Чтение 2–й страницы книги ~Анналы Хичи~

Не потому, что я этого хотел. Кассата - это всегда дурные новости. Он
не любит, когда штатские (подобные мне) вмешиваются в то, что он называет
"военными делами", и он никогда не любил записанных машиной. Кассата не
только солдат, он по-прежнему плоть.

Но в данном случае он не был плотью. Передо мной двойник.

Это само по себе интересно, потому что плотские люди с большим трудом
соглашаются на двойников.

Я продолжал бы размышлять над этим странным фактом, но оказался
слишком занят, думая о том, что мне не нравится в Кассате. У него ужасные
манеры. Он только что это продемонстрировал. В гигабитном пространстве,
где обитаем мы, записанные машиной, есть свой этикет. Вежливые записанные
машиной люди не набрасываются друг на друга без предупреждения. Желая
поговорить с вами, они обращаются вежливо. Может, даже "стучат" в "дверь"
"снаружи" и вежливо ждут, пока вы скажете "Войдите". И они никогда не
вмешиваются в окружение других. Такое поведение Эсси называет
н_е_к_у_л_ь_т_у_р_н_ы_м_, имея в виду, что они дурно пахнут. Но именно так
поступил Хулио Кассата: он не просто вторгся в физическое пространство, он
проник и в имитацию в гигабитном пространстве, в котором мы обитаем. И вот
он со своим столом, и со своими медалями, и со своей сигарой; и все это
ужасно грубо.

Конечно, я мог бы уничтожить все это и вернуть свое окружение.
Упрямцы так и поступают. Как два секретаря, которые спорят, чей босс
первым воспользуется ПВ-фоном. Но я решил так не делать. Не потому что у
меня какие-то предрассудки по поводу грубого отношения к грубым людям.
Нет, тут кое-что другое.

Я, наконец, преодолел удивление из-за того, что реальный, плотский
Кассата сделал себе машинного двойника.

Передо мной машинная имитация в гигабитном пространстве, точно так же
как моя возлюбленная портативная Эсси - двойник моей так же возлюбленной
(но сегодня возлюбленной только во вторую очередь) реальной Эсси. Реальный
Кассата-оригинал сейчас, несомненно, жует сигару в нескольких сотнях тысяч
километров отсюда, на спутнике ЗУБов.

И когда я все это обдумал, мне даже стало жаль двойника. И потому я
сдержал все слова, которые возникли сами собой. И только сказал:

- Какого дьявола вам от меня нужно?

Грубый ответ, но и со мной обошлись грубо. Он чуть пригасил свой
стальной взгляд. Даже улыбнулся... я думаю, он решил быть дружелюбным.
Глаза его скользнули с моего лица на лицо Эсси, которая появилась в
окружении Кассаты, чтобы выяснить, что происходит, и он сказал тоном,
который, наверно, считает легким:

- Ну, ну, миссис Броадхед, разве так должны разговаривать старые
друзья?

- Да, старые друзья так не разговаривают, - небрежно ответила она.

Я настаивал:

- Что вы здесь делаете, Кассата?

- Я пришел на прием. - Он улыбнулся - масляной улыбкой, фальшивой
улыбкой: если подумать, ему нечему улыбаться. - Когда мы явились с
маневров, большинство бывших старателей получили отпуск для этой встречи.
Я подъехал с ними. То есть я хочу сказать, - объяснил он, как будто нам с
Эсси нужно было его объяснение, - что сделал себе двойника и отправил его
сюда на корабле.

- Маневры! - фыркнула Эсси. - Против кого маневры? Когда придет Враг,
вы собираетесь вытащить шестизарядные пушки и продырявить борта его
кораблей дырами, как в швейцарском сыре, блам-блам-блам?

- У нас сегодня на кораблях есть кое-что получше шестизарядных
пистолетов, миссис Броадхед, - добродушно ответил Кассата; но с меня
хватит этой болтовни ни о чем.

Я снова спросил:

- Что вам нужно?

Кассата перестал улыбаться и вернулся к своему естественному
отвратительному выражению лица.

- Ничего, - ответил он. - Говоря "ничего", я имею в виду, что вас
здесь не должно быть, Броадхед. - Он больше даже не пытался казаться
добродушным.

Я сдержался.

- Не собираюсь уходить.

- Врете! Вы уже ушли в свой проклятый Институт! Приводите в действие
свои исследовательские корабли. Один в Нью-Джерси, другой в Де Мойне. Один
занимается подписями Убийц, другой - начальными стадиями космологии.

Поскольку все это соответствовало действительности, я только сказал:

- Институт Броадхеда занимается этими проблемами. Таков наш устав.
Для этого мы основаны и именно поэтому ЗУБы предоставили мне статус,
позволяющий участвовать в работе планового комитета.

- Ну, старина, - счастливо ответил Кассата, - вы опять ошибаетесь. У
вас нет права. У вас есть привилегия. Иногда. А привилегия - это не право,
и я вас предупреждаю, чтобы вы на нее не очень рассчитывали. Мы не хотим,
чтобы вы путались у нас под ногами.

Иногда я таких парней по-настоящему ненавижу.

- Послушайте, Кассата, - начал я, но Эсси остановила меня, прежде чем
я набрал скорость.

- Мальчики, мальчики! Нельзя ли заняться этим в другое время? Мы ведь
пришли на прием, а не на драку.

Кассата колебался, но выглядел воинственно. Но вот он медленно и
задумчиво кивнул.

- Неплохая мысль, миссис Броадхед, - сказал он. - Можно и подождать
немного: в конце концов мне докладывать еще только через пять или шесть
плотских часов. - И повернулся ко мне. - Не оставляйте Скалу, - приказал
он. И исчез.

Мы с Эсси переглянулись.

- Н_е_к_у_л_ь_т_у_р_н_ы_й_, - сказала она, сморщив нос, словно все
еще ощущая запах его сигары.

Я произнес нечто гораздо более грубое, и Эсси обняла меня за плечи.

- Робин? Он свинья, этот человек. Забудь о нем, ладно? И не позволяй
ему делать тебя глупым и кислым снова.

- Ни в коем случае, - храбро ответил я. - Сейчас время приема! Пошли
в Голубой Ад!

Отличный получился прием.

Я не очень серьезно воспринял Эсси, когда она сказала, что вокруг
него слишком большой шум. Я знал, что она говорит несерьезно. Эсси сама не
была старателем, но все знают, чему посвящен этот прием.

Он отмечал не больше не меньше как столетие открытия астероида Врата,
и если в истории человечества и случались более значительные события, я
таких не знаю.

Сморщенная Скала избрана местом приема по случаю столетней годовщины
по двум причинам. Первая - астероид был преобразован в дом для
престарелых. Это отличное место для заботы о гериатрических пациентах.
Когда лечение атеросклероза обостряет остеопороз, а использование
противовоспалительных фатов приводит к синдромам Менье или Альцхеймера, не
найти лучшего места, чем Сморщенная Скала. Здесь старым сердцам не нужно
напрягаться. Старые конечности не должны удерживать сотню килограммов мяса
и костей в вертикальном положении. Максимальное тяготение здесь не
превышает одного процента земного. Трясущиеся старики могут здесь ходить и
бегать, могут даже кувыркаться "колесом", если захотят. Неуверенные
медлительные рефлексы не поставят их перед несущимся автомобилем: тут нет
никаких автомобилей. О, старики, конечно, могут умереть. Но и это не
смертельно, потому что на Сморщенной Скале лучшие во Вселенной (и наиболее
часто используемые) установки для записи личности. Когда древнее плотское
туловище уже не поддается восстановлению, старик передает себя в руки
работников "Здесь и После", и в следующее мгновение видит мир
необыкновенно острым зрением, слышит самые слабые звуки, ничего не
забывает и быстро учится. Он буквально родился заново - только без грязи и
отвратительных подробностей первого рождения. Жизнь - может, мне следовало
взять это слово в кавычки - "жизнь" разума, записанного машиной, совсем не
такая, как жизнь в плотском теле. Но она не плохая. В некоторых отношениях
она гораздо лучше.

Так я говорю, а я-то уж знаю.

Вам никогда не увидеть более счастливую толпу записанных машиной
граждан, чем те, что живут на Сморщенной Скале. Это и на самом деле скала.
Комковатый старый астероид, нескольких километров в диаметре, подобный
остальным астероидам, которые летят в пространстве между Марсом и Юпитером
и в некоторых других местах. Ну, не совсем подобный. Этот астероид
прорезан туннелями от поверхности до поверхности. И не люди прорыли эти
туннели. Мы таким и нашли этот астероид; и в этом заключается вторая
причина, почему он послужил лучшим местом для празднования столетней
годовщины первого межзвездного полета человека.

Видите ли. Сморщенная Скала - необычный астероид, он уникален.
Первоначально он огибал Солнце по орбите, перпендикулярной к эклиптике. Но
это в нем как раз наименее необычно. А уникальное его свойство в том, что
на нем обнаружили сотни древних космических кораблей хичи. Не один или
два, а много - девятьсот двадцать четыре, если быть точным! И корабли эти
действовали. Ну, вернее, большая часть из них действовала, особенно если
вам было все равно, куда лететь. Сначала мы не знали, куда они полетят. Мы
садились в корабль, стартовали, откидывались, ждали и молились.

И иногда нам везло.

Чаще мы умирали. На прием собрались те из нас, кому повезло.

Но каждый успешный полет на корабле хичи чему-то учил нас, и
постепенно мы смогли лететь в любое место Галактики, и при этом
сохранялась определенная уверенность, что мы останемся живы. Мы даже в