располагались исключительно странные предметы. То, что они находились на
различном расстоянии, позволило ему сделать вывод, что он может хотя бы
фокусировать свой взгляд. Некоторые предметы казались еще более
запущенными, чем сам зал. В ряде случаев состояние предметов было
невозможно оценить, так как они казались скульптурами или какими-то иными
произведениями искусства; что они представляли, если они вообще что-то
представляли, Мартелс не мог понять, в его время изобразительное искусство
вышло из моды. Другие же предметы были просто машинами, и хотя назначение
ни одной из них он не мог даже представить, ржавчину он заметил сразу. Эти
вещи не использовались давным-давно.
похожее на электрический фон частотой пятьдесят герц. Оно, казалось,
звучало где-то сзади, совсем рядом, будто какой-то невидимый парикмахер
работал над его затылком или шеей массажным приспособлением, рассчитанным
на комариную голову.
находился, не должно быть очень большим. Если стена, в которую упирался
его взгляд, была боковой - конечно, он не мог определить это с
уверенностью - а недавние отзвуки голоса не вводили в заблуждение, зал не
мог быть намного больше, чем одна из центральных галерей пинакотеки Альте,
скажем, зал Рубенса...
находился в своего рода музее, неухоженном и редко посещаемом, судя по
толстому слою пыли на полу, хранившему очень мало следов и совсем
нетронутому возле экспонатов (если это были экспонаты). Он с недоумением
отметил, что это следы босых ног.
жалобной нотой. Голос произнес:
формулировать ответ или произносить его. Во-вторых, голос, произнесший эти
слова, совершенно точно ему не принадлежал, он был более низким и
неестественно громким, но почти без резонанса. В-третьих, этого языка
Мартелс никогда раньше не слышал, но, вроде бы, понимал его прекрасно.
второго инициала."
согнувшись, что почему-то показалось Мартелсу противным, бочком вошло
нечто, что с натяжкой можно было назвать человеком. Он был гол, и кожа его
имела темно-коричневый цвет, наполовину от природы, решил Мартелс,
наполовину от сильного загара. Нагота позволяла видеть, что он очень чист,
с короткими руками, длинными ногами, узким тазом. Черные волосы вились,
как у негра, но черты лица были европейскими, не считая азиатского разреза
глаз, напомнив Мартелсу скорее африканских бушменов - небольшой рост
усиливал это впечатление. Лицо его, в отличие от позы, хотя и выражало
уважение и даже почтение, отнюдь не было испуганным.
посвящения от Птиц. Они постигли прежний, так как в этом году многие из
наших новых юношей лишились из-за них глаз, а некоторые даже жизни. Предки
говорят, что такой обряд был известен в Третьем Возрождении, и он лучше
нашего, но они не знают подробностей.
послужит вам, пожалуй, от двух до пяти лет. Но в конце концов, птицы
постигнут и его. Кончится тем, что вам придется отказаться от этих
церемоний.
здесь и сейчас, чтобы охотиться, производить потомство и сражаться с
Птицами. Мне не дано знаний о загробной жизни, но откуда в вас
уверенность, что она приятна? Какие радости могут остаться для всех этих
теснящихся душ?
"птицы" с большой буквы, но этого совсем не ощущалось в речи просителя, на
лице которого теперь появилось выражение сдерживаемого ужаса. Он также
заметил, что Квант разговаривал с предполагаемым дикарем, как с равным по
уровню знаний, и обнаженный человек отвечал ему так же. Но что толку в
этой информации? Коль на то пошло, что делает Мартелс, человек, видимо,
чудом уцелевший при серьезном несчастном случае, в каком-то
разваливающемся музее, беспомощно подслушивая бессмысленный разговор с
голым "туземцем", задающим вопросы наподобие средневекового студента,
обращающегося к святому Фоме Аквинскому?
без этих церемоний у нас не будет новых поколений предков, и память о
загробной жизни быстро затухнет. Кто тогда будет давать нам советы кроме
нас самих?
прозвучал риторически, но Мартелсу, наконец, все это надоело. Собрав всю
силу воли, он с трудом произнес:
хотя физического ощущения речи не возникло. И он снова говорил на том же
незнакомом языке.
потрясение, которое совершенно точно не было его собственным. Затем
проситель в изумлении открыл рот и бросился бежать.
бегущим человеком, пока тот не скрылся в низком сводчатом залитом солнцем
проеме, за которым виднелось что-то вроде густого зеленого леса или
джунглей. Таким образом, его догадка о размере и форме зала подтвердилась,
и теперь он знал, что зал находится на уровне земли. Затем его взор
вернулся на стену и заброшенные непонятные предметы.
великой мудрости, специально сохраненная и оберегаемая для жизни после
смерти. Я заключен сюда с конца Третьего Возрождения, музей, который ты
видишь, относится именно к этой эпохе. Люди Четвертого Возрождения считают
меня почти богом, и правильно делают. - В последней фразе, без сомнения,
прозвучала угроза. - Повторяю, кто ты, и как сюда попал?
как я здесь очутился. И ничего из увиденного или услышанного я не понимаю.
Я находился в паре секунд от верной смерти, и вдруг я тут. Вот все, что я
знаю.
вышвырну, и через две-три секунды ты умрешь - или отправишься в загробную
жизнь, что одно и то же.
оба находились в одном мозгу, это создание, очевидно, не могло читать
мысли Мартелса, и он, возможно, мог получить некоторое преимущество, скрыв
кое-что из той скудной информации, которой располагал. В конце концов, у
него не было никакой гарантии, что Квант не "вышвырнет" его в любом
случае, после того как любопытство "полубога" будет удовлетворено. И с
отчаянием, почти не наигранным, Мартелс сказал:
пока не заговорил твой проситель.
чтобы после "ничего" не возникло паузы. Странно было разговаривать с
собой, будто личность раздвоилась, еще более странным казалось то, что ни
одно сознание не могло читать мысли другого - и почему-то крайне важно,
чтобы обратное предположение Кванта не было поставлено под сомнение.
сознание молодого человека, но в нем присутствует некая аура, позволяющая
сделать парадоксальное предположение, что оно даже старше моего. Из какого
ты Возрождения?
Насколько можно быть уверенным, он родился примерно через семнадцать тысяч
лет после того, как человечество изобрело письменность.
чем задумался Квант? И кстати, о чем думает он сам; во всяком случае ни о
чем полезном. Он оказался чужой личностью в чьем-то мозгу, и этот кто-то
нес всякую чушь - некто, чьим пленником он был, и кто сам был пленником,
хотя одновременно и претендовал на роль бога, и Мартелс был свидетелем,
что с ним советовались, как с богом...
могу сказать точно, но вряд ли здесь нужна точность. По вашей системе
Лондон Джек
Максимов Альберт
Афанасьев Роман
Зыков Виталий
Флинт Эрик
Сертаков Виталий