уходом снова предупредил астронома: ни в коем случае не выходить из шахты.
почти страдание. Но в отличие от других, он страдал не от того, что
вынужден прятаться в норе, под землей, спасая собственную шкуру. Страдания
его были куда сильнее: он не мог определить времени.
церковных колоколов в деревнях, сзывающих на утреннюю или вечернюю
молитву, и не о точных и капризных часовых механизмах из его лаборатории,
от которых в значительной степени зависели сделанные им открытия; нет,
тосковал он не об обычных часах, а о небесных.
яркий круг солнца, фазы луны, кружение планет и созвездий вокруг Полярной
звезды, смена знаков Зодиака - все это теперь утрачено для него, порвана
основа, на которую ложились нити его жизни.
хвала моя могла оскорбить тебя? Все, что когда-либо видел я в телескоп, -
это лишь мимолетный отблеск твоего величия, мельчайший элемент созданного
тобой Порядка. Не мог же ты взревновать к слабым моим знаниям, Господи. Да
и верившие моему слову были поистине малочисленны. Может, напрасно дерзнул
я описать, сколь велики деяния твои? Но как мог я удержаться, Господи,
когда ты позволил мне увидеть бескрайние звездные поля свои? Мог ли я
молчать, увидев такое? Господи, не карай меня снова, позволь мне
восстановить хоть самый маленький телескоп. Я никому ничего не скажу,
никогда больше не обнародую свои труды, раз они оскорбляют твою святую
церковь. Я ни слова не произнесу об орбитах планет или природе звезд. Я
буду нем, Господи, дай мне лишь видеть их!
- раздался вдруг голос Борда, и астроном, открыв глаза, увидел свет его
фонаря. - На вас устроили настоящую охоту, теперь вы у нас колдун! Они
клянутся, что видели вас спящим в собственном доме, когда запирали двери
снаружи, но на пепелище костей ваших так и не нашли.
они, эти солдаты... Мне давно уже следовало послушаться вас. Я спустился в
подземный ход, ведущий в обсерваторию. Я его сделал для того, чтобы
холодными ночами быстрее можно было добраться до камина и отогреть пальцы
- они становились совершенно непослушными. - Он вытянул свои почерневшие,
покрытые волдырями пальцы и рассеянно посмотрел на них. - Потом их топот
послышался у меня над головой...
ели?
Гуннар, в моем доме сейчас живут двое - из этих черных ищеек. Слуги
Церкви, черт бы их побрал, и я еще должен оказывать им гостеприимство.
Ведь это мое поместье, они здесь у меня в гостях. Мне сейчас трудно к вам
приходить. А никого из своих людей я сюда посылать не хочу. Что, если эти
святые отцы спросят их: "Знаете, где колдун? Поклянетесь ли перед
Господом, что не знаете, где он?" Так вот пусть лучше и не знают. Я приду
- когда смогу. Как вам здесь, ничего? Еще немного потерпите? А там я вас
мигом отсюда вытащу и за границу переправлю - пусть только эти двое из
моего дома уберутся. И, пожалуйста, не говорите больше так громко, а то
они настырные и вездесущие, как мухи. Вполне и в эти старые штольни
заглянуть могут. Вам бы лучше подальше забраться. А я непременно вернусь.
Ну что ж, с богом. Счастливо оставаться, мастер Гуннар.
шахты заплясали тени - это граф взял в руки фонарь и тронулся в путь.
Потом все исчезло во мраке: Борд, дойдя до поворота, погасил фонарь, и
Гуннар услышал, как он спотыкается и чертыхается, пробираясь к выходу.
черствого хлеба, потом отщипнул корочку горохового пудинга, запивая еду
водой из бутыли. На этот раз Борд принес еще три каравая хлеба, немного
солонины, еще две свечи и бурдюк с водой да еще толстый шерстяной плащ. От
холода Гуннар в общем-то не страдал. На нем была та самая куртка из
овчины, в которой он всегда работал холодными ночами в обсерватории, а то
и спал, когда, спотыкаясь, добирался на рассвете до постели и не было сил
раздеться. Это была очень теплая куртка, правда, немного обгоревшая на
рукавах - это когда он рылся на пепелище - и вся перепачканная сажей, но
по-прежнему родная, привычная, как собственная кожа. Он сидел, чувствуя ее
тепло, ел и глядел за пределы хрупкого желтого круга света, образованного
свечой, во тьму уходящего вдаль туннеля. В голове звучали слова Борда:
"Вам бы лучше забраться подальше". Поев, он увязал продовольствие в плащ,
взял узел в одну руку, в другую руку свечу и двинулся в путь, уходя по
боковой штольне куда-то вниз, в глубь земли.
штреку, от которого отходило множество боковых, коротких, ведущих в
довольно просторные пещеры. Он повернул налево и вскоре оказался в
обширном помещении, имевшем как бы три уровня. Верхний был расположен под
самым сводом, до которого оставалось всего метра полтора. Свод был хорошо
укреплен деревянными столбами и балками. В самом дальнем углу, за мощным
столбом кварцевой породы, оставленным рудокопами в качестве дополнительной
подпорки, он устроил новое логово: вытащил из узла трутницу, свечи,
продукты, воду и разложил все так, чтобы легко можно было найти в темноте,
а плащ расстелил на полу, прямо на осколках выработанной породы. Потом
потушил свечу, которая уже на четверть стала короче, и лег в полной
темноте.
Борда там не обнаружил; тогда, вернувшись в свой лагерь, Гуннар стал
исследовать припасы. Имелось в наличии: два каравая хлеба, полбурдюка воды
и солонина, к которой он и не притрагивался, и еще четыре свечи. Он
предполагал, что последний раз Борд приходил дней шесть назад, впрочем, с
тем же успехом могло пройти и три дня, и восемь... Его томила жажда, но он
не осмеливался напиться вдоволь, поскольку воды оставалось мало, а
источника рядом не было.
крепления сильно обветшали и почти не дрожат породу, кусками которой
проход наполовину засыпан, он вышел к вертикальному стволу шахты, где еще
сохранилась ветхая деревянная лестница. Однако, спустившись на следующий
горизонтальный уровень, он забыл про счет и пошел так. Здесь он сначала
нашел рукоять сломанной кирки, потом - брошенную шахтерскую каску, за
обручем которой все еще торчал огарок свечи. Он сунул огарок в карман и
пошел дальше.
движения по одинаковым с виду туннелям с деревянными креплениями. За ним
по пятам следовала тьма, обгоняла его, уходила вперед.
жир. Гуннар выронил огарок, и тот потух.
его тьме, задыхаясь от вонючего свечного дыма, и, когда на минутку поднял
голову, чтобы вдохнуть свежего воздуха, прямо перед собой, впереди увидел
далекие звезды.
отверстие, напомнившее ему крышу обсерватории с длинной черной щелью,
заполненной звездами.
что-то мешало настройке часового механизма или у самого Гуннара начинали
от усталости слезиться глаза. Танцуя, звезды вспыхивали ярким светом.
пыли и копоти, в живых, любопытных глазах зажигались огоньки.
откуда пришел. Огни преследовали его, а перед ним вниз по туннелю бежала
его собственная неясная огромная тень. И когда прежняя темнота проглотила
тень и вновь стало тихо, он все еще продолжал неловко бежать, спотыкаясь и
падая, порой двигаясь вперед на четвереньках или согнувшись и помогая себе
одной рукой. В конце концов он бесформенной кучей рухнул у стены. В груди
горело огнем.
его огнивом и тут обнаружил, что находится не более чем в пятнадцати
метрах от вертикального ствола шахты. Он побрел обратно в свое логово. Там
поспал, потом, проснувшись, поел и выпил всю оставшуюся воду - это
означало, что необходимо будет встать и отправиться на поиски воды; потом,
наверное, снова заснул или задремал, и во сне ему почудился голос, который
разговаривал с ним.
причиню. Говорил ведь я, что никакой это не горный эльф. Разве видал кто
горного эльфа ростом с человека? Да и кто их вообще видал-то? Нет, парни,
видеть-то их как раз и невозможно, сказал я им. А это мы человека видели,
точно вам говорю. "Так чего ему в шахте-то надо, - спросили они, - а вдруг
Орловский Гай Юлий
Прозоров Александр
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Белогорский Евгений
Никитин Юрий