рационально? Он бы и сам, пожалуй, помог ей исследовать это явление, если
бы она упрямо не зачисляла каждую строку в категорию "посланий оттуда".
шкафчику-бару с зеркальной задней стенкой. - "Капелюшечка! - подумал он с
омерзением. - Черт! Во что они меня превращают?" Он налил себе щедрую
порцию шотландского виски, добавил содовой и, прислонившись к бару,
уставился на живую картину в противоположном углу комнаты.
стенографической скоростью - тридцать слов в минуту, а то и больше. Обычно
она извергала цветистую старомодную прозу о том, о сем с большими
вкраплениями существительных типа Красота и Любовь, обязательно написанных
с большой буквы. Палфри утверждали, будто ее рукой водят покойные
писатели, и определяли по стилю, кто именно. Бретон придерживался
собственного мнения и даже себе не признавался, как сильно задевала его
безоговорочная готовность Кэт принимать на веру то, в чем он видел
фокус-покус, заимствованный из салонных развлечений викторианской эпохи.
другим, ставит номер в верхнем углу и укладывает в новую стопку. За
одиннадцать лет брака физически она почти не изменилась - высокая, все еще
худощавая, она одевалась в яркие шелка, льнувшие к ней, подумал Бретон,
словно оперение великолепной тропической птицы. Однако ее глаза стали
гораздо старше. Пригородный невроз, решил он, что же еще? Распадение
семьи, запечатленное в индивиде. Наклей ярлычок и забудь. Женщина только
тогда окончательно становится женой, когда ее собственные родители
умирают. Объедините сиротские приюты и брачные конторы... "Что-то я много
пью..."
стола. Рука Мириам Палфри начала словно бы описывать спирали, как будто
рисуя цветок - так, во всяком случае, казалось на расстоянии. Он подошел
ближе и увидел, что она, действительно, пишет по медленно расширяющейся
спирали, слабо постанывая и подергиваясь. Край черного бархата на ее
запрокинутом лице то приподнимался, то снова опадал, точно жаберный мешок
какого-нибудь морского моллюска.
интерес, но понимая, что это нечто новое. При звуке его голоса Мириам
неуверенно выпрямилась, и Гордон Палфри обнял ее за плечи.
позволил втянуть себя в это шарлатанство. Однако быстрота и ловкость, с
какой писала Мириам, произвели на него впечатление.
почему. Он вернулся к бару и, пока остальные изучали этот стихотворный
отрывок, хмуро смотрел на отраженный строй бутылок, бокалов и рюмок.
Прихлебывая позвякивающее льдом виски, он смотрел в собственные глаза
среди стеклянного блеска, и тут - внезапно - в его сознании всплыл смысл,
который мог быть скрыт во фразе "вот уже почти девять лет". В этом была
подоплека телефонного звонка, если он не ошибся. Психологическая глубинная
бомба с точно рассчитанным моментом взрыва.
обнаружила Кэт, когда она брела по темной Пятидесятой авеню, а на ее лице
были брызги человеческого мозга...
стуком он поставил бокал, вышел в холл и взял трубку.
принадлежал Таферу.
мне уже звонили? Полчаса назад?
разведкой у Силверстрима дело скверно.
участка, а днем перепроверил с другим гравиметром. Насколько я могу судить
в данный момент, первоначальные изыскания, которые мы провели месяц назад
- это черт знает что! Новые данные, грубо говоря, на двадцать миллигалей
меньше, чем следовало бы.
предполагали. Что-то вроде...
цементного завода открыть соляные копи?
выбрала именно этот вечер, чтобы пустить все под откос.
упомянули: известняк, который, как нам твердо известно, пролегает под этим
участком, внезапно преобразился в соль. Это мы, естественно, сразу
отбросим. Значит оба наших гравиметра внезапно разрегулировались. Верно?
замеры.
я сегодня исходил миль? У меня такое ощущение, точно я пересек всю
Монтану.
надо поразмяться. Увидимся утром. Карл.
никогда не позволял себе расстраиваться или поддаваться тревоге.
Телефонный псих, нарвавшись на Тафера, расквасил бы нос о непробиваемый
щит его трезвой практичности... Однако в данном случае ему некого было
подозревать, кроме Тафера. Правда, его шутки обычно смахивали на школьные
розыгрыши, однако года за два до этого Тафер потратил долларов пятнадцать
из своего кармана на бензин: несколько дней он приносил с собой полную
канистру и тайком выливал бензин в бак машины сторожа. Позже Тафер
объяснил, что его интересовало, как сторож отнесется к тому факту, что его
машина словно бы производит бензин, а не расходует его. Нет ли тут
сходства с "ты живешь с моей женой вот уже почти девять лет"? Бретон не
мог придти ни к какому выводу. Он зашагал назад по горчичного цвета
дорожке, машинально при каждом шаге касаясь стены костяшками пальцев,
чтобы снимать излишек статического электричества.
стало совестно за свой недавний сарказм.
исчезло, сменившись злостью: даже при посторонних она не потрудилась
сделать вид, что интересуется его делами. "Давай, Кэт! - подумал он с
яростью. - Ни на секунду не поддавайся! Живи на мои деньги, но считай себя
вправе презирать мою работу и всех, кто имеет к ней отношение!"
просматривали листы, исписанные Мириам, и вдруг обнаружил, что
пошатывается. Он взял свой бокал, допил его одним духом и налил себе еще.
"Я проглатываю и проглатываю ее штучки... - На поверхности его сознания
стали складываться старые привычные конфигурации жаркой злобы. - Но
сколько терпения можно требовать от человека? Моя жена с утра до ночи
жалуется, что я слишком много времени провожу в конторе, но стоит мне
освободить вечер - и нате пожалуйста! Псевдо-спириты и очередная доза ее
подлого равнодушия... Только подумать, что я плакал - да-да, плакал! - от
облегчения, что с ней ничего не случилось в ту ночь, когда ее нашли с
кусочками мозга Шпиделя у нее в волосах. Тогда я этого не знал, но Шпидель
пытался оказать мне услугу. Теперь я это знаю. Если бы я только мог..."
переход.
скрепленный белой известью камин гостиной начали отступать на планетарные,
звездные галактические расстояния. Он попытался заговорить, но прозрачный
настил языка скользил по поверхности реальности - существительные лишались
смысла, рвались связи подлежащего и сказуемого. Комната претерпевала
немыслимые изменения, его мучительно бросало от одного смутного полюса к
другому. Обернувшееся к нему лицо - бледное смазанное пятно. Мужчина или
женщина? Неуклюже, беспомощно срываемся мы в пропасть...
дернулся, как испуганный зверь, приседая на сверкающие задние лапы. В его
темной глубине ждала Кэт, застыв с кротостью Мадонны. И оттого, что она не
выразила никакого чувства, его собственная ярость вырвалась наружу.