явственно хрустнуло. Он окинул стрелка взглядом, в котором не было страха.
Гниение не коснулось той малой части его лица, что виднелась между бородой
и волосами, а в глазах, хоть и диковатых, не было безумия.
за бобы с тебя причитается. Их время от времени носит сюда один человек.
Но он надолго не задерживается. - Поселенец коротко хохотнул. - Боится
духов.
крыши каркнул тощий голенастый ворон. Поселенец коротко указал на него:
приземлился на голову поселенца и устроился на этом насесте, крепко вплетя
когти в густые нечесаные волосы.
лошадью, на которой приехал.
больше ешь, тем громче бзда.
Пробовал я выучить его "Отче наш". - На мгновение он перевел взгляд за
землянку, к безликой спекшейся песчаной равнине. - Только сдается мне,
"Отче наш" не для этих краев. Ты стрелок. Верно?
отпустил голову Брауна и, хлопая крыльями, сел стрелку на плечо.
Меньше двух месяцев. С тех пор человек с бобами приходил дважды. Верно,
недель шесть прошло. Вероятно, я ошибаюсь.
время.
Он ощутил странную дрожь нетерпения.
не схоронил ли жену. Говорил в основном я, а это со мной не каждый день
бывает. - Браун умолк. Тишину нарушал лишь сильный ветер. - Он колдун,
верно?
волнение: поселенец - на своей иссохшей, курящейся пылью земле, стрелок -
на спекшемся в монолит песке, отлого спускавшемся в пустыню. Стрелок
потянулся за кремнем.
под который прочно въелась грязь. Стрелок ткнул своей самокруткой в огонь
и затянулся.
Ручей за домом, под карнизом. Я примусь за обед.
Ручей находился на дне выкопанного вручную колодца, стенки которого были
выложены камнями, чтобы сухая рассыпчатая земля не обваливалась внутрь.
Спускаясь по шаткой лесенке, стрелок подумал, что эти камни бесспорно
должны воплощать пару лет трудов: принести, подтащить, уложить... Вода
оказалась чистой, но текла медленно, а заполнять бурдюки было делом
долгим. Когда стрелок закрывал второй бурдюк, на крышу колодца уселся
Золтан.
он.
около пятнадцати футов глубиной. Брауну не составило бы особого труда
сбросить вниз камень, размозжить ему голову и обобрать до нитки. Ни
полоумный, ни гниляк так не поступили бы; Браун не был ни тем, ни другим.
И все же Браун нравился стрелку. Выбросив из головы неприятную мысль, он
заполнил остальные бурдюки. Будь что будет.
убогое жилище располагалось ниже уровня земли и было устроено так, чтобы
улавливать и удерживать ночную прохладу), Браун лопаткой из твердого
дерева заталкивал початки в угли крохотного костерка. На
серовато-коричневом одеяле друг против друга стояли две тарелки с оббитыми
краями. В подвешенном над огнем горшке начинала булькать вода для бобов.
стене, скрестил на груди руки и закрыл глаза. Браун высыпал в горшок кулек
сушеных бобов; они дробно постукивали, как мелкая галька. Сверху изредка
доносилось так-так-так - по крыше неутомимо расхаживал Золтан. Стрелок
устал: от страшного происшествия в последнем поселке, Талле, эту землянку
отделяли дни, когда ему приходилось идти по шестнадцать, а иногда и по
восемнадцать часов кряду. К тому же двенадцать последних дней он провел на
ногах, да и выносливость мула была на пределе.
В Талле были календари, и там человека в черном помнили из-за старика,
которого тот исцелил мимоходом. Из-за обычного старика, умиравшего от
травы. Старика тридцати пяти лет. И, если Браун не ошибся, с того времени
человек в черном сдал позиции. Но на очереди была пустыня. То есть ад.
источникам.
освещением было тусклое вишневое сияние кучки углей.
ноткой: - Золтан выклевал ему глаза.
стола одеяла, попросив краткого благословения: дождя, здоровья и стойкости
духа.
когда тот бросил ему на тарелку три горячих кукурузных початка.
расположенных вровень с землей карнизов, гнусавил и тонко подвывал
торжествующий ветер. Стрелок ел быстро, жадно и выпил четыре чашки воды.
Не успел он съесть и половины, как у дверей раздалась автоматная очередь
быстрых постукиваний. Браун встал и впустил Золтана. Птица перелетела
через комнату и угрюмо нахохлилась в углу.
костра. В землянке уже стало заметно прохладнее.
Золтан.