сырость ночи, он положил знак на край длинного стола.
пошел к складу и забрал хранившееся там легкое одеяло, охотничью флягу и
мешочек с зерном, предназначенные для путешественников. Потом, забрав свое
оружие и нетерпеливую Люру, он отправился в путь - не к узким горным
долинам, где все охотились, а к запретным равнинам. От озноба,
порожденного скорее возбуждением, чем укусами поднимавшегося ледяного
ветра, его кожа покрылась мурашками. Его поступь была твердой и уверенной,
когда он отыскивал тропу, проложенную Лэнгдоном более десяти лет назад,
тропу, которую не обнаружили бы никакие аванпосты часовых.
разговаривали о Нижних Землях и странном мире, ощутившем на себе силу
Великого Взрыва и превратившемся в чужую, ядовитую ловушку для любого, кто
не знал его порядков. И в самом деле, за последние двадцать лет даже
Звездные Люди нанесли на карту только четыре города, но один из них был
"голубым", поэтому его надо было избегать.
даже повторяя эти рассказы Форсу, они не могли судить, что из этой
информации было искажено временем. Как они могли быть уверены, что они
были той же расы, что и те, кто жил до Взрыва? Лучевая болезнь,
сократившая за два года после войны число выживших в Айри больше чем
наполовину, с таким же успехом могла изменить и будущие поколения.
Разумеется, уродливые Чудища тоже были когда-то людьми, хотя всякий, кто
видел их теперь, с трудом мог в это поверить. Но они держались старых
городов, а там могли произойти самые сильные изменения.
маленькой, отрезанной от так быстро исчезнувшего мира группой техников и
ученых, занятых какими-то секретными исследованиями. Но были и степняки с
широких равнин, тоже не пострадавшие от чудовищных изменений. Они выжили и
теперь кочевали со стадами.
старинную книгу, содержащую короткие отрывки радиограмм, уловленных
машинами из эфира в течение одного-единственного ужасного дня. И обрывки
этих посланий сообщали только о гибели мира.
непрерывно боролись за сохранение в неприкосновенности древних навыков и
знаний, было много, очень много такого, чего они больше не понимали. У них
были древние карты со всеми заботливо отмеченными розовыми и зелеными,
голубыми и желтыми лоскутами. Но розовые и зеленые, голубые и желтые
районы не имели никакой защиты против огня и смерти с воздуха, и поэтому
перестали существовать. Только теперь люди могли рискнуть выбраться из
своих безопасных убежищ в неизвестность, и принести обратно кусочки
знаний, которые они могли сложить в Историю.
участок до-Взрывной дороги. Осторожный человек мог пройти по ней примерно
день пути на север. Он видел разные трофеи, принесенные отцом и товарищами
его отца, но сам никогда не путешествовал по старым дорогам и не дышал
воздухом Нижних Земель. Форс ускорил шаг и почти побежал вприпрыжку. Он
даже не чувствовал постоянного дождя, потоки которого струились по его
телу, и облепившее его промокшее одеяло. Люра протестовала при каждом
прыжке, который она делала, чтобы не отстать от него, но не повернула
назад. Возбуждение, заставившее его двигаться так неосторожно быстро,
распространилось и на всегда чувствительный мозг огромной кошки, и она,
грациозно изгибаясь, прокладывала себе путь через подлесок.
Некогда у нее была гладкая поверхность, но время, заброшенность и
распространявшаяся с жадной силой дикая растительность ее разломали и
разбили. Тем не менее, для того, кто никогда раньше не видел такой дороги,
это было чудо. Люди некогда ездили по ней, спрятавшись в железных машинах.
Форс знал это, он видел фотографии таких машин, но как их создать? -
теперь это была тайна. Айринцы имели о них все сведения, с большим трудом
добытые из старых книг, принесенных вместе с другой добычей из городов, но
теперь нельзя было и надеяться получить материалы и горючее для их
производства и использования.
понюхала задравшийся край плиты и снова вернулась на твердую почву. Но
Форс храбро зашагал по тропе Древних, даже когда легче было пробираться
через кустарник. Хождение по ней давало ему необычное ощущение силы.
Материал под его сапогами из шкур был создан самыми мудрыми, сильными и
учеными из его расы. И задачей людей его расы было вновь обрести эту
утраченную мудрость.
темно-коричневую маску своей морды. Она заунывно замяукала, как бы говоря,
что с ней очень плохо обращаются, устроив эту экскурсию в сырой и
чрезвычайно неприятный день.
ощущал счастье и добрую волю. С тех пор, как он оставил за собой последнюю
пядь горной тропы, он испытывал своеобразное чувство свободы, первый раз в
жизни не беспокоился о цвете своих волос и не чувствовал, что он хуже всех
остальных членов своего клана. Он прочно запомнил все, чему научил его
отец, а в свисающей с плеча сумке был величайший секрет отца. У Форса был
длинный лук, который не мог согнуть никакой другой юноша его возраста,
лук, который он сделал сам. Его меч был остр и сбалансирован и подходил
только к его руке. Перед ним были все Нижние Земли, а у его ноги шел
лучший из спутников.
мысль или чувство? Никто из жителей Айри не мог определить, как большие
кошки поддерживали связь с людьми, которых они выбирали, чтобы удостоить
чести жить вместе с ними. Некогда рядом с человеком жили собаки - Форс
читал о них. Но страшная лучевая болезнь оказалась смертельной для собак
Айри, и их порода вымерла навсегда.
Неприручаемые, независимые маленькие домашние животные произвели на свет
потомство, большее, чем они сами, по размерам, с более острым умом и более
сильное. Смешение с дикими представителями семейства кошачьих с зараженных
равнин породило новую мутацию. Существо, которое теперь терлось о ногу
Форса, было размером с пуму до Взрыва, но его густой мех был
темно-кремового оттенка, темневший на голове и хвосте до
шоколадно-коричневого, набор цветов сиамского предка, привезенного в горы
женой инженера-исследователя. Глаза Люры были темно-сапфировой голубизны
настоящего самоцвета, когти - невероятно острые, она была великолепной
охотницей.
Форса к клочку влажной почвы, в котором глубоко отпечатался след оленя.
След был свежий - даже когда Форс рассматривал его, несколько песчинок
скатилось с края во впадину следа. У оленей хорошее мясо, а запасов у него
немного. Может быть, стоило свернуть в сторону. Ему не нужно было ничего
говорить Люре - она уловила его решение и сразу же устремилась по следу.
Он осторожно двинулся за ней бесшумным шагом охотника, которому он
научился так давно, что уже не мог и вспомнить всех уроков.
обвалившейся стены, где из куч земли и кустарника торчали старые
потрескавшиеся кирпичные столбы. Вода с листьев и ветвей окатывала обоих
охотников, приклеивала домашней выделки краги Форса к его ногам и
просачивалась в сапоги.
и все же, что бы ни угрожало ему, оно не оставило никакого следа. Но Форс
ничего не боялся. Он никогда не встречал ни одного живого существа -
человека или животного - которое могло бы выстоять под ударами его стрел
со стальными наконечниками или существа, с которым он постарался бы
избежать встречи лицом к лицу, держа в руках свой короткий меч.
часто подолгу жили в сшитых из шкур палатках пастухов, обмениваясь с этими
вечными скитальцами знаниями об отдаленных местах. И его отец нашел себе
жену среди них. Конечно, между родом человеческим и скрывающимися в руинах
Чудищами была война не на жизнь, а на смерть. Но Чудища никогда не
осмеливались отходить далеко от своих сырых, дурно пахнущих нор в
развалинах зданий, и, разумеется, нечего было бояться встречи с ними в
такой вот открытой местности! Поэтому он уверенно и безрассудно,
пренебрегая опасностью, пошел за Люрой.
десяти, вокруг заросших зеленым мхом камней пенился набухший от дождя
ручей. Люра легла на живот, подтягивая свое тело к краю оврага. Форс упал
наземь и спрятался за кустом. Он знал, что лучше не мешать Люре, когда она
умело подкрадывалась к своей жертве.
трепетанием боков Люры, которые говорили о готовности к прыжку. Но вместо
этого шерсть на хвосте вдруг встала дыбом, а плечи изогнулись, словно для
того, чтобы затормозить движение уже напрягшихся для прыжка мускулов. Он
уловил ее послание замешательства, отвращения и, да, страха.
он доказывал уже много раз. Но то, что остановило Люру, прекратило ее
преследование, исчезло. Верно, выше по течению один из кустов все еще
покачивался, словно что-то только что протиснулось сквозь него. Шум воды
заглушал все звуки, и хоть он и напрягал свой слух и зрение - ничего не
видел и не слышал.
пылавшие яростью. Но под этой яростью Форс уловил еще одну эмоцию - почти