предстало измученное лицо, покрытое волдырями от ожогов и отмеченное там и
сям клочьями опаленной бороды. Даже бровей и тех не было.
ошибаюсь?1
еще разбираться.
прячется где-нибудь поблизости, в любимом тенечке.
занося в память волшебниково описание своей персоны, чтобы отомстить на
досуге. - То-то думаю, голос знакомый.
себе дороже выйдет. Тем более драгоценностей у магов раз-два и обчелся.
он.
что мой позвоночник превратился в кисель. Просто как раз сейчас я страдаю от
пере дозировки страха. Я хочу сказать, что мне нужно прийти в себя. Тогда я
смогу побояться вас как полагается.
Любимый метод верховой езды, усвоенный попутчиком волшебника, заключался в
том, чтобы выпадать из седла каждые несколько секунд.
сунув одну ногу в стремя, прыгал поперек дороги.
полный и абсолютный хаос, этот человек стоял бы в самую грозу на вершине
холма, одетый в мокрую медную кольчугу, и орал: "Все боги - сволочи!"
Пожрать есть что-нибудь?
рассказ.
поспевал за ходом беседы.
Цыпленок, говорите?
получаса назад, был такой неслабый взрыв...
при воспоминании об огненном дожде.
передал ему вытащенную из кошелька монету. Со стороны дороги послышался
краткий, тут же оборвавшийся вопль. Ринсвинд, не поднимая глаз, продолжал
пожирать цыпленка.
застыл, словно вспомнив что-то очень важное, тихонько вскрикнул от ужаса и
метнулся в темноту.
его плеча. Оно было маленьким и костлявым, а его очень необычное одеяние
состояло из доходящих до колен штанов и рубахи таких кричащих, не
сочетающихся друг с другом цветов, что привередливый глаз Хорька был
оскорблен даже в полутьме.
предположениям разбойников, был каким-то вьючным животным.
обследования бесчувственного Двацветка. - Уж поверь на слово. Его защищает
некая сила.
превратить золото в медь, и в то же самое время ты эту медь не отличишь от
золота; они делают людей богатыми, уничтожая их собственность, позволяют
слабому бесстрашно разгуливать среди воров, проникают сквозь самые мощные
двери и выцеживают из-под семи запоров сокровища. Они-то и держат меня в
рабстве, так что я вынужден волей-неволей следовать за этим чокнутым и
защищать его от всех напастей. Они и с тобой справятся, Бравд. Мне кажется,
эти чары даже хитрее тебя. Хорек.
орут". Вина у вас, случаем, не найдется?
на что способен, - заявил Хорек. - Не далее как в прошлом году я - с помощью
моего, присутствующего здесь, друга - лишил известного могущественнейшего
архимага из Аймитури волшебного посоха, пояса из лунных камней и жизни.
Именно в таком порядке. Я не боюсь этого "отраженного шума, как будто
подземные духи орут", который ты так расписываешь. Однако, - добавил он, -
ты заинтересовал меня. Может, еще что-нибудь расскажешь?
предутреннем свете постепенно начали обрисовываться его очертания. Во всех
отношениях оно решительно походило на...
Кто-то, более предусмотрительный, чем все остальные, приказал закрыть
огромные речные ворота, расположенные там, где Анк вытекает из двойного
города. Река, лишенная свободы передвижения, вышла из берегов и разлилась по
терзаемым огнем улицам. Вскоре континент огня превратился в группу островов,
каждый из которых становился все меньше и меньше по мере того, как
поднимался темный прилив. А над затянутым дымом городом принялось расти,
закрывая собой звезды, бурлящее облако пара. Хорек еще подумал, что оно
очень напоминает какой-то черный гриб.
сравнению с этой парочкой, все остальные города в пространстве и времени
представляют собой лишь жалкие отражения), за свою долгую и насыщенную
событиями историю выдержал множество напастей. Каждый раз он заново
поднимался из пепла и достигал процветания. Так что пожар и последовавшее за
ним наводнение, уничтожившее все, что не могло гореть, и добавившее к
проблемам уцелевших горожан чрезвычайное зловоние, вовсе не означали конец
города. Скорее, это был пламенный знак препинания, рдеющая угольком запятая
или огненное, как саламандра, двоеточие в продолжающейся истории.
судно, причалившее в лабиринте доков и верфей к морпоркскому берегу. Груз
этого судна состоял из розового жемчуга, молочных орешков, пемзы, нескольких
официальных писем, адресованных патрицию города, и человека.
несущих утреннее дежурство в Жемчужном доке. Хью толкнул Калеку Ва в бок и
безмолвно указал пальцем.
матросов, надрываясь, тащат по трапу громадный, скрепленный медными обручами
сундук. Рядом с чужеземцем высился хмурый тип, очевидно капитан судна.
Слепой Хью славился тем, что с расстояния в пятьдесят шагов мог мгновенно
учуять самую мелкую золотую монетку, сейчас же тело попрошайки все
затрепетало. Один вид только что прибывшего в Анк-Морпорк чужестранца сулил
немедленное и баснословное обогащение.
сунул руку в кошелек, и в ней блеснула монета. Несколько монет. Несколько
золотых монет. Слепой Хью, чье тело заходило ходуном, словно почуявшая воду
ореховая лоза, негромко присвистнул. Калека Ва, схлопотав еще один тычок в
бок, заторопился по ближайшему переулку к центру города.
чужеземца стоять на набережной, Слепой Хью подхватил свою чашку для сбора
подаяний и с заискивающей ухмылкой заковылял через улицу. При виде его
незнакомец начал поспешно копаться в кошельке.
а поверх них - два абсолютно прозрачных. Попрошайка быстро повернулся и
приготовился делать ноги.
открытую потешаются над ним. В то же самое время его натренированный нос
учуял потрясающий, мощнейший аромат денег. Слепой Хью застыл на месте.
Чужестранец отпустил его руку и быстро пролистал маленькую черную книжицу,
которую вытащил из-за пояса.
звоном вставали на свои места.