армию.
разных душегубов, воров, насильников. И все думал, как меня пронесло,
как я на их месте не оказался. Ведь я же убил, наверно, человек десять,
а то и больше.
корчил жуткую физиономию, размахивал руками и распространялся:
так это в кусты затолкаешь, и идешь дальше. Бычок в углу рта дымит, ке-
почка на брови сдвинута, брюки клеш, походочка морская, и сзади кодла
моя, банда моя ремесленная человек в пятьдесят! Вот как было.
собственными руками. Не нужны эти РУ, ПТУ! Нужно давать обязательное
среднее образование и только!
дошла к столу. Симаков заметил у нее в руках аттестат зрелости. Девушка
пришла поступать. Присела возле одной из женщин на стул. А Симаков, не
обращая на нее внимания, продолжал:
и в живых-то уже никого нет. Спились, подохли, некоторых поубивали.
некоторое время. Потом как крикнет:
славянские дисциплины? Кто учредитель? Какое еще такое земство?
дитель?
на шее.
попадали на пол. Женщины в страхе вскочили и вместе с абитуриенткой по-
бежали по коридору, и скрылись в конце в одной из комнат.
негодование все больше охватывало его: ну надо же, аферисты устроились в
моем родном училище! В деньги играют. Клуб сельский университетом назы-
вается. Проходимцы. Раньше хоть честно было - ремеслуха так ремеслуха. А
теперь ремеслуха университетом назвалась. Да еще славянским, да еще име-
ни Г.
чему актерский-то? Это просто невыносимо! Клуб!
пьянки, драки, убийства, и ему хотелось навести порядок во всей стране,
чтобы покончить со всеми этими деньгодралами, аферистами, монетаристами,
но Симаков не знал, с чего начать.
мороженое и с удовольствием его съел.
время была
воил штангенциркуль, с нониусом работал, с микрометром. Ребята подносили
к Симакову болванки, а он их измерял с умным видом. Ребята были нас-
только тупы, что так и не научились работе с измерительными инструмента-
ми, которые, собственно, ребят и готовили делать на заводе "Калибр".
закричал на всю станцию:
подняла уши, уставилась на окно, затем встала и застыла в ожидании. Чего
ждала собака?
бящую всякую непогоду.
боту не ходила, врача вызывала, то отказывалась от кофе, то от первого,
то от второго. Матвеев, лысый в тридцать два года, очень худой, выполнил
команду и лег на место: под стол, где лежала собачья подстилка. Лег и
положил голову на лапы, то есть на передние ноги, то есть на руки. Лежал
и смотрел на окно.
шенно свинцовом небе, вспыхнула молния, и все застыло в ожидании. Матве-
ев навострил острые уши и задрожал. Он так сильно задрожал, что не мог
даже стакан в руке держать. В одной руке, правой, не мог держать стакан.
В страхе он зажмурился и поставил стакан на стол. И тут ударило, да так
сильно, что сорвалась с потолка люстра и упала на стол, под которым ле-
жал Матвеев.
включил телевизор пультом дистанционного управления. Как обычно, по те-
левизору показывали грозу, сверкали молнии и освещали дворовых лохматых
и злобных собак, сгрудившихся у покосившегося забора городской столовой
№ 2, где работала Валентина Михайловна, соседка Матвеева. Она позвонила
в дверь, звонок в прихожей музыкально исполнил короткую детскую мелодию,
Матвеев вылез из-под стола, всем телом отряхнулся, от гривы до мохнатого
хвоста, и пошел открывать. Разумеется, для порядку сначала взглянул в
"волчок" и остановился. Там стояла не Валентина Михайловна, а другая со-
бачка, с бантиком, беленькая, с белым цветочком на длинном стебле в ру-
ке, в лапе.
несся приятный женский голос.
женщины с хризантемой. Зачем эти стершиеся эпитеты? Ведь правильно Ста-
ниславский говорил Матвееву: исключайте, сударь, из речи все эти эпите-
ты, все эти не достойные мужчин прилагательные, все эти сопливые опреде-
ления. Итак, сказала собачка с хризантемой, что она от Герки Зухенмахе-
ра, кореша и начальника Матвеева. Матвеев лизнул себя под хвостом, бро-
сив быстренько зад на коврик, тут же вскочил и открыл дверь.
лась, обнажив клыки, Матвеев определил по клыкам ее возраст - полтора
года. Под белой маечкой виднелась мраморная грудь, а сама маечка под
грудью оканчивалась: белый живот с пупочком сразу хотелось потрогать.
Матвеев, конечно, не стал трогать живот, опустил глаза на в меру широкие
бедра, обтянутые белыми джинсами. Опустил до босоножек на платформе, до
малинового маникюра на ровных ноготках.
нюхала у него сначала под хвостом, а потом под брюхом.
жал. Так это резво рванул с места. Ветер гладил его шерсть, а Матвеев
все бежал, приоткрыв рот и свесив малиновый язык. Бежал вдоль линии же-
лезной дороги по травке. Он бежал, не оглядываясь, зная, что Ромбикова
бежит за ним.
каскад листьев на голенастом стебле, поднес хризантему к носу, понюхал.
Хризантема пахла полынью. Или так Матвееву показалось. А там, за холмом,
куда он выбежал, сопровождаемый Ромбиковой, было море и широкая полоса
пляжа, на котором не было людей, но были только собаки, которые бежали в
даль пляжа к скалам, за которыми начинался конец света. Туда, в Новый
Свет, ни разу не бегал Матвеев. Да и стоит ли бегать в конец света? За-
чем собаке конец света или смена вех? Ну, скажите на милость. Зачем?
до пят (не свой размер схватил) Пилькин, иностранец русского происхожде-
ния (на самом деле он был еврей). Пилькин был маленького роста, поэтому
самая маленькая дубленка, которая ему досталась на распродаже, была ему
до пят.
тук и белый пиджак. Из кармана Пилькин достал рулончик, раскатал его пе-
ред лежащим под столом Матвеевым и сказал:
черными.
что Пилькин жил с Ромбиковой. Сошлись они сразу же, как Пилькин вернулся
на родину из Америки. Из-под стола Матвееву вылезать не хотелось, тем не
менее он вылез, хотя у него было повышенное давление, потому что за ок-
ном шел дождь, сильный, не желавший останавливаться, и, если прислу-
шаться, за голосами гостей, все время усиливающимися, можно было разоб-
рать стук дождя об оцинкованное железо отлива.
женою, она воскликнула:
метра в два, а сам белый цветок размером с поднос, на котором жена про-
несла в комнату вымытые хрустальные рюмки для водки. У Матвеева всегда