поднялся еще немного и даже сумел перемахнуть через оставшиеся реденькие
кусты. Снова поднапрягся, замахал чаще и... оказался уже на высоте своего
третьего этажа.
без злобы, а просто от невыразимого наслаждения. И это оказалось самым
правильным. Жена умолкла, видимо, он что-то угадал.
летел. По-настоящему, поднявшись уже до середины четвертого этажа.
словно он поднимал немыслимой тяжести штангу... И все-таки испытывал
восторг. Даже счастье!
дымчатых очках не соврал - это было решение всех проблем, разом. И очень
качественное решение, так что у Чулкова не возникало ни малейшего сомнения
- больше они никогда не вернутся. У него теперь была жизнь вместо
прозябания, цель вместо мечтаний, предназначение вместо непреходящей скуки!
телом, так, что чуть не свалился вниз. Он попытался оттолкнуться от стены,
как пловец, достигший противоположного края бассейна, но сделать это
по-настоящему ему не удалось. И он все-таки потерял высоту, даже за
какие-то ветки зацепился. Но потом справился.
этого не сумела бы сделать ни одна птица. Теперь ему приходилось снова
подниматься, чтобы дотянуть до своего балкона. Чтобы хоть на руках на нем
повиснуть... Приземлиться и очутиться в окружении разудалых автомобилистов
и некоторых их жен почему-то казалось немыслимым.
такая, словно он ударился своей живой рукой, а не серой пластмассой и
перьями. Несколько клочков пуха закружились, отброшенные порывом его
крыльев. Чулков, страшно изогнувшись, оглянулся, и заметил, как один
соседский мальчишка успел подхватить пушинку...
маневрировать, хотя и получалось у него пока не очень. Потом он отлетел от
дома, и понимая, что сил больше нет, бросился вперед, на свой балкон.
когда она ловила его, выставив вперед руки. Да еще чуть было оконное
стекло не разбил... Но все-таки не разбил. Разом обмякнув, когда жена
подхватила его, с неженской силой выдернув из провала трех этажей и из
полета, как рыбину из воды.
Отдышаться сумел, когда уже лежал на диване. Пока его полуволокли,
полувели к нему, жена сдернула крылья. Это было приятно теперь - избавится
от врезающихся в тело ремней, от крыльев, разом ставших неудобными и
чересчур громозкими. Да еще на нем футболка пропотела насквозь. Но жена и
ее сдернула. Так что все получилось удачно.
притихли, когда он вытянул ноги. И смотрели изучающе. Лишь сын
прокомментировал:
оперы.
пару часов, Чулков понял, что обдумывает один непростой вопрос - почему
все это выпало именно ему?
крыльями? А то, что это было наградой и никак иначе, сомнений не вызывало.
Шутка ли - первый человек, который научился летать сам по себе!
училище не поступил, если бы не зрение. Да и "Чайку Джонатан Ливингстон"
Ричарда Баха читал раз пятьдесят. И про разные этапы развития авиации
собрал чуть не целую библиотеку. А потому, например, знал, что еще в конце
гражданской на юге у нас образовался летчик по фамилии Чулков, который
начинал летать еще на "Вуазене" и бомбил французские броненосцы под
Новороссийском. О нем потом кто-то очень толковые рассказы написал. Вот
только имя автора Чулков не знал, потому что книжка была без обложки,
может, автор был репрессирован, и его произведения изъяли... Жаль, что он
был не родственник, хотя бы и дальний.
размышлениями. Дверь отрыла жена, которая, потрясенная полетом мужа над их
двором, тоже решила не оставлять его одного - вдруг еще что-нибудь
удумает. Потом в прихожей послышался ее голос, мягкий, воркующий, какого
сам Чулков давно не удостаивался. И когда он уже заинтересовался тем, что
же там происходило, в комнату ввалились с кинокамерой какие-то люди. На
кинокамете были три буквы - НТВ. Жена шуршала своим лучшим халатом,
который почему-то оказался на ней, а дочь воинственно постреливала
глазками.
и прочее... Жена стояла рядышком уже в шубе, почему-то Чулкову день
казался очень холодным, а он и не заметил, что все лето жена с дочерью
проспорили с фирмачами о его первом "заказном" полете.
ей, похоже, нравится, и который просил называть себя Гошей. Должность у
него звучала вполне обыденно - администратор. Он утверждал, что когда-то
работал в цирке. Это Чулкову нравится, он вообще цирк любит, только
стесняется признаться. А вот жене это было не по нраву, она почему-то
решила, что если парень из цирка, значит дурачек. А Чулков считал, что в
цирке нужно куда больше ума иметь, чем в этой Российской Думе, там артисты
своими жизнями за дурость расплачивались, а в Думе, похоже, никто и ничем.
Блаженного, но на Храме не нашлось места для посадки. Да и Гоша не сумел
договориться об аренде Спасской башни, уж очень много запросили.
Мавзолея. На Царскую башенку жена согласилась с трудом, хотя Чулкову эта
идея очень нравилась, он давно хотел на ней побывать, к тому же, говорят,
с нее еще Наполеон на пожар московский смотрел.
поднялись сюда по тесным, и временами грязным степеням, тут оказался
какой-то мусор, старые носилки, в камни было ввинчено что-то, похожее на
ржавую подставку для турельного пулемета. Гоша объяснил - это киношники
давным-давно ввернули, когда фильм про взятие Кремля в семнадцатом
снимали. А потом не смотли вывернуть.
ушла на Мавзолей. При этом одна из камер последовала за ней, все время
помигивая глазком. Жену это утешала, она даже вести себя пыталась с
несвойственный ей добродушием, когда камера работала. И увела сына.
лучше, если это сделает дочь. Он тоже ее все время выставлял вперед,
наверное, пиарил, как теперь говорили.
легкие черные кроссовки, он и не знал, что такие легкие бывают, пока ему
Гоша с дочерью не купили где-то за бешенные деньги, почти сто зелеными.
Потом вделся в крылья. Ремешки, как и было договорено, затянула дочь.
Красную площадь, стояли на Васильевском спуске, у "России", на мосту через
Москва-реку, а немного фигур виднелось даже на крыше Гума. В общем, не
полететь Чулков никак не мог.
засвистели, наверное, в знак поддержки. И вдруг Чулкову стало ясно, что со
временен полететь будет невозможно. Он так и сказал, пожалев, что сына
рядом нет. Камеры, которые держали на плечах дюжие мужики без счета,
впрочем, умело не вылезая вперед, зафиксировали каждое его слово, каждое,
даже мельком, выражение лица.