немного воды из кувшина. - Ты должен знать свое место. Нельзя спорить со
жрецами.
решил, что лучшим ответом на них служит молчание. Даже когда он изо всех
сил старался, чтобы его мать поняла его мысли и чувства, она не понимала
их. Так что лучше держать свои мысли при себе.
взобраться на скалу - птичьи яйца были лишь предлогом на тот случай, если
его обнаружат.
вечернюю порцию еды - две сухие лепешки. - Когда съешь это, я сделаю
атолли.
жевать, наблюдая через раскрытую дверь дома за тем, как его мать движется
у очага, мешает варево в горшке. Сейчас она была спокойна. Страх ушел. Ее
типичные для ацтеков черты лица разгладились. Свет очага играл на
золотистых волосах, в голубых глазах. Она была очень дорога ему. Они были
в одном доме с тех пор, как отец Чимала умер, а это случилось, когда Чимал
был совсем маленьким. й в то же самое время он чувствовал себя таким
далеким от нее. Он не мог объяснить ей ничего из того, что так его
беспокоило.
кусочками лепешки. Она была густая и вкусная и восхитительно пахла медом и
перцем. Спина его и руки чувствовали себя лучше: кровь в тех местах, где
кнут касался кожи, перестала течь. Напившись из маленького горшка холодной
воды, он посмотрел в темнеющее небо. Над утесами на западе небо было
красным, как огонь, и на фоне его черными - то появляющимися, то
исчезающими - силуэтами парили грифы. Он наблюдал за ними до тех пор, пока
свет не стаял с неба и они не исчезли. Именно в том месте он и пытался
взобраться на скалу, а птицы были причиной, по которой он хотел это
сделать.
каждодневной работы - мать стелила петлатлы на возвышения для сна.
Покончив с этим, она позвала его:
послышалось волнение:
головой, и сон не приходил к нему. В деревне было тихо, все спали. Он
снова задумался о грифах.
ошибки. Или, вернее, нашел всего одну ошибку - то, что жрец проходил мимо
и увидел его. Остальная часть плана была превосходной, даже закон, который
позволял ему взбираться на утес, оказался таким, каким он его помнил. И
грифы действительно летали над тем самым местом над скалой. В конце
концов, не грифы ли являются тотемом его клана? День за днем, с тех пор
как он себя помнил, его интересовало это, он хотел знать, почему. Его
беспокоило и раздражало то, что он не знает причины, и так было до тех
пор, пока он не разработал свой план. Он имел право знать о них все.
Больше это явно никого не заботило. Он спрашивал многих людей, и
большинство из них вообще не думали ему отвечать, лишь отталкивали его со
своего пути, если он настаивал на ответе. А если и отвечали, то пожимали
плечами, смеялись и говорили, что таковы уж грифы, и тут же забывали о
своих словах. Им не было до этого дела. Ни детям, особенно детям, ни
взрослым, ни даже жрецам. Но его это интересовало.
Ибо вопросы, не считая очевидных или таких, ответ на которые содержался в
священных книгах и известен жрецам, только сердили людей. На него начинали
кричать, могли даже ударить, хотя детей редко подвергали побоям, и Чимал
очень скоро понял: это происходит потому, что они сами не знают ответа. И
тогда он стал пытаться получить ответ собственными путями - как сейчас, с
этими грифами,
оставалось еще, о чем не было известно - вернее, об этом даже не думали.
Грифы питаются падалью, это знает каждый, и он сам видел, как эти птицы
рвали останки грызунов и других птиц, Они устраивали свои гнезда в песке,
откладывали там яйца и растили своих птенцов. Это все, что они делали.
Больше о них никто ничего не знал.
же местом на скале. Он сердился на свое незнание и на тех людей, которые
не желали помочь ему узнать или не желали его слушать, и гнев этот не был
стерт недавними побоями. Он не мог спать, не мог даже сидеть. Он встал,
невидимый в темноте, и постоял, сжимая и разжимая кулаки. Потом, повинуясь
инстинкту, он двинулся прочь от дома, мимо спящих домов деревни Квилап.
Пусть люди не ходят по ночам, это не табу, просто нечто такое, чего не
делают. Его это нисколько не беспокоило, он чувствовал в себе полную
уверенность. На краю пустыни он остановился, посмотрел на темный барьер
скал и вздрогнул. Следует ли ему идти туда сейчас и попробовать
взобраться? Осмелится ли он сделать ночью то, что ему было запрещено
делать днем? Его ноги сами ответили на этот вопрос, понеся его вперед. Это
должно быть достаточно легким делом, потому что он отметил трещину,
которая, казалось, шла по уступу почти у того места, над которым вились
грифы. Москит больно укусил его в ногу, когда он свернул с тропы и начал
пробираться среди зарослей кактусов. Когда он достиг поля с растениями
маги, идти стало легче, и он пошел прямо среди ровных рядов и шел так,
пока не достиг основания утеса,
внимательно огляделся, но никого не было видно. За ним явно не следили.
Ночной воздух холодил его ноги, и он вздрогнул; его руки и спина все еще
болели. Если его увидят взбирающимся на скалу теперь, его ожидают куда
худшие беды, чем битье кнутом. Он вздрогнул сильнее, обхватил себя руками
и устыдился своей слабости. Быстро, раньше, чем сомнения успеют
закопошиться в нем с новой силой и заставят повернуть назад, он принялся
шарить по камню, пока не нащупал горизонтальную трещину, а нащупав, полез
вверх.
оставалось времени, все внимание уходило на движения рук и ног. Он миновал
птичье гнездо - объект его утреннего набега - и только здесь почувствовал
легкий приступ малодушия. Теперь он явно находился на высоте, большей, чем
три человеческих роста. Однако он не собирается взбираться на вершину
скалы, так что по-настоящему он закон не нарушает.
Волна страха мгновенно заглушила все беспокойства. Он вскарабкался еще
выше.
трещину. Над его головой навис выступ, и обходного пути, казалось, не
было. Он внимательно оглядывал камень, чернотой выступающий на фоне
звездного неба, потом его взгляд коснулся долины, он содрогнулся и плотнее
прижался к скале: до сих пор он не представлял себе, насколько высоко
забрался. Далеко внизу стелилось темное подножие долины с деревней Квилап,
перерезанное вдали впадиной глубокой реки. Он мог разглядеть даже
очертания другой деревни - Заахил - и далекую стену каньона. То было табу
- по ночам по реке гуляет Коатлики, а один взгляд ее змеиных голов убивает
мгновенно смотрящего на них и отправляет его в подземный мир. Он вздрогнул
и повернулся лицом к камню. Твердая скала, холодный воздух, тишина и
одиночество действовали на него угнетающе.
минут должно было пройти обязательно, потому что пальцы его ног успели
онеметь. Все, что ему сейчас хотелось, - это благополучно вернуться на
землю, казавшуюся такой невозможно далекой, и лишь тлевшее в нем пламя
злости не позволяло ему это сделать. Он, конечно, спустится, но прежде
узнает, насколько велик выступ над его головой. Если обойти его
невозможно, придется возвращаться. Можно будет считать, что он сделал все
от нет зависящее. Ощупав грубые края навеса, он установил, что тот
действительно проходит вдоль всей кромки выступа, но с одного края был
отбит большой кусок. Должно быть, его когда-то увлек за собой падающий
камень. Путь наверх есть, Цепляясь пальцами за камень, он карабкался
наверх до тех пор, пока голова его не оказалась на одном уровне с выступом.
мерзости и грязи. Приступ неосознанного страха заставил его скрюченные
пальцы буквально прирасти к камню, иначе он просто упал бы. Потом чернота
расступилась, превратившись в огромного хищника, неуверенно
прокладывающего себе путь во мраке. Чимал громко засмеялся. Бояться было
нечего. Он достиг нужного места и вспугнул сидевшую там птицу - вот и все.
Он выбрался на уступ и выпрямился. Скоро должна была взойти луна, свет ее
уже посеребрил облака на востоке, подсветил небо и притушил звезды. Уступ
лежал перед ним - пустой, лишенный присутствия других птиц, хотя и
насыщенный мерзким запахом их пребывания здесь. На нем не было ничего
интересного, кроме черного отверстия пещеры в каменной стене, что
возвышалась перед ним. Он наклонился над ним, но в глубине пещеры было
темно и разглядеть что-либо было невозможно. Он сделал шаг вовнутрь и
силой заставил себя остановиться. Что там, собственно, может оказаться?
Скоро взойдет луна, и ему станет ясно видно. Ждать недолго.
замечал этого. С каждым мгновением небо становилось все более светлым, и
темнота отступала и отступала от входа в пещеру. Когда лунный свет
сделался в ней полным хозяином, он почувствовал себя обманутым. Смотреть
здесь было не на что. Пещера была самой обычной пещерой, просто выемкой в