набедренной повязке человека справа, что, почти наверняка, находится на
Ближнем Востоке. Он намеревался попасть в 29 г. н. э., в район Иерусалима,
около Вифлеама. Интересно, не в Иерусалим ли несут его?
несли, были сделаны из шкур животных, не слишком хорошо выделанных. Но,
возможно, и нет, подумал он, так как провел достаточно времени среди
маленьких племен Ближнего Востока, чтобы знать - сохранились еще люди,
почти не изменившие свой образ жизни со времен Магомета. Он надеялся, что
не зря ломал ребра.
были бородатыми, темнокожими, обуты в сандалии. Большинство имело посохи.
пахло потом, животным жиром и чем-то прокисшим, чего он не мог определить.
Они направлялись к цепи холмов и не заметили, что он очнулся.
времени. Вероятно, вечерело. Окружающая земля была каменистой и
бесплодной, и даже холмы впереди казались серыми.
стала тошнотворно сильной. Сознание опять покинуло его.
пустословной христианской религии. Утренние молитвы в школе. На ночь он
ограничивался двумя молитвами. Одна была молитвой Господу, другая
заключалась в словах: "Боже, благослови маму, Боже, благослови папу, Боже,
благослови моих сестер, и братьев, и всех других людей вокруг меня и,
Боже, благослови меня. Аминь!". Этому его научила женщина, приглядывавшая
за ним, когда мать была на работе. Он добавил к этому перечню "благодарю
тебя" (Благодарю тебя за приятный день, благодарю тебя за хорошую отметку
по истории...) и "прости" (Прости, я был груб с Молли, прости, я не во
всем признался мистеру Мэтсону...). Только в семнадцать лет он научился
ложиться спать, не произнося ритуальных молитв, и даже тогда это произошло
из-за нетерпения начать мастурбировать.
на берег моря, когда ему было четыре или пять лет. Шла война, поезда были
переполнены солдатами, было много остановок и пересадок. Он помнил переход
через железную дорогу к другой платформе, когда задавал отцу какие-то
вопросы о содержимом платформ, стоявших на путях.
высоким плотным мужчиной. Голос его был добрым, возможно, чуть грустным, а
в глазах - постоянное меланхоличное выражение.
позволила отцу провести с ним этот последний выходной день. Было ли это в
Девоншире, или в Корнуолле? Все, что он помнил, - утесы, скалы и пляжи -
соответствовало видам западного побережья, которое он потом не раз видел
по телевизору.
который пророс бурьян. Ферма, где они остановились, казалось, была набита
кошками; они словно ковром покрывали кресла, столы и комоды.
портит пейзаж. Там были мосты и статуи из песчаника, изваянные ветром и
морем. Там были загадочные пещеры, в которых журчали родники.
воспоминанием его детства.
где-то в другом месте, и что все люди являются братьями и сестрами.
что находится в убежище Андерсонов из листов ржавой стали с решетками на
окнах, и что снаружи продолжается воздушный налет. Он любил безопасность
Андерсонов, для него было удовольствием попасть туда.
было очень темно. Они больше не двигались. Его лихорадило; он лежал на
соломе. Глогер коснулся соломы и, не зная почему, почувствовал облегчение.
Он заснул.
Джордж с женой снимал две комнаты с видом во двор.
обтягивал ее фигуру.
сползла вниз по лестнице.
лестницы. Он всхлипнул и потянул ее за плечи, но она была слишком тяжелой.
лице была написана покорность судьбе.
плечами и отстранил его, затем нагнулся и поставил мать Карла на ноги. Ее
длинные темные волосы закрывали красивое утомленное лицо. Она открыла
глаза, и даже Карл был удивлен, что она очнулась так быстро.
утюгом на ней. Что-то готовилось на плите. Пахло не очень вкусно.
Вероятно, это готовила миссис Джордж.
сад.
воздух. Они сняли защитный костюм и привязали к его груди кожаными
ремешками сложенную в несколько слоев овчину.
Неразбериха недель, предшествовавших его путешествию на машине времени,
само путешествие, а теперь лихорадка мешали ему понять, что происходит. До
сих пор все напоминало сон. Он еще не мог по-настоящему поверить в
существование машины времени. Может быть, он просто находится под
воздействием какого-нибудь наркотика? Ощущение им реальности никогда не
было особенно сильным. Большую часть детства и взрослой жизни только
определенные инстинкты помогали ему сохранить физическое благополучие. И
все же вода, льющаяся на него, прикосновение овчины к груди, солома под
ним - все обладало большей реальностью, чем то, что он знал с детства.