превосходили многие из черных великанов. Он двигался с гибкой проворностью
большой пантеры. Когда костер осветил его голубые глаза, они вспыхнули
синим пламенем. Высоко завязанные сандалии охраняли его ноги, а с широкого
пояса свисал меч в кожаных ножнах. Его внешность была чужая и незнакомая;
Ливия никогда не видела похожих людей, но она и не пыталась определить его
место среди народов человечества. Достаточно было того, что у него была
белая кожа.
женщины погрузились в пьяный сон. Наконец Баджудх встал, едва не упав, и
поднял руки, не столько как знак закончить празднество, сколько как символ
того, что он сдается в соревновании по количеству съеденного и выпитого,
споткнулся и был подхвачен своими воинами, которые и отнесли его в его
хижину. Белый человек тоже поднялся в ничуть не лучшем виде, очевидно
из-за того невероятного количества пива, которое он выпил огромными
глотками, и был препровожден в хижину для гостей теми из вождей бакала,
которые были в состоянии удержаться на ногах. Он исчез в хижине и Ливия
заметила, как дюжина его воинов заняла свои места вокруг сооружения с
копьями наготове. Очевидно, чужестранец не хотел рисковать, заводя дружбу
с Баджудхом.
Суда из-за разбросанных по улицам фигур пьяных. Она знала, что мужчины в
полной готовности к бою охраняют внешние подходы, но единственными
бодрствующими людьми, которых она увидела внутри деревни, были вооруженные
копьями воины вокруг хижины чужестранца - а некоторые из них тоже начинали
клонить головы и опираться на свои копья.
своей тюрьмы и вышла в дверь, пройдя мимо храпящего охранника, которого
Баджудх поставил охранять ее. Тенью цвета слоновой кости она проскользнула
через пространство, разделяющее ее хижину и хижину чужестранца. Она
подползла к задней стене этой хижины на четвереньках. Здесь на корточках
сидел черный великан, уронив украшенную перьями голову себе на колени. Она
пробралась мимо него к стене хижины. Ее сначала держали в заточении именно
в этой хижине и узкое отверстие в стене, спрятанное свисающей циновкой,
представляло ее слабую жалкую попытку побега. Она нашла отверстие,
повернулась боком и, выгнувшись своим гибким телом, прыгнула внутрь,
оттолкнув внутреннюю циновку в сторону.
отдернула циновку, она услышала бормотание ругательства, почувствовала как
ее схватили за волосы, протащили сквозь отверстие и рывком поставили на
ноги.
спутавшиеся распущенные волосы, чтобы взглянуть на лицо белого человека,
который возвышался над нею с удивлением, написанным на его темном,
покрытом шрамами лице. В руке он держал обнаженный меч, а глаза сверкали
как огонь костра, - от злости, подозрения или удивления - она не могла
сказать. Он говорил на языке, который она не могла понять, языке, который
не был гортанным негритянским, но и не звучал как язык цивилизованных
народов.
Видит Кром, я не мог представить, что встречу в этих чертовых краях белую
девушку!
выслушайте, пожалуйста, выслушайте меня! Я не могу здесь долго оставаться.
Я должна вернуться в хижину до того как они обнаружат мое исчезновение.
Мой брат... - рыдание заглушили ее голос, потом она продолжила: - У меня
был брат Тетелис, мы из рода Челкус, ученых и дворян Офира. По особому
распоряжению короля Стигии, моему брату разрешили отправиться в Хешатту,
город волшебников, чтобы изучать их искусство, и я отправилась вместе с
ним. Он был совсем мальчик - моложе меня...
на нее горящими глазами с мрачным, непроницаемым лицом. В нем было что-то
дикое и неукротимое, что пугало ее и делало нервной и неуверенной.
приближались к городу с караваном верблюдов. Наша охрана бежала и
нападавшие забрали нас с собой. Они не причинили нам вреда и сообщили, что
они будут вести переговоры со стигийцами и возьмут выкуп за наше
возвращение. Но один из их вождей хотел получить весь выкуп сам, и он со
своими людьми выкрал нас из лагеря однажды ночью и бежал с нами далеко на
юго-восток, к самым границам Кушии. Там на них напала и вырезала их банда
из племени бакала. Тетелиса и меня притащили в это логово зверей... -
рыдание сотрясло ее. - Сегодня утром моего брата изуродовали и зарубили у
меня на глазах... - Она внезапно смолкла моментально ослепла от
воспоминаний. - Они скормили его тело шакалам. Сколько времени я была без
сознания я не знаю...
хмурое лицо чужестранца. Ее обуяла сумасшедшая ярость; она подняла кулаки
и стала тщетно бить в могучую грудь, на что он обратил не больше внимания,
чем на жужжание мухи.
страшным шепотом. - Или Вы такой же зверь как и все эти? Ах, Митра,
когда-то я думала, что у мужчин есть честь. Теперь я знаю, что каждому из
них есть своя цена. Вы - что Вы знаете о чести - или о сострадании, или о
приличиях? Вы такой же варвар как и другие, только с белой кожей; у Вас
такая же черная душа как и у них. Вам наплевать, что человека вашей расы
жестоко растерзали эти собаки и что я - их рабыня! Ладно.
цвета слоновой кости. - Разве я не мила? Разве я не вызываю больше
желания, чем эти местные девки? Разве я не достойная награда за
кровопролитие? Является ли девственница с прекрасной кожей ценой,
достаточной за убийство? Убейте этого черного пса Баджудха! Покажите мне
как его проклятая голова валяется в залитой кровью пыли! Убейте его!
Убейте его! - В агонии своего пыла она ударила сжатыми кулаками один об
другой. - И тогда берите меня и делайте со мной что захотите. Я буду Вашей
рабыней!
разрушения, перебирая пальцами рукоятку меча.
желанию, - сказал он, - как будто дарение Вашего тела дает власть вертеть
королевствами. Почему я должен убивать Баджудха чтобы получить Вас? В этих
краях женщины дешевы как бананы, и их желание или нежелание стоит так же
мало. Вы слишком дорого оцениваете себя. Если бы я хотел Вас, я бы не стал
сражаться с Баджудхом, чтобы получить Вас. Он скорее отдал бы Вас мне, чем
стал со мной сражаться.
у нее перед глазами. Она пошатнулась и упала скомканной кучей на ангареб.
Горечь изумления раздавила ее душу, когда ее грубо ткнули лицом в ее
полную беспомощность. Человеческий мозг бессознательно цепляется за
знакомые ценности и идеи, даже в окружении и условиях чужих и не связанных
со средой, в которых эти ценности и идеи приняты. Несмотря на все
пережитое, Ливия продолжала предполагать, что согласие женщины - это
главное в той игре, которую она предлагала играть. Она была ошеломлена
осознанием того, что от нее совсем ничего не зависит. Она не могла двигать
мужчинами как пешками в игре; она сама была беспомощной пешкой.
уголке мира будет поступать в соответствии с правилами и обычаями,
существующими в другом уголке мира, - пробормотала она слабо, едва понимая
что она говорит и что вообще было только звуковым обрамлением той мысли,
которая овладела ею. Ошеломленная новым поворотом судьбы, она лежала
неподвижно, пока железные пальцы белого варвара не сжали ее плечо и не
поставили ее опять на ноги.
спасибо Крому. Если бы Вас охраняли люди из провинции, а не эти
цивилизованные слабаки, у которых кишка тонка, этой ночью Вы бы не были
рабыней этой свиньи. Я Конан, киммериец, и я живу своим мечом. Но я не
такая собака, чтобы оставить женщину в руках дикаря; и хотя у вас принято
называть меня разбойником, я никогда не принуждал женщину без ее согласия.
Обычаи различны в разных странах, но если человек достаточно силен, он
может силой навязать некоторые из своих обычаев где бы то ни было. И никто
никогда не называл меня слабаком!
вырвал Вас из лап Баджудха просто из-за Вашей расы. Но Вы молоды и
красивы, а я насмотрелся на местных сучек до тошноты. Я сыграю в эту игру
по Вашим правилам, просто потому что некоторые Ваши инстинкты
соответствуют некоторым моим. Возвращайтесь в свою хижину. Баджудх слишком
пьян, чтобы прийти к Вам сегодня, а я позабочусь, чтобы он был занят
завтра. И завтра Вы будете согревать постель Конана, а не Баджудха.
Ваши воины?
них, вскормлены у сосков войны. Я пришел сюда по просьбе Баджудха. Он
хочет, чтобы я присоединился к нему при штурме Джихиджи. Сегодня вечером
мы пировали. Завтра мы держим совет. Когда я с ним разберусь, он будет
держать совет в аду.
ответил он мрачно. - Он бы нарушил свое перемирие с Джихиджи. А после
того, как мы бы разграбили город вместе, он бы уничтожил меня сразу, как
только застал без охраны. Что было бы самым черным предательством в других