кровью ведьмак то кричал, то терял сознание. Аглайиса делала ему временные
перевязки, чародейка ругалась. И плакала. В последнее Мильва совершенно не
верила - кто-нибудь хоть раз видел плачущую чародейку? А потом пришел приказ
из Дуэн Канэлля, от Среброглазой Эиткэ, владычицы Брокилона. Чародейку
отпустить. Ведьмака лечить..
волшебных брокилонских источников, его укрепленные в шинах и на вытяжках
конечности были опутаны плотным покровом из лечебных вьюнов конинхаэли и
побегов пурпурного окопника. Волосы белые, ровно молоко. Он был в сознании,
хотя те, кого лечили конинхаэлью, обычно чуть ли не трупом валяются, бредят,
их устами говорит магия...
Так как? Что ему сказать?
кошелем и охотничьим ножом пояс. - И ты туда же, Аглайиса.
знала из бесконечных разговоров скоя'таэлей.
кровь, полетели головы. Армия Нильфгаарда как по сигналу ударила на Аэдирн и
Лирию, началась война. А в Темерии, Редании и Каэдвене все сосредоточилось
на белках. Во-первых, потому что, кажется, взбунтовавшимся чародеям на
Танедде пришла на помощь команда скоя'таэлен. Во-вторых, потому что вроде бы
какой-то то ли эльф, то ли полуэльф кинжалом прикончил Визимира, реданского
короля. Повсюду бурлило, словно в котле. Кровь эльфов текла рекой...
и судный день уж рядом. Мир в огне, человек не только эльфу волк, но и
человеку, брат на брата с ножом идет... А ведьмак лезет в политику и
пристает к бунтовщикам. Ведьмак, который только для того существует, чтоб по
миру болтаться и вредящих людям монстров кончать. Сколь существует мир,
ведьмаки никогда не давали себя втянуть ни в политику, ни в войны. Недаром
же сказывают сказку о глупом короле, который хотел ситом воду носить, зайца
гонцом сделать, а ведьмака воеводой посадить. А тут, нате вам, ведьмак в
мятеже супротив короля пострадал, в Брокилоне от кары хорониться вынужден.
Нет, и впрямь конец света пришел. Точно!"
серебра. Заходящее солнце окружало ее голову кроваво-красным ореолом на фоне
пестрой стены леса. Мильва опустилась на одно колено, низко склонила голову.
серпа.
заполненному тенями лесу, маленькая среброволосая дриада и высокая девушка с
льняными волосами. Ни та, ни другая не прерывали молчания.
дриада.
дорога, а я... Ты же знаешь.
за платье веточку жимолости, повертела в пальцах, кинула на землю.
рискую головой, провожу в Брокилон эльфов из разгромленных команд. А как
токо передохнут, раны подлечат, вывожу обратно... Мало тебе? Недостаточно я
сделала? Каждое новолуние темной ночью на тракт отправляюсь... Солнца уже
боюсь, ровно летучая мышь или сова какая...
собирала, к людям пошла. Это бунтовщик, на его имя у ангиваров уши
наставлены. Мне самой никак невозможно в городах показываться. А вдруг кто
распознает? Память о том еще жива, не засохла еще та кровь... А много было
тогда крови, госпожа Эитнэ, ох, много.
непроницаемыми. - Немало, правда твоя.
осторожности. Надо расспрашивать. А сейчас любопытствовать опасно. Если меня
схватят...
сильнее. Под веками призрачным, лунным светом той ночи бледно забрезжило
воспоминание. Неожиданно вернулась боль в щиколотке, схваченной ременной
петлей, боль в выворачиваемых суставах. В ушах загудели листья резко
распрямляющегося дерева... Крик, стон, дикое, сумасшедшее метание и жуткое
чувство охватившего ее страха, когда она поняла, что ей не освободиться...
Крик и страх, скрип веревки, раскачивающиеся тени, неестественная,
перевернутая земля, перевернутое небо, деревья с перевернутыми кронами,
боль, бьющаяся в висках кровь... А на рассвете - дриады, вокруг, веночком...
Далекий серебристый смех... Куколка на веревочке! Дергайся, дергайся,
куколка, головкой книзу... И ее собственный, но чужой визгливый крик. А
потом тьма.
конечно, я же висяк, снятый с веревки. Похоже, пока я жива, мне с этим
долгом не расплатиться.
Долги и кредиты, обязательства, благодарности, расплаты. Что-то кому-то
должен сделать. А может, себе самой? Ведь если по правде, то каждый всегда
расплачивается с самим собой, а не с кем-то. Любой долг мы выплачиваем себе
самим. В каждом из нас сидит кредитор и должник одновременно. Главное -
уравновесить этот счет. Мы приходим в мир как частица данной нам жизни, а
потом все время только и знаем, что расплачиваемся за это. С самим собою.
Для того, чтобы в конце концов сошелся баланс.
Барринг. Иди к нему. И сделай то, о чем я прошу.
***
крик сороки, взлетели зяблики, мелькнув белыми правильными перышками. Мильва
затаила дыхание. Наконец-то!
наплечник на правом предплечье, вложила кисть руки в прикрепленную к грифу
лука петлю. Вынула стрелу из плоского колчана на бедре. Автоматически, по
привычке проверила острие и оперение. Стержни стрел она покупала на
ярмарках, выбирая в среднем одну из десятка предложенных, но перья
прилаживала всегда сама. У большинства готовых стрел были слишком короткие
воланы и укреплены они были по оси стрелы, а Мильва пользовалась
исключительно стрелами со спиральными воланами длиною не менее пяти дюймов.
зеленеющее между стволами пятно барбариса, отягощенного гроздьями красных
ягод.
козочка, - подумала Мильва, приподнимая и натягивая лук. - Иди. Я готова".
впадающие в Ленточку. Из котловинки вышел козел. Стройный, на глаз фунтов
сорока весом. Он поднял голову, застриг ушами, потом повернулся к кустам,
сорвал ветку.
выстрелила бы, не раздумывая. Даже попав в живот сзади, стрела прошила бы
его и добралась до сердца, печени или легких. Попав в бедро, она рассекла бы
артерию, животное тоже должно было бы вскоре пасть. Мильва ждала, не
освобождая тетивы.
повернулся. Мильва, удерживая тетиву в полном натяжении, мысленно
выругалась. Выстрел в переднюю часть тела был нежелателен: наконечник вместо
легкого мог угодить в живот. Она ждала, сдерживая дыхание, уголком губ
чувствуя соленый привкус тетивы. Это было еще одно большое, прямо-таки
неоценимое достоинство ее лука - пользуйся она более тяжелым или не столь
тщательно изготовленным оружием, она не смогла бы так долго держать его в
натяжении, не рискуя утомить руку и снизить точность выстрела.
повернулся боком. Мильва спокойно вздохнула, прицелилась в область легкого и
мягко отпустила тетиву.