недолюбливал всех американцев и Хейджа в частности. -- Послушайте, Дик...
нам надо встретиться... только вам и мне... когда... когда... Ну, вы
понимаете...
испытующий взгляд.
кабину, за ним -- Блейд. Хейдж поднял руку и кивнул.
Кристофер Смити, нейрохирург. Блейд хотел знать, почему не позвонил сам
Хейдж, преемник его светлости, но Смити сказал, что тот очень занят.
Множество дел плюс небольшое нервное расстройство... на него столько всего
сразу свалилось... Странник забеспокоился, и Смити тут же начал заверять
его, что с Хейджем все в порядке. Восемь часов крепкого сна -- все, что ему
нужно.
и выпил рюмку виски. Он долго сидел там, уставившись невидящим взглядом на
белую дверцу холодильника. Исторический миг, мелькало у него в голове, смена
эпох, потрясение основ. Со смертью его светлости кончалось время Лейтона и
Дж., наступала эра Блейда и Хейджа.
прошение об отставке. Правда, он намеревался передать дела не в ближайшие
дни, а где-то в начале будущего года, сохранив за собой руководство проектом
еще на пять-шесть месяцев. Блейд знал и то, что шеф отправил представление
на нового главу проекта, а это значило, что вскоре он усядется в кресло
начальника отдела МИ6А. Во всяком случае, вопрос о присвоении ему звания
бригадного генерала был практически решен.
предстояло превратиться в Ричарда Блейда, бюрократа и чиновника.
Генеральские звезды тут ничего не решали, они лишь еще крепче привязывали
его к кабинету, к столу, к телефонам -- ко всей той работе, которой положено
заниматься руководителю подобного ранга. К работе, которая не имеет ничего
общего с той яркой, насыщенной жизнью, которой он жил последние четырнадцать
лет.
Икс" должен продолжаться, тем более, что нашелся гений Джек Хейдж, способный
заменить гения лорда Лейтона. Теперь они вдвоем начнут отправлять в иные
миры крепких молодых парней, и кто-то из них, возможно, вернется... кто-то,
способный заменить Ричарда Блейда...
пришлось претерпеть ему самому за эти без малого полтора десятилетия. Он был
агентом -- пусть превосходным, но всего лишь агентом... Он наблюдал и
фиксировал, выполняя свою задачу, докладывал об увиденном, не пытаясь
глубоко проанализировать факты... Потом... Да, потом превратился в нечто
большее, почти незаметно для себя, в иных реальностях его воспринимали как
человека, способного изменить привычный ход событий, как бесстрашного воина,
полководца, героя. Великого героя!
постепенно он уяснил, что герой -- не тот, кто размахивает мечом лучше всех
и лучше всех палит из бластера. Герой должен научиться не только побеждать,
но и отступать, что требовало иногда большего мужества, чем открытая стычка,
герой должен вести людей и думать о них больше, чем о сохранении собственной
шкуры. Ему пришлось пройти и испытание властью -- такой властью, которой уже
не ведали на Земле, властью над душами и телами, над жизнью и смертью. Он
становился то Одиссеем, стремящимся лишь к ему одному ведомой цели, то
Сивиллой, изрекающей туманные предсказания, то всемогущим представителем
инозвездной цивилизации, то чужаком, лишенным памяти, забывшим свой мир...
властелином и пророком, вел в поход многотысячные армии или племя волосатых
дикарей, встречался с людьми и нелюдями, любил, сражался, бежал... Он был...
кем ты стал". Агент, герой, властитель, вождь -- все эти ипостаси спадали с
него, отлетая, словно луковичная шелуха, и под ними обнажалась сердцевина.
Истина! Она не была ни горькой, ни сладкой, она являлась сутью, философским
камнем его души, бесспорным результатом того, что ему пришлось испытать за
долгие годы.
жаждущим ощутить под ногами дорогу или палубу плывущего неведомо куда
корабля. Высокое звание, подумал Блейд; почетный титул, которым награждали
немногих! Куда значительнее, чем королевский и императорский! На миг он
ощутил легкое смущение -- не ставит ли он себя выше Ее Величества?.. Сэр
Ричард Бартон, его тезка, был великим странником -- так же, как Ливингстон
или Дрейк, -- но все они оставались верными подданными британской короны.
Скорее, стоило смущаться из-за того, что он причисляет себя к таким людям...
осознал свое место в мире и собственное предназначение, его странствиям
пришел конец! Ибо на Земле наступила иная эпоха, не похожая на времена
Бартона и Ливингстона или, тем более, Дрейка, все, достойное открытий, было
открыто и исследовано. Над некогда таинственными истоками Нила, над
пустынями Австралии, над Тибетом и Огненной Землей бороздили воздух
реактивные лайнеры, а над ними, в черной бездне космоса, кружили спутники.
Лишь иной мир мог утолить жажду необычайного, но щель, в которую он
проскальзывал в чужие реальности, становилась уже с каждым днем.
прошел в свой кабинет и вставил кассету в магнитофон. В полной неподвижности
он прослушал запись, запустил ее снова и снова -- так, как было сказано
Лейтоном. Многое из того, что содержалось в завещании его светлости, Блейд
уже знал. Его опять предупреждали -- и самым серьезным образом! -- что новые
экспедиции опасны. Спидинг, его уникальный талант, слабел, это значило, что
скорость перестройки нейронных связей падает, не поспевая за
высокочастотными импульсами, которыми компьютер настраивал его мозг на
восприятие иной реальности. В очередной раз он может превратиться в идиота,
потерять навсегда память или застрять в чужом мире.
теории Хейджа, содержавшееся в послании, и предсмертная просьба Лейтона
совершить еще одну или две экспедиции. Она как-то не вязалась с этим
письмом... Странно, подумал Блейд, быть может, Хейдж получил какие-то
дополнительные инструкции?
внимание на самое начало. Там тоже было нечто странное -- намек на грядущую
встречу, словно Лейтон совсем не собирался умирать. Поразмыслив, Блейд
решил, что этот абзац не представляет интереса, конечно, его светлость
являлся гением, но даже гении подвержены предсмертным иллюзиям.
что будет слушать их еще не раз.
встретиться у Блейда, в его лондонской квартире. В отличие от лорда Лейтона,
американец был вполне современным человеком, являя собой новый тип ученого
-- из тех, кому палец в рот не клади. Хейдж родился в Техасе, где его отец
до сих пор держал ранчо, но полагал себя истым калифорнийцем. В Калифорнии
он закончил университет, и там же взошла звезда его научной карьеры -- в
этом благословенном штате с самым прекрасным климатом, самыми сильными
землетрясениями, самыми очаровательными женщинами и самыми высокими
налогами. Хейдж трудился в Лос Аламосе, но вопросы разработки оружия (вроде
"чистой" нейтронной бомбы) его не касались; он занимался теорией. Лейтон
сначала вычислил его по статьям в "Физикал Ревью", потом познакомился лично
-- на одной из конференций, -- после чего стал допекать Дж. просьбами о
привлечении Хейджа к проекту.
необходимое зло, как союзников, без которых Соединенному Королевству не
выстоять против объединенной мощи восточных диктатур и стран общего рынка,
однако посвящать их в тайное тайных... в секретнейший проект, от которого
зависит будущее Британии!
перед янки все тайны, его светлости требовался Джек Хейдж, и только Джек
Хейдж. Сам лос-аламосец оказался совсем не прочь сменить райский климат
Калифорнии на лондонские туманы, во-первых, его привлекала новая загадочная
работа, во-вторых, допекали калифорнийские налоговые инспекторы. Налогов
Хейдж не платил -- не то чтобы совсем не платил, но его доходы, включая сюда
гонорары за всевозможные лекции и консультации, явно превосходили
декларированную сумму. В Штатах это считалось тягчайшим преступлением, куда
страшнее, чем смертоубийство.
с Лос-Аламосским исследовательским центром был разорван, за что Британия
расплатилась весьма щедро, передав заокеанскому союзнику три унции
мутноватой жидкости в запаянном сосуде. То был некий чудодейственный эликсир
для выращивания волос, доставленный Блейдом из его четвертого странствия, с
которым английские химики и фармацевты так и не сумели разобраться.
успел проработать с Лейтоном всего шесть месяцев. Они на удивление быстро
сошлись друг с другом, ибо, не взирая на различия в возрасте (Хейджу еще не
исполнилось сорока) и во взглядах, оба были адептами знания, и ради знания
прозакладывали бы дьяволу свои бессмертные души. Дж. попрежнему относился к
"янки" очень настороженно, Блейд же искренне симпатизировал ему. С Хейджем