Чтение 2–й страницы книги ~Зеленые холмы Земли~

посчастливилось рассчитаться сразу, когда сбежала удача. Один зимний месяц
- или около того - он просидел в Куда-Дальше? с изыскателями и археологами
и, вероятно, смог бы остаться навсегда в обмен на песни и игру на
аккордеоне. Но космонавты умирают, если сидят на месте; он заполучил место
на краулере до Сухих Вод, а оттуда - в Марсополис.

Во времена расцвета столица была хороша; заводы окаймляли Большой
канал по обоим берегам и мутили древние воды мерзостью отходов. И так было
до тех пор, пока Трехпланетный договор не запретил разрушение древних руин
во благо коммерции; но половина стройных сказочных башен была срыта, а
оставшиеся приспособлены под герметические жилища землян.

А Райслинг так и не увидел этих перемен, и никто не сказал ему о них;
когда он вновь "увидел" Марсополис, он представил его прежним, таким,
каким город был до того, как его рационализировали для бизнеса. Память у
Райслинга была хорошей. Он стоял на прибрежной эспланаде, где предавались
праздному покою великие Марсианской Древности, и видел, как красота
эспланады разворачивается перед его слепыми глазами - льдисто-голубая
равнина воды, не движимая прибоем, не тронутая бризом, безмятежно
отражающая резкие яркие звезды марсианского неба, а за водой - кружево
опор и летящие башни гения, слишком нежного для нашей громыхающей, тяжелой
планеты.

В результате возник "Большой канал".

Неуловимая перемена в миропонимании, давшая ему возможность видеть
красоту Марсополиса - где красоты больше не было, - повлияла не всю его
жизнь. Все женщины стали для него прекрасными. Он знал их по голосам и
подгонял внешность под звук. Ведь гадок душой тот, кто заговорит со слепым
иначе, чем ласково и дружелюбно; сварливые брюзги, не дающие мира мужьям,
даже те просветляли голоса для Райслинга.

Это населяло его мир красивыми женщинами и милосердными мужчинами.
"Прохождение темной звезды", "Волосы Вероники", "Смертельная песня
вудсовского кольта" и прочие любовные баллады были прямым следствием того,
что его помыслы не были запятнаны липовыми мишурными истинами. Это делало
его пробы зрелыми, превращало вирши в стихи, а иногда даже в поэзию.

Теперь у него была масса времени для размышлений, времени, чтобы
точнее подбирать слова и трепать стихи до тех пор, пока они как следуют не
споются у него в голове. Монотонный ритм "Реактивной песни" пришел к нему
не когда он сам был джетменом, а позже, когда он путешествовал на попутках
с Марса на Венеру и просиживал вахту со старым корабельным товарищем.

Когда все чисто, сдан отчет, вопросов больше нет,

Когда задраен шлюз, когда нам дан зеленый свет,

Зарплата - в норме, Бог - в душе, дорога - в никуда,

Когда кивает капитан, и грянул взлет, тогда

Верь двигателям!

Слушай рев,

Познай крушенье основ.

Почуй на твердой койке,

Что потроха все - в стойке,

Познай безумной дрожи власть,

Познай ракеты боль и страсть.

Познай экстаз ее! Отпад!

Стальные конусы торчат,

В них - двигатели!

В барах Венусбурга он пел новые песни и кое-что из старых. Кто-нибудь
пускал по кругу шапку; она возвращалась с обычной выручкой менестреля,
удвоенной или утроенной в знак признания доблести духа, скрытого за
повязкой на глазах.

Это была легкая жизнь. Любой космопорт был ему домом, любой корабль -
личным экипажем. Ни одному шкиперу не приходило в голову отказаться
поднять на борт лишнюю массу слепого Райслинга и помятого ящика с
аккордеоном; Райслинг мотался от Венусбурга до Лейпорта, Сухих Вод,
Нью-Шанхая и обратно, когда скулеж начинал доставать его.

Он никогда не приближался к Земле ближе орбитальной станции
Нью-Йорк-Верх. Даже подписывая контракт на "Песни космических дорог", он
сотворил свою закорючку в пассажирском лайнере где-то между Луна-сити и
Ганимедом. Горовиц, первый его издатель, проводил на борту второй медовый
месяц и услышал пение Райслинга на корабельной вечеринке. Горовиц на слух
узнавал достойное для издательского дела; полный состав "Песен" был напет
прямо на пленку в радиорубке того же корабля, прежде чем Горовиц позволил
Райслингу исчезнуть с горизонта. Следующие три тома были выжаты из
Райслинга в Венусбурге, куда Горовиц заслал своего агента, чтобы держал
Райслинга под градусом, пока тот не спел все, что вспомнил.

"Взлет!" - не совсем подлинный Райслинг. Многое, без сомнения,
принадлежит Райслингу, а "Реактивная песня" несомненно его, но большую
часть стихов собрали после его смерти у людей, которые знали его во
времена странствий.

"Зеленые холмы Земли" рождались двадцать лет. Самый ранний известный
нам вариант был сочинен на Венере во время запоя с кем-то из
подконтрактных приятелей еще до того, как Райслинг ослеп. В основном стихи
были про то, что намеревались наемные работяги сотворить на Земле, если и
когда они ухитрятся оплатить все роскошества и позволят себе все же уехать
домой. Некоторые строфы были вульгарны, некоторые - нет, но припев был
явно тот же, что и в "Зеленых холмах".

Мы точно знаем, откуда и когда пришла окончательная версия "Зеленых
холмов".

Это произошло на Венере, на корабле с острова Эллис, предназначенного
для прямого прыжка к Великим Озерам, Иллинойс. Кораблем был старый "Сокол"
- самый юный в классе "ястреб" и первый примененный Харримановским Трестом
для новой политики транспортного обслуживания пассажиров экстра-класса на
трассах с движением по расписанию между земными городами и любой колонией.

Райслинг решил прокатиться на нем верхом до Земли. Может, его
собственная песня влезла ему под шкуру... а может, он просто возжаждал
увидеть еще разок родное плато Озарк.

Компания больше не закрывала глаза на безбилетников; Райслинг это
знал, но ему никогда не приходило в голову, что правила могут относиться к
нему самому. Он старел - для космонавта, - но это никак не могло сказаться
на его привилегиях. Они были непреходящи - просто Райслинг знал, что он -
одна из достопримечательностей космоса наряду с кометой Галлея, Кольцами и
грядой Брюстера. Он зашел через люк для экипажа, спустился на нижнюю
палубу и устроил себе логово на первой же пустой противоперегрузочной
койке.

Там его обнаружил капитан, делавший на последней минуте обход
корабля.

- Ты что здесь делаешь? - вопросил он.

- Тащусь на Землю, капитан, - Райслингу не требовались глаза, чтобы
различить четыре капитанские нашивки.

- Но только не на этом корабле - ты знаешь правила. Живо сворачивайся
и катись отсюда. Мы поднимаем корабль.

Капитан был молод; он всплыл уже после активной зоны Райслинговой
жизни, но Райслинг знал этот тип - пять лет в Харриман-Холле с курсантской
практикой на одном-единственном рейсе вместо крепкого опыта на рейсах в
Системе. Двое мужчин не имели ничего общего ни по происхождению, ни по
духу: космос менялся.

- Ну, капитан, вы же не поскупитесь на путешествие домой для старого
человека.

Офицер замешкался - несколько человек экипажа остановились послушать.

- Я не могу этого сделать. "Меры Космической Безопасности, статья
шестая: никому не следует выходить в космос, кроме имеющих на то
разрешение членов экипажа зафрахтованного корабля или оплативших проезд
пассажиров данного корабля в соответствии с уставом, вытекающим из данных
правил". Вставай и выметайся.

Райслинг развалился на койке, заложив руки за голову.

- Меня вынуждают уйти, но будь я проклят, если пойду сам. Несите.

- Мичман! Уберите этого человека.

Корабельный полицейский уставился на верхнюю распорку.

- Не могу сделать этого должным образом, капитан. Я потянул плечо.

Прочие члены экипажа, присутствовавшие мгновением раньше, слились по
цвету с переборкой.

- Ладно, позовите рабочую команду!

- Ай-ай, сэр, - полицейский тоже ушел.

Вновь заговорил Райслинг:

- Послушай, шкипер... давай без каких-то там обид. У тебя есть
лазейка, если хочешь отвезти меня, - статья "Космонавт, терпящий
бедствие".

- "Космонавт, терпящий бедствие", мой Бог! Ты - не космонавт терпящий
бедствие, ты - космический вымогатель. Я знаю тебя; ты годами шатался по
Системе. Ладно, на моем корабле это не пройдет. Эта статья
предназначается, чтобы помочь в трудную минуту людям, которые потеряли
свои корабли, а не позволять кому-либо свободно болтаться по космосу.

- Капитан, ты хочешь сказать, что я не потерял свой корабль? После
последнего путешествия по найму я так и не побывал на Земле. Закон гласит,
что я имею право на обратный рейс.

- Сколько лет назад это было? Ты потерял свой шанс.

- Разве? В законе нет ни слова о том, когда человек воспользуется
обратным рейсом, закон говорит просто: человек его получит. Пойди, шкипер,
взгляни. Если я ошибся, я не только выйду на своих двоих, но еще извинюсь
смиренно перед всем экипажем. Валяй - смотри. По-спортивному.

Райслинг был готов к эху свирепого взгляда, но шкипер лишь отвернулся
и выдавился из отсека. Райслинг знал, что использовал слепоту, чтобы
поставить капитана в безвыходное положение, но это его не смущало - скорее