составы, облегчающие страдания тела. Но тело для него всегда было
просто куском мяса. А теперь Кейс стал узником собственной плоти.
толстую пачку бумажной валюты старого образца, бесконечно
циркулирующей по замкнутой траектории мирового черного рынка подобно
ракушкам тробианских островитян.
трудно; в Японии же подобное вообще преследовалось по закону.
уверенностью, можно найти способ излечить его недуг. В Тибе. Как в
официальных клиниках, так и в мощной сети нелегальных больниц -
"черных клиник". Синоним имплантации, сращивания нервов и
микробионики, Тиба словно магнит притягивал представителей техно-
криминальной субкультуры Мурашовника.
бесконечной круговерти консультаций и осмотров. Люди из черных
клиник, его последняя надежда, выразили восхищение процедурой, с
помощью которой он был искалечен, а затем все единодушно
отрицательно покачали головами.
порта, где всю ночь напролет с вышек, похожих на гигантские
треножники, из галогеновых прожекторов лились на доки слепящие
потоки голубого света; отсюда не были видны огни Токио - сияние на
небе цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал, не была
видна высоченная голограмма с надписью "Фудзи электрик компани", а
Токийский залив казался чернеющей бесконечностью, над которой, над
хлопьями плавающей стиропены, кружили чайки. Почти сразу за портом
начинался город, где невероятно огромные кубические здания фабрик и
корпораций доминировали над жилыми массивами.
у которого официального названия не было. Ночной Город, и Нинсей - в
его сердце. На протяжении дня большая часть баров Нинсея безлюдна
или закрыта вообще, неоновые огни мертвы, голограммы погашены и
ждут. Под отравленно-серебристым небом.
запил двойным эспрессо свою первую вечернюю пилюлю - плоский розовый
октагон, патентованный бразильский препарат, который он приобрел у
одной из девчонок Зона.
обрамленными красными неоновыми трубочками.
надежды на излечение, Кейс дал себе полный форсаж и принялся
изыскивать источники средств к существованию с такой леденящей кровь
настойчивостью, что ему даже казалось, будто это делает кто-то
другой. За первый месяц он убил троих - двоих мужчин и женщину - за
сумму, которую годом раньше счел бы смехотворной. Нинсей свел его
вниз, на самое дно, включив некий скрытый в самом Кейсе смертоносный
механизм, о наличии которого он никогда до этого не подозревал,
довел до такого состояния, что сами улицы стали для него
олицетворением жажды смерти.
дарвинизма, не ограниченному никакими рамками, задуманному какими-то
скучнолицыми учеными мужами, теперь постоянно держащими палец на
кнопке ускоренной промотки вперед. Стоит лишь прекратить вертеться и
шустрить - и канешь без следа в безвестность, начнешь двигаться чуть
быстрее - прорвешь непрочную пленку поверхностного натяжения черного
рынка; и в том и в другом случае ты исчезаешь, и от тебя не остается
ничего, кроме расплывчатых воспоминаний в головах оседлых типов,
вроде Раца, да еще твои почки, сердце или кости могут оказаться в
хранилищах черных клиник - чтобы когда-нибудь появиться оттуда для
незнакомца с пачкой новых иен.
вполне обычной расплатой за лень, безответственность,
неповоротливость, чрезмерную жадность и ошибки в соблюдении
запутанного протокола.
начинал всасываться в кровь, ладони вспотели, появилось дикое
ощущение, что все волосы на руках и на груди встали дыбом, - Кейс
понял, что с некоторого времени начал вести игру с самим собой,
очень древнюю игру без названия, что-то типа пасьянса, ставка в
котором - жизнь. Он больше не носил оружия, не принимал обычных мер
предосторожности. Все свои уличные дела Кейс вел быстрейшим и
кратчайшим способом, в самой непринужденной манере, и потому имел
репутацию человека, способного достать все, что угодно.
заметно постоянным клиентам, которые настораживались все больше и
больше, и упивалась осознанием факта, что это - лишь вопрос времени.
Эта часть его самодовольно ожидала прихода смерти. И она же больше
всего ненавидела мысли о Линде Ли.
сигаретного дыма, - голограммами "Замка колдуна", "Танковой войны в
Европе" и "Горизонтов Нью-Йорка"... Такой она и запомнилась ему -
лицо утопает в сиянии беспрестанных лазерных вспышек, отчего черты
упрощаются до самых основных линий, щеки пламенеют алым в свете
огненных поединков в "Замке колдуна", лоб сияет лазурью - отблесками
падения Мюнхена в "Танковой войне", губы слегка отсвечивают горячими
золотистыми искрами, которые вышибает из стен каньона из небоскребов
летящий на экране глайдер. В тот вечер он был на высоте, только-
только переправил пакет кетамина Вейджа в Йокогаму, и деньги за
работу уже были у него в кармане. Кейс вошел в аркаду с мостовой
Нинсея, над которой кто-то просеивал сквозь сито мелкий дождь, и
девушка, полностью поглощенная своей игрой, странным образом
бросилась ему в глаза - одно лицо среди дюжин таких же лиц перед
экранами. Другой ее образ, врезавшийся Кейсу в память, - тот, что он
увидел через час, когда Линда уже спала в его припортовой капсуле и
очертания ее верхней губы напоминали ему ту линию с изломом
посередине, какой дети обычно изображают летящих птиц.
окрыленный успехом только что провернутого дела, и увидел, как она,
оглянувшись, посмотрела на него снизу вверх. Серыми глазами,
подведенными карандашом, след которого напоминал угольную грязь.
Глазами дикого животного, которое застыло на дороге, парализованное
светом фар настигающего его автомобиля.
на глайдер, в его первое посещение той стороны Залива. Все время,
пока они были в Хараюки, дождь шел не переставая, усыпая бисеринками
пластиковый дождевик Линды, а вокруг токийские детишки в белых
туфлях и облегающих курточках стайками двигались мимо витрин
известных бутиков. В конце концов он и она оказались на гремящей
самодвижущейся полночной мостовой, и она держала его за руку, как
ребенок.
наркотиков, и лишь тогда из ее ясных глаз исчез животный испуг.
Поначалу ему была видна только часть ее сущности, выступающая над
поверхностью, подобно айсбергу, но затем айсберг начал таять и
дробиться, осколки ненужного уплыли прочь, и пред Кейсом предстала
буйная ненасытная страсть, голодная основа наркоманки. Он видел, как
девушка бьется в ритме очередного уличного хита, самозабвенно, с
полной сосредоточенностью, и это напоминало ему повадки богомолов,
которых продавали в лавочке на Шига, в бамбуковых клетках между
аквариумами с карпами-мутантами и ящиками со сверчками.
кольцо крутилось с той скоростью, какую задавал Кейс, слегка
покачивая чашку, которую держал двумя пальцами. Коричневая
пластиковая поверхность стола была покрыта патиной мельчайших
царапин. С легким ознобом, поднимающимся по спине, Кейс представил
себе бесконечное число случайных прикосновений, потребовавшихся для
того, чтобы создать подобный узор жизни. Внутри чайного домика все
было отделано в безвестном стиле прошлого столетия, японские
традиции непросто сочетались с бледной, почти бесцветной миланской
пластикой. Все предметы, казалось, несли на себе такую же тончайшую
пленку, будто взгляды и эмоции миллионов посетителей определенным
образом воздействовали на зеркала и некогда блестящий пластик,
оставляя на них следы, затуманивая их поверхность чем-то, что
никогда уже нельзя будет удалить.
обведенными карандашом. На девушке была заношенная французская
астронавтская куртка и новенькие белые кроссовки.
столешницу локти. Рукава ее куртки были надорваны на плечах; Кейс
автоматически пошарил взглядом по рукам, выискивая следы уколов.
"Ехэюань" с фильтром и вытряхнула одну для Кейса. Он взял сигарету и