Чтение 2–й страницы книги ~Галактики как песчинки~

одиночестве, наедине со своими бедами.

- Все подготовлено, сэр, - сообщил металлический голос.

Директор взял себя в руки. И через секунду был уже подключен к мечтам
Флойда Мильтона.

Это было изумительно. После промозглых подземелий мечтария-Пять,
после приглушенных отзвуков глобальной войны это все было изумительно
вдвойне. И в то же время - для Директора - все казалось странным и
одновременно невероятным.

Растения щеголяли цветами, нежными, как губы девушки, цветы пускали
побеги, раскрывали бутоны, увядали, выбрасывали узкие ленты длиной в
пятьдесят ярдов, раскачиваемые ветерком и рассыпающие благоухающие семена.
Стена растений образовывала круг, и этот круг был комнатой.

Только одной комнатой. Стены второго помещения мерцали от бессчетного
количества рыб и небольших серых созданий с черными змееподобными
язычками. Они плавали в башнях из воды, которая омачивала вам палец, если
вы прикасались к ней. Трансматериальные поля в две молекулы толщиной
заставляли их стоять неподвижно, взметаясь в янтарного цвета воздух.

Следующий зал, казалось, был обшит звездами, гигантские мотыльки
порхали над головами, и если мотылек касался звезды, то та начинала
звенеть как колокольчик.

Дальше шел холл, в котором высокая трава сверкала от обильно выпавшей
на рассвете росы.

А здесь постоянно шел снег, снег преувеличенный, поскольку падал в
виде трехслойных кристаллов, которые, коснувшись пола, сразу же исчезали.

А там... но каждая комната отличалась от другой, поскольку это был
дворец Амады Малфрейи, а дворец находился на Солите, и сама Амада была
тоже здесь, она только что вернулась из своего путешествия на Землю, где
обзавелась цветами и тиграми. Сейчас она давала прием, на котором собирала
всех своих старых друзей, чтобы представить им своего второго мужа.

Гостей набралось около пяти сотен. Изящную гармонию образовывали
супружеские пары, яркие расцветки свободных мужских мантий удачно
контрастировали с оттененной черными одеждами полуобнаженностью женских
тел. Многие женщины и некоторые мужчины прибыли в сопровождении животных -
гепардов, попугаев аба, великолепных ящериц особого рода, достигающих трех
футов высоты, когда они вышагивали на задних лапах. Веселой толпой они
заполнили изумительные помещения.

Нарядные аэростаты, плывущие в древних торговых ветровых струях,
разносили бокалы по всему веселящемуся дворцу. Каждый из присутствующих,
казалось, был пьян, но никто не казался перепившим. И еще одна деталь
делала этот прием непохожим на другие званые вечера на Земле - здесь
говорили все, и в то же время никто не пытался перекричать другого.

Ослепленный открывшимся перед ним зрелищем, Директор подумал, что до
сих пор он никогда не наблюдал ни у кого фантазий даже на половину богатых
как эта. На основании всех этих тщательно проработанных деталей он мог
сказать, что это скорее воспоминания, чем воплощение желаний, вызванное в
жалком ущербном умишке большинства узников Мечтария-Пять. Флойд Мильтон
должен был в самом деле прогуливаться по этому невероятному зданию, чтобы
представить все подробности.

Он и в самом деле посещал эти нарядные анфилады, залитые холодным
аргоновым светом, который освещал всеми цветами радуги лица собравшихся,
бродил по невидимым тропинкам над бурлящим потоком, вкушал фантастические
блюда и беседовал с гостями, слегка запинаясь в своем твердом недостаточно
солитском произношении.

И ничто из окружающего не удивляло Мильтона, поскольку это был его
дворец, ибо именно он и был вторым мужем Амады, и этот прием был устроен в
его честь, и именно ради знакомства с ним прибывали сюда гости. Настала
величайшая ночь в его жизни, и все же он не был счастлив.

- Ты выглядишь озабоченным, мой звереныш, - прошептала ему Амада.

Она могла бы быть женщиной Земли, причем очаровательной женщиной,
если бы не редкие волосы, плотно уложенные вокруг головы. И сейчас она
напустила на себя страдальческий вид, как становится страдающей любая
женщина, когда ее муж неловко ведет себя в щекотливом положении.

- Я не озабочен, Амада, - возразил Мильтон. - И, пожалуйста, не
называй меня "зверенышем". Зверушка - это твой голубой тигр.

- Но это же комплимент, Флойд, - ответила она, похлопывая животное по
загривку. - Разве Сабани не прекрасный зверек?

- Сабани - тигр, а я - человек. Ты можешь усвоить и запомнить эту
небольшую разницу?

Амада никогда не выглядела рассерженной, но теперь ее страдальческое
выражение усилилось. "Это сделало ее еще более женственной" - отметил про
себя Мильтон.

- Для меня эта разница совершенно очевидна, - тихо сообщила она. - А
жизнь ведь слишком коротка, чтобы тратить ее на выяснение очевидных вещей.

- Ты права, но для меня они не настолько очевидны, - раздраженно
буркнул Мильтон. - Что надо вашему народу? Вы прибыли на Землю, вы
получили там все, что хотели: траву, деревья, рыб, птиц...

- Даже мужей! - заметила Амада.

- Да, даже мужей. И ты, Амада, располагаешь всем этим, потому что ваш
народ настолько пропитался любовью ко всему земному. И если тебе
вздумается раздобыть еще что-нибудь - твой корабль тут же доставит это. А
это заставляет меня воспринимать себя ничем не лучшим какого-нибудь
экзотического растения или пуделя.

Она грациозно повернулась к нему спиной.

- Сейчас ты ведешь себя нисколько не умнее пуделя.

- Амада! - позвал он, и когда она медленно повернулась к нему,
произнес: - Прости меня, милая! Ты же знаешь, я болезненно чувствителен,
все никак не могу избавиться от мыслей о войне на Земле. И... и от
прочих...

- От прочих? - напомнила она.

- Да. Почему, вы, солиты, так скрытны насчет того, в каком месте
вселенной находится ваш мир. Почему ты не указала мне даже направление, в
котором он находится на ночном небе Земли. Я знаю, что для ваших пристанищ
расстояния несущественны, но я просто хотел бы знать. Для тебя это может
быть мелочью, но это одна из тех вещей, что беспокоят меня.

Амада подождала, пока подобие гигантской бабочки опустится ей на
палец, и потом осторожно ответила:

- При теперешнем уровне развития земной цивилизации вы не можете
достичь нашего мира, тогда какое же значение имеет, где мы находимся?

- Ах, да знаю я, что наши крохотные космические корабли... но ведь
это же только начало...

Он позволил своему голосу затихнуть. Цивилизация солитов была слишком
могущественной и в то же время слишком прекрасной, в этом-то и заключалась
основная трудность. Они могли внешне выглядеть как земляне, но думали и
поступали всегда по-своему, они были... чужими. Это, в основном, и было
предметом беспокойства Мильтона. Застарелый пуританизм заставлял его
интересоваться тем, не совершил ли он некий безымянный грех, женившись на
женщине с другой планеты.

Всего лишь после месяца супружества он и Амада обнаружили свою
несхожесть, нет конечно, до раздоров дело не доходило, но определенные
различия все же выявились. Они любили друг друга, да, это было так. Но
Мильтон, подвергая проверке свою любовь, пытался выяснить, не руководило
ли им осознание того, что лишь женившись на Амаде, он сможет попасть на
сказочную Солиту. Лишь тот, кто женится на обитательнице этой планеты с
матриархальной системой правления, мог посетить ее, иначе она оказывалась
недостижимее самых дальних небес, практически - вне досягаемости.

Презирая себя, Мильтон все же вернулся к своим наболевшим вопросам.

- Земля - бедный мир, - начал он, пытаясь не обращать внимания на
скуку, которая уже приобрела заметные очертания на его лице - Солита -
богатый мир. И все же почему-то вам так нравятся разные земные безделушки.
Вы импортируете их, и при этом ничего не даете взамен земле - даже
собственного местонахождения.

- Нам нравятся земные дары по трем причинам, которые вы в них
почему-то не замечаете, - ответила она.

Он вновь столкнулся с чуждой ему логикой рассуждения. Его охватил
озноб, несмотря на тепло в помещении.

- Вы ничего не дали Земле, - повторил Мильтон, и тут же осознал всю
низость сказанного им. Он говорил не думая, мозг его заплутал во множестве
самых разнообразных вещей.

- Я готова дать тебе все, что только захочется, - беспечно ответила
она. - А теперь иди, пожалуйста, поулыбайся ради меня собравшимся.

Хотя подозрения в душе сохранились, Мильтон все же сумел загнать их в
самый дальний край мозга. Комплекс вины одолевал его: там, дома, в его
родной стране, приходилось воевать, здесь же все было создано для
наслаждения. Да, сама Солита по себе безмерно приятна. Мильтону нравилась
ее атмосфера гедонизма, в которой, тем не менее, все-таки ощущался вяжущий
привкус. Ему нравились местные женщины за их красоту и изысканную
деликатность, которой маскировалась их решительность с какой они правили
миром. Мужчины Солиты произвели на него менее сильное впечатление: он
никак не мог простить им, что они здесь - слабый пол - старые привычные
взгляды умирают с трудом.

Новая толпа женщин и животных, плотная - настолько, что Мильтону не
удалось устоять на месте, подхватила его и понесла в странствования по
дворцу. Все прибывали в изумленной растерянности: некоторые комнаты,
казалось, находились внутри здания, а некоторые - снаружи; сочетание плоти
и меха возбуждало, калейдоскоп красок опьянял. Тут Мильтон обнаружил, что
его давно уже осаждают вопросами о Земле. Он отвечал на них не
задумываясь, все меньше и меньше обращая на это внимания, теперь процессия
начала превращаться для него в этакое подобие причудливого танца.
Несомненно, веселье проникло и в него, согревая душу и ускоряя биение
сердца.