плацкарты подальше от этих? - и он кивнул на усатого молодца, громко
переживавшего вслух о чем-то важном:
улыбнулся и без лишних разговоров усадил за столик в углу. - Располагайтесь,
официант сейчас будет.
от любопытных глаз. За столиком по соседству сидела парочка влюбленных, млела
помаленьку, пользовала коньячок, ворковала вполголоса.
Буров украдкой рассмотрел девицу, перевел взгляд на парня, вздохнул. - На
Витьку похож, такой же скуластый. Нет бы тому вот так же..."
Носилки, носилки, носилки. Мертвые тела, обернутые в фольгу, ту, которую
хозяйки используют для готовки. Обезглавленные трупы, обрубки без рук и ног,
обгоревшие до кости, развороченные до неузнаваемости, просто куски плоти. Над
всем жуткий запах человеческого дерьма, горелого мяса, жженых тряпок, солярки.
И где-то среди этого запредела лежит Витька, изуродованным трупом с
раздробленным черепом...
Рекомендую миноги в горчичном соусе. Раки есть, крупные. Баранина по-боярски
хороша.
Значит, так: салат "Московский", бастурма, бифштекс и сто пятьдесят, нет, лучше
двести. И побольше хлеба.
Витьку не вернешь. Надо как-то жить, а чтобы жить, нужно что-то есть.
Сантименты - удел слабых духом.
салат, бастурму и графин, с ловкостью сгрузив, криво улыбнулся. - Прошу. -
Однако все же снизошел, налил рюмашку. - Бон апети.
еду. Салат был так себе, колбасный, водка - теплой, бастурма остывшей. Право,
какие мелочи! Вкус - дело деликатное и зависит от обстоятельств. Однажды,
мучась от голода в засаде, Буров изловил зеленого бумслэнга [Порода ядовитых
змей.], оторвал голову с ядовитыми железами и с наслаждением взял на зуб
скользкую, пахнущую нашатырем рептилию. А потом передал ее товарищам, словно
круговую чашу на дружеском пиру. И ведь никто не отказался.
появились пары, когда халдей принес бифштекс - не натуральный, рубленый, зато с
гарниром, сложным.
влюбленной парочке тем временем подвалил блудный сын Азербайджана:
правда, без носков, и, золотозубо улыбаясь, источал замысловатую гамму запахов,
доминировала в которой вонь чесночная.
парень взглянул на сына гор словно на идиота, но тот лица не потерял и показал
себя настоящим мужчиной:
улыбнулся ему. - Месячные у нее. Еще раз сунешься, и у тебя начнутся.
рукой с растопыренными пальцами сделал угрожающее движение.
раздробленные кости, раздался дикий крик. Джигит, потерявшись на мгновение,
замер, но тут же пришел в себя и здоровой рукой выдернул перо:
Инстинктивно, не задумываясь, Буров "отдал якоря" [Якорь в терминах боевой
психотехники - это ключ для запуска условного рефлекса - жест, звукорезонансная
формула, образ прототипа.] и сразу ощутил, как преобразился мир, в сознании не
осталось ничего, кроме холодной ярости. Запрограммирован он был на смилодона,
саблезубого тигра ледникового периода. Киска еще та - кинжальные,
двадцатисантиметровые клыки, рост в холке под два метра, вес соответствующий. А
еще молниеносная реакция, запах, вызывающий ужас у всего живого, дьявольские
когти, звериная хитрость. Плюс огненно-красная шкура. Это уже не природа-мать -
инструктора постарались: красный - цвет агрессии. В общем, монстр, машина для
убийства. Только вот Бурову словечко смилодон не нравилось. Какое-то оно
заумное, искусственное, не наше. То ли дело - бабр, как называли тигра в
старину. Сразу слышится что-то родное, русское.
джигиту в щеку, пусть торчит, нагоняет жути, может, больше никто и не полезет,
задумается. Нет, не помогло. Из-за столов ломанулась свора, с гортанным лаем
кинулась кунаку на выручку. И началось... Основанием стопы Буров двинул в пах
высокому красавцу, замахнувшемуся было графином, защитился блоком от ножа и,
выплеснув "столичную" нападающему в рожу, следом глубоко воткнул острый край
рюмки - свободен, отдыхай. Точно запустил тарелку в переносицу одному,
пепельницей глушанул другого, а надумавшему показать себя горцу-боксеру
располосовал крест-накрест физиономию - здесь тебе, родной, не ринг, правил
нету. Завизжали дамы, танцующие пары смешались. Буров мигом, не теряя времени,
сорвал настенное зеркало и, хрястнув им об стол так, что получилась бритва,
двинул на черных в контратаку:
двигался, двигался. Кровь уже лилась вовсю, на полу корчились раненые, когда,
размахивая дубинками, появились местные секьюрити. Два здоровенных молодца в
клешах.
колено, второй, как ортодоксальный каратека, голову держал "столбиком" и, с
ходу получив по "бороде", тоже уткнулся физиономией в пол.
схватился за сердце и побежал звать подмогу. А Буров между тем сломал кому-то
нос, подхватил бутылку из-под шампанского и, превратив ее посредством края
стола в "розочку", засадил кинжально-острое стекло в неприятельскую харю.
Чувствовал он себя отлично - психическое состояние было стабильным, тело
двигалось как послушная, хорошо отлаженная машина, в душе царила торжествующая
ярость. Пять секунд, не больше, и вжик-вжик - уноси готовенького, как и
положено для рукопашника его класса. Совсем неплохо находиться в шкуре
смилодона, однако затягивать побоище было опасно, время работало против.
длинным кувырком метнулся следом, мягко приземлившись, легко вышел в стойку, -
мерси за компанию". И вдруг услышал грозное:
неуверенного в своих силах. Вот это сюрприз - менты, трое, на "жигулях", по
окрасу - ГЗ [Группа захвата вневедомственной охраны.]. Как пить дать, мэтр
постарался, нажал-таки, гад, тревожную кнопку.
миролюбие, Буров послушно поднял руки, тяжело вздохнув, покорно улыбнулся,
действовать же стал со свирепостью смилодона. Стремительный уход с директрисы
стрельбы, захват, нейтрализация, обезоруживание, подсечка. Теперь рожок
отсоединить и в сторону его, подальше, затвором щелк - и делать ноги, да не
просто так, а "лесенкой". Вдруг ментовские недоумки протрут-таки мозги и
надумают стрелять, хотя едва ли, тяжелы на подъем.
вечера. "Смачно я поужинал, нечего сказать", - выскочив из дворов, Буров
перешел на шаг, незаметно, не поворачивая головы, огляделся и вальяжно,
фланирующей походкой направился к дому. Хрена ли собачьего надо - идет себе
человек, гуляет, борется с болезнью века, гиподинамией. И расположение духа у
него самое безмятежное - нажрался на халяву, подрался, в гипоталамусе, в
сексуальном центре, сидит телефон ласкучей, безотказной как трехлинейка
двустволки [На фене - девушка без предрассудков.]. Может, позвонить, сколько
там натикало-то? Буров поднял руку и радостный настрой его резко поубавился, а
по здравому размышлению и вовсе испарился. Было с чего. Его часы "командирские"
накрылись хорошо известным женским органом. Противоударные, непроницаемые, с
календарем. И с дарственной гравировкой от высокого командования. Весь вопрос в
том, где это случилось. А то как бы и самому этим самым органом не накрыться...
орнаментом и подавно. Без семьи, товарищеской скрутки - хана. Не будет ни гущи
из десятки [Кастрюля.], ни шайки в бане, ни лучшего куска хлеба - горбушки, ни
блатной работы, ни чифиря, ни места в душе. Только холод, голод и вши, да
ментовские и зэковские "прокладки" [Подлянки.]. Основной закон здесь: ты умри,
а я еще поживу. За твой счет. И будь ты хоть двужильный, не пальцем деланный и
семи пядей во лбу - в одиночку пропадешь, сгинешь. Вся сила в коллективе, в
зэковском товариществе, в нерушимом блоке одноокрасных [На зоне существуют
четыре основных масти - касты: блатные, мужики, черти и педерасты.] масс.
доску, в беде не оставят. Вот и нынче, едва он появился у "локалки" [Ограждение