поступало на видеодатчики с заметными погрешностями, хотя с помощью компьютера, точно зная мощность гравитационного поля, не представляло сложности подкорректировать изображение.

Гражданские суда на импеллерных двигателях генерировали по одной паре лент напряжения, военные - по две, и при этом щедро перегораживали пространство между ними гравистенами. Датчики противника при определенных обстоятельствах могли проанализировать параметры внешней ленты, но были совершенно не в состоянии оценить происходящее внутри клина; таким образом, прицельная стрельба по отдельным элементам корабля становилась недоступной.

- Ускорение адмирала Хэмпхилл остается постоянным, сэр, - мысли д'Орвиля прервал его начштаба со свежим докладом. - Мы должны выйти на дистанцию ракетного удара в течение ближайших двадцати минут.

- Каковы последние данные по отдельной эскадре?

- Перехвачен большой отрывок их передач минут двенадцать назад, сэр. Они далеко впереди и ушли в систему.

Преувеличенно нейтральный тон капитана Льюиса только подчеркивал его насмешку над противником, и сам д'Орвиль едва скрыл улыбку. Соня будет выглядеть весьма бледно, когда они пинками пригонят ее обратно в столицу, а именно это с ней и произойдет, если она пойдет на откровенный обмен ударами без своей отдельной эскадры дредноутов. Хэмпхилл придется бежать, не принимая боя, пока те к ней не присоединятся. Но их отсутствие, по крайней мере, объясняло ее странный курс. Красный адмирал изрядно отклонилась от кратчайшего маршрута к планете - объекту защиты. Д'Орвиль с грустью решил игнорировать флот условного противника и направиться прямо к цели. Было бы невероятно лестно "нанести ядерный удар" по Мантикоре, не позволив Соне сделать ни единого ответного выстрела, но его официальное задание гласило: "захватить столичную планету", а не просто напасть на нее. Кроме того, ни один тактик, достойный своих золотых галунов, не упустит возможности, никуда не торопясь, разнести в пух и прах две трети вражеских сил. Особенно если ему выпала такая редкостная удача: противник не может выйти из боя, не открыв объект, который должен удерживать.

- Развертывание завершено? - спросил д'Орвиль.

- Да, сэр. Разведчики возвращаются обратно за стену.

- Хорошо.

Адмирал взглянул на огромный главный тактический экран, чисто рефлекторно проверяя доклад Льюиса. Его крупные корабли образовали традиционную "боевую стену" (плоскость толщиной в одно судно), сблизившись насколько возможно плотно. Не самое маневренное построение, но другого способа вести бортовой огонь не существовало, поскольку стрельба сквозь импеллерные полосы невозможна.

Д'Орвиль снова сверил таймер с тактическими проекциями. Семнадцать минут до выхода на предельную дальность действия ракет.

* * *

Пошли первые ракеты. Немного. Шансы попасть в цель с такого расстояния невелики, а даже крупные корабли не обладают неистощимым запасом снарядов. Но вполне достаточно, чтобы держать противную сторону в напряжении.

И еще - вполне достаточно, чтобы вызвать у любого доброго либерала или прогрессиста серьезный приступ крапивницы, подумала Харрингтон. Каждый из этих реактивных снарядов весил чуть меньше семидесяти пяти тонн и стоил до миллиона мантикорских долларов, даже без боеголовок и начинки. Никому и в голову не могло прийти использовать оружие, реально способное пробить и повредить корабль, но Флот упрямо торпедировал любые попытки политиков запретить учения с применением настоящего оружия. Компьютерные симуляторы неоценимы, и любой солдат и офицер любого рода войск проводил долгие, часто выматывающие часы на симуляторах, но учения на местности всегда оставались единственным способом убедиться, как же на самом деле работает "железо". И дорого-недорого, а маневры с применением реального огня учили экипажи и расчеты тому, чего не даст ни один симулятор.

Впрочем, у Хонор имелись вполне объективные причины нервничать, так как прямо на нее мчался адмирал д'Орвиль. Она и занервничала. Вопреки показаниям тестов в КФМ, ее оценки по математике упорно отказывались соответствовать потенциально возможным. Более того, Харрингтон чуть не вылетела с третьего курса, и, хотя по общему зачету она при выпуске вошла в лучшие десять процентов, по данному предмету из двухсот сорока ей, к ее стыду и смущению, удалось занять лишь двести тридцать седьмое место.

Провалами в математике курсант Харрингтон изрядно прибавила себе неуверенности в собственных силах, а преподавателей просто сводила с ума. Они знали о ее незаурядных способностях. Зашкаливавшие тактические симуляторы явно опровергали версию математического слабоумия, симуляторы маневров выдавали не менее высокие результаты. Хонор спокойно решала в уме многочленные трехмерные уравнения на точку пересечения - но только до тех пор, пока не замечала, что же она делает. Ни один из ее талантов не проявился на занятиях по прикладной математике. Единственным, кого проблема, похоже, не волновала, оказался - тогда еще капитан - Курвуазье. Он безжалостно гонял свою воспитанницу до тех пор, пока та не прониклась верой в себя вопреки любым оценкам. Дайте ей маневр в реальном времени и пространстве, и она окажется на высоте. Но даже сегодня Хонор представляла собой весьма посредственного астрогатора, и одна только мысль о математических тестах могла взвинтить ее до состояния истерики.

Мы имеем дело вовсе не с гиперпространственной навигацией, твердо напомнила она себе. Всего четыре маленьких простых измерения, нечто, с чем справился бы и сэр Исаак Ньютон. В Академии, сталкиваясь с чем-то подобным, Харрингтон не волновалась, а просто реагировала, как учил ее адмирал Курвуазье: полагаясь на свои толком не осознанные способности. В результате непрерывная вереница "отлично" и "превосходно" в тактических рейтингах сбивала с толку самых подозрительных критиков.

Времени побеспокоиться заранее хватило с лихвой. Лейтенант Веницелос прогнал все цифры по пять раз, лейтенант-коммандер МакКеон дважды их проверил, а Хонор, в уединении своей каюты, заставила себя дюжину раз перепроверить расчеты МакКеона. Теперь она следила за таймером, отсчитывающим последние скоротечные секунды, и за мониторами двигателей. Все было готово.

* * *

- Знаете, сэр, - пробормотал капитан Льюис, - тут что-то странное.

- Странное? В смысле? - отсутствующим голосом переспросил д'Орвиль, наблюдая за ракетами, стремительно уходившими к боевой стене Хэмпхилл.

- Ответный огонь слишком слабый, - пояснил Льюис, хмуро вглядываясь в собственные мониторы, - и очень рассеянный, а не концентрированный.

- Хм-м? - Д'Орвиль, вытянув шею, бросил взгляд на проекции тактической цели, и настала его очередь хмуриться.

Льюис прав. Соня всегда верила в концентрацию огня - одно из ее немногих, по мнению д'Орвиля, достоинств как тактика. Учитывая численный перевес Атакующих, она должна просто поливать их ракетами, надеясь на несколько удачных попаданий, способных уменьшить превосходство сил противника. Однако Хэмпхилл этого не делала, и брови адмирала озадаченно сошлись на переносице.

- Вы уверены, что точно определили местоположение ее отдельной эскадры? - спросил он чуть погодя.

- Я и сам об этом думаю, сэр. Без сомнения, полученные нами координаты точны, но если передающий корабль всего один? Думаете, она завлекает нас в ловушку?

- Не знаю. - д'Орвиль потер челюсть и нахмурился сильнее. - На нее не похоже, но Гримальди вполне мог попытаться подбить Соню на какую-нибудь пакость. Если это так, то имеется некоторый риск. Ей пришлось бы двигаться по инерции по тому же вектору, чтобы оторваться, а у нас преимущество в силе, даже если все ее корабли собраны воедино... - Он вздохнул. - Оповестите экипажи: готовиться к радикальному изменению курса. Просто на всякий случай.

- Есть, сэр.

* * *

На мониторе, в плотном строю Атакующих, один цифровой код мигал агрессивно алым цветом. Хонор ухмыльнулась. Она не знала, удалось ли шпионам адмирала д'Орвиля (разумеется, неофициально и строго против правил) проникнуть за завесу секретности вокруг "Бесстрашного", но шпионы Сони Хэмпхилл его собственную систему безопасности проковыряли. Не очень глубоко, но достаточно, чтобы идентифицировать флагман. Одно из самых уязвимых мест в любом флотском маневре: у каждой стороны имеются полные списки электронных сигнатур боевых единиц противника.

Таймер стремительно отсчитывал секунды, и капитан Харрингтон обратилась к лейтенанту Веницелосу и старшему помощнику МакКеону.

- Ну-с, джентльмены...

* * *

- Сэр! У нас тут новая дрянь, несущая...

Отчаянное предупреждение оказалось слишком запоздавшим, а расстояние - слишком малым. Адмирал д'Орвиль едва успел повернуться к капитану Льюису, когда на основном мониторе "Короля Роджера" вспыхнул малиновый свет и взвыли сирены повреждений: изрядно недоработанное гравикопье ударило в левый борт супердредноута. Оно не могло причинить реальный вред генератору, но компьютеры заметили удар и послушно вспыхнули предупреждением о поражении - как раз когда фантастически кучный залп столь же недоделанных энерготорпед взорвался о теоретически уже несуществующий силовой барьер.

Адмирал подпрыгнул в своем командном кресле, увидев на экране визуального наблюдения заполыхавшую торпедную бурю. Затем монитор ослеп, одна за другой отключились все орудийные и двигательные системы, и в рубке флагмана было отчетливо слышно, как придушенно, все еще не веря в случившееся, выругался адмирал.

* * *

- Прямое попадание, мэм! - завопил Веницелос, и, когда флагман Атакующих потерял управление, Хонор позволила себе жестокую ухмылку триумфатора. Другие корабли сомкнули строй, сохраняя безопасную дистанцию, но "Король Роджер" был "мертв", блокированный собственными компьютерами, симулирующими полное разрушение от рук какого-то там легкого крейсера! Кошмариха Хэмпхилл специально выбрала ее для грязной работы, но стоило потерпеть - лишь бы увидеть такое.

Правда, у "Бесстрашного" оставалась еще одна маленькая проблемка. Выжить самому.

- Запустить импеллеры!

Сопрано Хонор прозвучало несколько громче обычного, хотя и гораздо спокойнее голоса ее тактика. Инженерная служба отреагировала незамедлительно. Лейтенант-коммандер Сантос замкнула последний контур, и импеллерный клин "Бесстрашного" пробудился к жизни.

- Штурвал, выполняйте сьерра-пять!

- Есть сьерра-пять, - откликнулся рулевой, и крейсер как безумный крутанулся на маневровых двигателях. Он лег на бок относительно боевой стены Атакующих, подставив им "нижние" импеллерные полосы, как раз когда первые энергетические орудия условного противника открыли огонь. Изумленные офицеры огневого контроля принялись лупить по крошечной мишени, внезапно обозначившейся на их экранах, из всех лазерных и гразерных установок, но опоздали. Импеллерные полосы отклоняли и разбрызгивали их огонь без всякого вреда для корабля.

- Хорошо, старшина Киллиан. - Хонор легкомысленно махнула рукой в сторону переднего экрана визуального наблюдения. - Туда, самый полный.

- Есть, мэм.

КЕВ "Бесстрашный" рванул вперед, мгновенно ускорившись до пятисот трех стандартных g.

* * *

Только пятьдесят лет постоянной работы над собой позволили д'Орвилю прекратить извержение проклятий, когда компьютеры разрешили тактическому монитору капитанского пульта включиться снова. Переговорные системы все еще были заблокированы, но, по крайней мере, адмирал мог наблюдать за происходящим. И ему от этого ничуть не полегчало. Легкий крейсер, "убивший" его флагман одним бортовым залпом, со все увеличивающейся скоростью удирал курсом, прямо противоположным направлению движения его флота. Паршивцу пришлось пройти сквозь сектор обстрела всей стены, но импеллеры наглеца сделали этот, казалось бы самоубийственный, маневр издевательством над отчаянными усилиями лучших канониров. Даже легкие корабли не могли и надеяться поймать его. Они не успеют развить достаточное ускорение после маневра. Адмирал почти слышал ликующее улюлюканье вражеского капитана, уносящегося все дальше и дальше.

- Ты был прав, Джордж, - сказал он Льюису, изо всех сил стараясь не сорваться на крик. - Соня действительно что-то задумала.

- Да, сэр, - тихо ответил Льюис. Он поднялся с места, встал за плечом адмирала и воззрился на единственный работающий экран. - А вон и остальные, - вздохнул он, и д'Орвиль поморщился, когда начштаба показал основные силы Хэмпхилл.

Боевая стена Защищающихся перестраивалась. Они перешли от частичного торможения к максимальному, и весь их строй сместился. Новый курс Защищающихся пересекался с курсом Атакующих под острым углом, и расстояние между противниками стремительно сокращалось. Дистанция все еще не позволяла Соне достичь идеального пересечения и ударить всей бортовой мощью прямо в зубы преследователям, способным ответить только носовыми орудиями, но явно спланированный заранее маневр, вкупе с неразберихой в командовании, позволил ее авангарду сконцентрировать огонь на ведущих кораблях противника. Бортовые залпы Защитников вгрызлись в гравистены, и, хотя угол атаки продолжал оставаться острым, он все равно позволял посылать ракеты внутрь импеллерных клиньев. Многие снаряды останавливала противоракетная защита, но отвратительные яркие коды боевых повреждений то и дело перекрывали светлые точки кораблей Атакующих, по мере того как дальнобойный огонь вспарывал эти сладкие, незащищенные цели.

Адмирал д'Орвиль стиснул кулаки, затем вздохнул и с ледяной улыбкой заставил себя откинуться на спинку кресла. С Соней теперь несколько месяцев невозможно будет общаться, и он едва ли мог винить ее. Прежде чем несколько смешавшийся плотный строй распутается и изменит курс, они потеряют еще некоторое количество кораблей, но их и так повреждено достаточно, чтобы сравнять шансы... и кто знает, когда нагрянет эта "отдельная эскадра"?

Происходящее выглядит очень нехарактерно для Сони, но, безусловно, эффективно. Себастьян д'Орвиль взял на заметку: точно выяснить личность командира крейсера. На капитана, сумевшего выполнить этот маленький маневр, стоило обратить внимание, и адмирал собирался сообщить ему об этом лично.

Если, конечно, он сможет сдержаться и не придушит подлого ублюдка до того, как поздравит его.

Глава 4

Хонор никогда не могла понять, как напиток с таким изумительным запахом может быть столь ужасен на вкус. Богатый аромат кофе заполнял все тесное пространство центрального поста, однако у локтя капитана стюард первого класса МакГиннес поставил чашку с горячим какао. Уж не мутировали ли мантикорские кофейные деревья в новой для них среде? Подобные вещи уже случались, но, учитывая потрясающий энтузиазм, с которым большинство офицеров КФМ поглощали ужасное пойло, называемое "кофе", разгадка заключалась в чем-то другом.

Однако сегодня никто особого удовольствия не выказывал. Всеобщее ликование, охватившее экипаж крейсера после "уничтожения" д'Орвилевского флагмана, давным-давно сошло на нет.

Харрингтон подавила вздох и с ничего не выражающим лицом отпила какао. С первой частью задания в давешних маневрах их флот справился гораздо лучше ожидаемого, но - будто в качестве компенсации - последующие задачи все больше и больше напоминали оживший кошмар. Как она и предполагала, д'Орвиль и капитаны его эскадры вполне оценили эффективность "Бесстрашного" и приняли все необходимые меры. Более того, они, похоже, затаили личную обиду на ее крейсер. Еще бы! Хэмпхилловские дредноуты отдельного эскадрона заставили уцелевших Атакующих позорно отступить. Потери д'Орвиля составили сорок два процента.

И что бы там ни говорил Зеленый адмирал о своем восхищении, д'Орвилевские капитаны завели привычку охотиться за Хонор. Как еще можно было взять к ногтю "Бесстрашный", если не победой в учениях! В четырнадцати "боях" легкий крейсер "уничтожили" тринадцать раз, и только дважды, если не считать "Короля Роджера", ему удалось прихватить врага с собой.

На корабле царило уныние. Служить постоянной мишенью - занятие изматывающее. Придирки адмирала Хэмпхилл только ухудшали дело. Леди Соню злил провал ее идеи с секретным оружием, а следовательно и тщетность надежды на ускоренное продвижение по службе. Поздравительные послания командиру "Бесстрашного" сменились раздраженными, угрожающими... и даже хуже. Быть может, Красный адмирал и понимала, что в происходящем следует винить отнюдь не капитана Харрингтон, но подобное понимание явно не делало ее доброжелательнее.

Экипаж "Бесстрашного" также не испытывал к новому шкиперу особенно теплых чувств. Их уважение к ее первоначальному успеху переросло в неприязнь, а гордость и за себя, и за свой корабль изрядно подрассеялась. Оказаться "убитыми" столько раз - на кого угодно подействовало бы угнетающе, но личный состав Атакующих, демонстрируя неприкрытое злорадство в промежутках между учениями, постоянно добавлял им горечи. Потеря экипажем уверенности в себе - при любых обстоятельствах достаточно скверное явление, но для корабля с новым капитаном это могло обернуться катастрофой. Офицеры и рядовые все больше склонялись к мнению, что их командир вовсе не блистал талантом в тот первый день и удача объяснялась чистым везением, а не воинским мастерством. Все опасались, что в один прекрасный день с таким руководством окажутся в реальной боевой ситуации и будут поголовно спущены в сортир.

Харрингтон все прекрасно понимала. На их месте она, наверное, думала бы так же... Но если они считали себя несчастными, то могли бы задуматься, каково в такой ситуации капитану.

- Итак, леди и джентльмены...

Чашка из-под какао вернулась на блюдце, кофейные чашки последовали ее примеру. Офицеры настороженно уставились на своего командира.

Хонор ввела в обычай регулярные собрания старшего состава. Многие капитаны предпочитали сбрасывать подобную деятельность на плечи первых помощников, поскольку именно в обязанности старпома входило обеспечивать гладкую работу корабля. Однако капитан Харрингтон считала нужным получать регулярные отчеты напрямую. Конечно, это требовало и некоторых дополнительных усилий, чтобы избежать впечатления, будто она подкапывается под традиционную власть собственного старпома. Но ей казалось, что корабельные офицеры в целом работают друг с другом (и со своим начальством) более эффективно, если имеют возможность озвучить свои проблемы, достижения и обсудить нужды вверенных им подразделений с самим капитаном. Подобная система прекрасно служила ей на "Ястребином Крыле", где воодушевленное сотрудничество комсостава внесло немалый вклад в успехи эсминца. Однако в случае "Бесстрашного" она не работала. Новые подчиненные Хонор боялись, что она свалит на них ответственность за неудачи их корабля, и не проявляли заинтересованности в совместном мозговом штурме.

Теперь Харрингтон в деревянных позах и застывших выражениях лиц видела собственное поражение. Лейтенант Вебстер, офицер связи, нес вахту, все остальные присутствовали... по крайней мере, физически.

Лейтенант-коммандер МакКеон восседал за дальним концом стола, напряженный, с каменным лицом: загадка, скрывающая некую внутреннюю проблему, простирающуюся далеко за пределы несчастного итога маневров. Лейтенант-коммандер Сантос, старший механик - выше ее по должности был только МакКеон, - сидела по правую руку от него, тупо уставившись в пустой экран своего блокнота, словно отгородившись от остального конференц-зала. Лейтенант Стромболи, астрогатор, полный чернобровый здоровяк, съежился на своем стуле как ребенок, боящийся, что ему попадет.

Франтоватый, стройный лейтенант Веницелос, занимавший стул напротив него, с показным смирением и расфокусированным взглядом ожидал начала дискуссии. Смирение, однако, имело оттенок бравады, почти дерзости, как будто тактик полагал, что капитан собирается обвинить в неудачных действиях "Бесстрашного" именно его, - и боялся, что она это сделает.

Капитан Никос Пападаполус сидел рядом со Стромболи, педантично аккуратный в своей черной с зеленым форме Королевской морской пехоты Мантикоры. В отличие от остальных, он, казалось, сохранял спокойствие, хотя и выглядел загадочно отстраненным. Морская пехота всегда оставалась на борту корабля чем-то слегка посторонним. Она не принадлежала Флоту и отдавала себе в этом отчет. И в отличие от флотского персонала, морпехам Пападаполуса не в чем было себя упрекнуть. Они летели туда, куда летел корабль, и делали то, что им говорили. Если избалованные флотские в чем-то дали маху, это их забота, а не армейцев.

Корабельный медик, коммандер Луа Сушон, разместилась напротив Пападаполуса. Харрингтон приходилось делать над собой усилие, чтобы гасить возникшую к ней неприязнь. Родители Хонор оба работали врачами, причем отец достиг чина Сушон перед тем, как вышел в отставку. С другой стороны, Луа держала себя еще отчужденнее, чем командир морпехов. Медики были специалистами, а не линейными офицерами в цепочке командования, и узколицая, всегда всем недовольная Сушон, похоже, совершенно не интересовалась ничем, кроме своего изолятора и медпункта. Что еще хуже - она, казалось, рассматривала свою ответственность за здоровье экипажа как некую досадную помеху в спокойном течении жизни, а подобного Хонор не простила бы ни одному врачу.

Взгляд скользнул мимо Сушон к двум офицерам, сидевшим слева от МакКеона. Лейтенанту Ариэлле Блендинг, офицеру снабжения, видимо, казалось, что капитан сейчас на нее прыгнет. Между тем ее подразделение работало безупречно. Блендинг представляла собой миниатюрную женщину с приятным овальным лицом, светлыми волосами и глазами, непрестанно бегавшими туда-сюда, словно у мышки, пытающейся уследить за слишком большим количеством котов одновременно.

Лейтенанта Мерседес Брайэм как будто нарочно поместили возле Блендинг, чтобы подчеркнуть контраст между ними. Блендинг, молодая и красивая, - и Брайэм, возрастом почти сравнявшаяся с матерью Хонор, с темной, словно обветренной кожей. Она занимала на "Бесстрашном" должность парусного мастера, и ее, похоже, не заботила та стремительность, с которой отмирала ее профессия. Мерседес, никогда не привлекавшая достаточно внимания, не сумела за столько лет выслуги подняться выше лейтенанта, но ее спокойное, живое лицо, как правило, излучало тихую уверенность. И если она и хранила такой же замкнутый вид, как и все остальные, то, по крайней мере, явно не боялась своего капитана. Уже кое-что.

Хонор едва не потребовала от присутствующих проявить хоть немного мужества. Это, конечно, нисколько бы не помогло, а только убедило комсостав в оправданности своих опасений. Харрингтон прекрасно знала, откуда взялась их глухая оборона. Очень многие капитаны имели привычку срывать разочарование на личном составе, и офицеры ожидали от своего командира чего-нибудь в этом роде. В конце концов, кто-то должен быть во всем виноват. Хонор на время собраний даже стала оставлять Нимица в каюте. Древесные коты слишком чувствительны к эмоциям, и она опасалась подвергать своего зверя чрезмерным испытаниям.

- В каком состоянии наш запрос на пополнение запасов, старпом?

Первый помощник, бросив взгляд на Блендинг, выпрямился на стуле.

- Мы получили разрешение взять довольствие в понедельник, начиная с двенадцати тридцати, мэм, - ответил он твердо.

Слишком твердо. МакКеон свел личные контакты с Хонор к абсолютному минимуму, воздвигнув барьер, сквозь который она не видела возможности пробиться. Он был деловит, расторопен и явно компетентен... и ни намека на взаимопонимание между ним и капитаном.

Харрингтон подавила рык. Предполагалось, что старпом служит мостом между командиром корабля и командой, являясь вторым "я" шкипера и управляющим, равно как и вторым человеком на судне. МакКеон таковым не являлся. Честь офицера не позволяла ему инициировать какое бы то ни было открытое обсуждение провалов "Бесстрашного" или самого капитана, но и без того молчание личного состава говорило о многом. Молчание самого МакКеона, еще более выразительное, чем у остальных, немало способствовало не только изоляции Хонор от офицеров, но и увеличению пропасти между ней и остальным экипажем.

- Как насчет дополнительных станин для ракет? - Капитан в который раз пыталась пробиться сквозь холодную официальность.

- Ничего, мэм, - МакКеон набил краткую памятку себе в блокнот. - Я снова справлюсь у снабженцев.

- Спасибо. - Хонор удалось не вздохнуть. Вместо этого она обратилась к Доминике Сантос. - Доложите о доработке гравикопья, коммандер. - Ровный, спокойный голос скрывал подступающее отчаяние.

- Думаю, к концу вахты заменим конвергенционные контуры и подготовимся к проверке в реальном времени, мэм. - Сантос включила собственный блокнот и принялась изучать экран, не поднимая глаз на командира. - После нам надо...

Алистер МакКеон пытался слушать отчет Сантос, но на самом деле внимание его занимало совсем другое.

Он смотрел на профиль Хонор, и тяжелая, неотступная обида жгла его душу, словно кислотой. Капитан держалась как всегда спокойно и собранно, говорила и слушала вежливо, от чего его злость на нее только усиливалась. Лейтенант-коммандер сам имел тактическое образование. Он доподлинно знал, насколько невыполнимое задание получила Харрингтон, но все же не мог избавиться от мучительной мысли, что управился бы с ним лучше своего командира. И уж во всяком случае не хуже. Старпом почувствовал, как начинает виновато краснеть.

Черт, да что же с ним такое?! Он вроде бы профессиональный флотский офицер, а не какой-нибудь завистливый школьник! Его работа - поддерживать капитана, проводить ее идеи в жизнь, а не злорадствовать, когда они не срабатывают. Чувство стыда за неспособность перешагнуть через собственные эмоции только усиливало их.

Сантос закончила доклад, и Харрингтон с неизменной вежливостью обратилась к лейтенанту Веницелосу. По традиции возглавлять мероприятие должна была вовсе не она, а старший помощник. Именно ему следовало поднимать вопросы, обращать на них внимание капитана и незаметно укреплять ее авторитет. А он избегал этой обязанности и в глубине души понимал, что все глубже загоняет себя в угол. Привычка не позволяла ему вновь возложить на себя ведение собрания, а поскольку Харрингтон убедилась в бесполезности старпома, она вряд ли даст ему шанс доказать обратное.

Алистер МакКеон знал, чем кончаются такие вещи. Одному из них придется уйти, и это будет не капитан, признался он себе с убийственной честностью.

Старпом снова окинул взглядом центральный пост и ощутил приступ паники. Он мог потерять все. Он знал, что ему не суждено командовать "Бесстрашным", но собственными действиями - или бездействием - едва не лишил себя даже нынешнего положения. Однако впервые за всю карьеру чувства долга оказалось недостаточно. Несмотря на все старания, МакКеону не удавалось преодолеть обиду и вытекающую из нее неприязнь.

Алистер поймал себя на внезапном ужасном желании сознаться в своих чувствах и промахах капитану. Умолить ее помочь ему найти путь сквозь них. Каким-то образом лейтенант-коммандер знал: в темно-карих глазах отразится понимание, в спокойном сопрано не прозвучит и нотки презрения.

И именно это, разумеется, делало признание невозможным. МакКеон не мог пойти на окончательную капитуляцию, признать заслуженное Харрингтон и недостижимое для него право командовать крейсером.

Старпом стиснул зубы и молча гладил крышку своего блокнота.

В капитанской каюте прозвенел сигнал, и Хонор нажала кнопку своего кома.