дискуссией.
ритианина было просто подходящим предлогом. Это была хорошая стратегия. Но
Спенглер знал своего противника, знал пределы ее любопытства и гордости с
точностью до часа. Любая более длительная задержка будет опасной.
передней панели салона. По своему мини-телефону, который был надет у него
на запястье, он мог бы говорить, сохраняя большую видимость
конфиденциальности, но он хотел видеть ее лицо.
коммуникационному экрану спиной.
появилось лицо Джоанны.
есть, нормальным для нее. Она смотрела на него из рамки экрана с
выражением, которое почти никогда не менялось: прямо, серьезно,
напряженно-внимательно, восприимчиво. Ее кожа и глаза были так чисты, ее
эмоциональные реакции были такими обдуманными и мертвенно-бледными, что
она казалась совершенно, почти абстрактно нормальной: персонифицированный
тип, символ, математическая фикция. Все, что она делала, было изысканно и
приглушенно: ее жест, движения, ее редкий смех. Само ее лицо как бы
представляло модель, которая соответствовала понятию среднего человека об
аристократии.
казалась внешне. Плантеры представляли собой одну из самых древних,
наиболее сильных, неопровержимо патрицианских семей в Империи. Без такого
союза, и Спенглер это болезненно осознавал, он мог продвинуться, насколько
позволяли его способности - то есть немного дальше, чем мог надеяться
менее решительный человек. С ней, если он приложит усилия, его дети
получат по праву рождения все то, за что ему приходилось так бороться,
чтобы получить.
казалась холодной и выдержанной, но не была таковой, она была просто
напуганной. Именно страх замедлял и подвергал внутренней цензуре каждое
слово, произносимое ею, каждое движение: страх, что она не оправдает
своего положения, страх потребовать слишком многого, страх отдать слишком
много.
колеблется. Затем он сказал вежливо:
обычно.
первая свободная минута, которая у меня выдалась за последние три дня.
она могла принять это объяснение, если бы захотела, без ущерба для своего
чувства собственного достоинства. Это был кончик ножа, на который Спенглер
повесил свою фортуну. Преднамеренно, зная меру риска, он делал их
отношения такими тонкими, что любое касание могло разорвать их.
себе самому, страх заставил его вновь проследить каждую стадию его логики
в поисках ошибки.
неделю после того, как они стали любовниками. Она отказала ему без
колебания и без застенчивости. Она отказала ему вполне обдуманно.
но она могла быть такой упрямой, как какая-нибудь тупица. Против женского
"Я не хочу" не было доводов.
назад, в конце длинного уик-энда, который они провели вместе в Карпатах,
он попробовал жестокость - не импульсивно, а хорошо все рассчитав, чтобы
достичь цели. И он действительно ее достиг, довел Джоанну до слез.
длящееся три дня. Молчание ранит сильнее, чем удар, и ранит глубже.
Джоанны к нему и необходимость в нем; обычная человеческая испорченность,
когда хочется того, что часто запретно, именно в ту минуту, когда оно
отброшено; а также нарушение ритма. Ритм, часто желательный в некоторых
аспектах отношений между полами, - фатален в большинстве остальных.
Просьба, довод, ярость - если он начнет цикл сначала, он просто сделает
свое поражение более очевидным.
выпада, которого не будет...
порядке?
встретиться со мной?
наблюдать маленькие изменения в ее выражении, которые означали, что она
смягчается по отношению к нему. Теперь он заговорил настойчиво и увидел,
как она опять цепенеет.
возможности обрести равновесие... Он опять заговорил мягко:
увидеть тебя сегодня вечером.
откинулся на подушки.
себе!
Административного Холма, и прошли процедуру обыска на входе. От этого
места до секции безопасности путешествие заняло менее минуты. Шофер
расстался с ними у двери кабинета Спенглера. Затем он отогнал лимузин в
автопарк, расположенный тремя уровнями ниже.
чистым, ярким освещением, Пембан выглядел как жалкая дворняжка, которая
случайно затесалась в чистокровную свору. Его коричневая кожа отсвечивала
желтизной, его челюсти были шире, чем его голый череп. Огромные, чудовищно
оттопыренные уши торчали в разные стороны. Его туника и брюки были хорошо
сшиты, но он выглядел в них беспомощно и неуклюже.
не может поделать с тем, каким он родился.
Пембана с Менхевена. Мистер Пембан был членом колониального правительства
до того, как его планета получила независимость, и с этого времени служил
Империи в разных качествах. Мы пригласили его как эксперта по ритианам. А
это полковник Кассина, который обеспечивает связь с космическим военным
флотом, его новый личный адъютант капитан Вэй, доктор Бостиан из Бюро
внеземной физиологии, представитель мэрии мистер Пембертон, мисс Тимони и
мистер Гордон из этого отдела.
благоговейного трепета. К представителю мэрии он обратился с дружелюбным
вопросом:
временем ее сократили и теперь она звучит как Пембан. Это случайное
совпадение, наверное?
волосами, заметно оцепенел.
семьями, - ответил он.
движением постучал ею по столу.
департамента внешних сношений, - вежливо произнес он, - в связи с
чрезвычайными обстоятельствами. Я урегулировал вопрос его прохождения
через кордон и лично встретил его на космодроме.
маленький человечек навязан нам сверху и мы должны обращаться с ним как
можно лучше.
ввести в курс дела, прежде чем мы продолжим нашу работу. - Со стороны
полковника Кассины раздалось фырканье, которое Спенглер подчеркнуто
проигнорировал. Он начал рассказ, останавливаясь на главных моментах
быстро и кратко. Пембан остановил его только однажды, чтобы задать вопрос.
их было всего семеро?
как или с чьей помощью они тайно пробрались на Землю, поэтому мы должны