таинственного корабля. Подтянувшись на прикрепленной к
абордажному крюку веревке, он перевалился через борт и оказался
на верхней гребной палубе. То, что он там увидел, заставило его
остановиться, сжать зубы и задрожать от ужаса.
еще сжимали в руках обломки весел. Судя по всему, смерть этих
людей не была легкой и спокойной.
нагнувшись, перевернул одно из лежащих на палубе тел.
остекленевшими глазами. Синие губя мертвеца застыли не то в
ухмылке, не то в гримасе боли. Горло покойника перерезал от уха
до уха глубокий разрез, оставленный одним сильным ударом
кинжала. И, что самое страшное -- мертвый матрос сжимал в руке
клинок, которым, скорее всего, он и нанес себе эту смертельную
рану.
продолжил осмотр палубы. Казалось, большая часть гребцов и
матросов покончила жизнь самоубийством. Другие погибли в
схватке со своими же товарищами. Офицер вздрогнул, увидев дух
сцепившихся мертвых матросов, накрепко впившихся зубами в
глотки друг другу.
еще хуже, чем мертвые.
глазами смотрели на Джорна Джаваса, пытавшегося заговорить с
ними. Некоторые что-то бормотали, другие смеялись. Отар
переходил от одного к другому, заглядывал в вытаращенные и
прищуренные глаза, всматривался в измазанные кровью лица...
Тщетно ждал он ответа на свои вопросы. Все моряки на этом
корабле были безумны. Это они издавали странный то затухающий,
то нарастающий вой.
новобранцем, а опытным воином. Ему доводилось видеть мертвых,
убивать самому во время осады города, он знал, каким
неприглядным и отвратительным может быть лик смерти. Немало
мертвецов прошло перед его глазами -- разорванных военными
машинами и растерзанных в пыточных палачами. Но ничто в жизни
так не напугало его, как кошмарное зрелище, открывшееся ему на
этом корабле, вынырнувшем из ада.
храбрый даотар чуть не упал в обморок. Только собрав в кулак
всю свою волю, Джорн Джавас заставил себя продолжать осмотр
триремы.
попадались еще живые безумцы. В какой-то миг моряки, видимо,
набросились друг на друга, поубивав и ранив многих и сильно
повредив роскошный корабль. Джорн Джавас обнаружил сорванные с
петель резные двери, разбитые инкрустированные панели,
изодранные и изгаженные шелковые занавеси и прекрасные ковры. В
углах кают и на трапах вповалку лежали трупы и оставшиеся в
живых.
безумию.
это был капитан судна. Взгляд старого морского волка был
устремлен куда-то вдаль... Джорн Джавас нашел капитана на
мостике у штурвала. Видимо, капитан сам накрепко привязал себя
к деревянному колесу. Побелевшие пальцы все еще цепко держали
штурвал, а сам капитан навалился на него грудью и застыл.
этого моряка!
Карвусом, Повелителем города, уплыл на "Короне Царгола",
флагмане городского флота, личной триреме князя... которая была
очень похожа на это леденящее кровь судно. Нет, не может быть,
чтобы этот адский корабль, полный покойников и живых мертвецов,
залитый кровью и изуродованный неведомым сражением... Он просто
не может быть прекрасной триремой, "Короной Царгола", три дня
назад отплывшей к берегам Возашпы... Или все-таки это то же
самое судно?
обвел взглядом палубу. Сомнений не было -- такие резные
позолоченные дельфины, повторяющие с внутренней стороны борта
наружное украшение, могли быть только на одном корабле. В
следующий миг взгляд отара наткнулся на приоткрытую дверь
большой каюты. На высокой створке были изображены скрещенные
меч и якорь -- эмблема королевской династии Царгола, ее
штандарт и герб.
трупами палубу и подошел к главной каюте. Неуверенными, слабыми
пальцами отар взялся за ручку. Тяжелая дверь оказалась не
заперта и легко распахнулась от слабого толчка. Джорн Джавас,
бормоча про себя молитвы и заклинания, заглянул внутрь, ожидая
увидеть в каюте то же, что и на палубах, ибо, если весь экипаж
сошел с ума, то как бы смог князь избежать безумия или удара
клинка какого-либо из своих матросов?
направился к штурвалу и привязанному к деревянному колесу
капитану.
Норгован Тул поднял голову и повернул перепачканное потом и
кровью лицо к Джорну Джавасу. Словно сквозь пелену тумана, он
смотрел на молодого офицера, чуть заметно шевеля губами.
спросил Джорн Джавас. -- Что здесь произошло?
старый моряк.
адмирала у штурвала, и аккуратно опустил тело измученного
моряка на палубу. Затем он напоил Норгована Тула водой из своей
фляги.
Говорите же! Говорите!
подчиняясь его железной воле, оставшиеся в живых безумцы
взялись за весла и привели судно в порт. Верный своему долгу,
адмирал Царгола не покинул свой пост, пока трирема не вернулась
в родной порт. Но силы морского волка были на исходе. Он больше
не мог сопротивляться пелене безумия, черной тенью коснувшейся
его разума. Адмирал дико улыбнулся, оскалился. Его глаза
закатились. Джорн Джавас продолжал трясти моряка и спрашивать,
кричать. Ему нужно было знать, что случилось с Кармом Карвусом
и где он сейчас. Но из уст адмирала доносилось лишь одно слово,
чередующееся с безумными воплями, стонами и хохотом:
поднялись на мостик, они увидели Джорна Джаваса, сидящего на
палубе. Голова адмирала лежала у него на коленях. Старый моряк
бормотал что-то бессвязное, время от времени принимаясь выть,
как и другие обезумевшие моряки "Короны Царгола".
Молодой офицер поднял залитое слезами лицо.
борту?
x x x
высокую должность канцлер Драт Хорван, барон Амагарский, взял
на себя управление городом в качестве регента.
корабля с безумной командой, в королевском дворце Царгола
собрался Государственный совет. Бледные, мрачные придворные и
высшие офицеры обсуждали происшедшую трагедию и гадали о
причинах. "Корону Царгола" обыскали от носа до кормы, но ни
единая мелочь не пролила света на тайну случившегося с
кораблем. На его борту осталась лишь часть экипажа, да и то
только мертвые и сумасшедшие. Остальные, видимо, оказались за
бортом. От мертвых мало что можно было узнать. Разве лишь то,
что они, скорее всего, погибли, покончив с собой, или пали от
рук своих же товарищей. От живых было немногим больше пользы:
ни с одним из них не удалось поговорить. Единственные
осмысленные слова, которые постоянно повторяли многие из
оставшихся в живых матросов, были: