Чтение 2–й страницы книги ~Роковая кукла~

были лошади. Настоящие лошади - изысканно стоящие уши, изогнутые шеи,
раздутые ноздри, и даже гривы, хоть и неподвижные, но как будто
вздыбленные ветром. Подобные изображения обычно помещают на календарях,
где лошади застывают навеки в позе, выбранной для них художником. А их
ноги? Нет же, не ноги, заметил я. Совсем не ноги, а полозья. Две пары
полозьев - передняя и задняя, и когда лошади бежали, они поочередно
касались ими земли - то раскачивались на передней, более узкой паре, то на
задней.

В недоумении я опустил бинокль, передал его Саре и продолжал
наблюдать за приближающимися лошадьми. Их было восемь, и все они были
белые, похожие друг на друга так, что их нельзя было различить.

Сара убрала бинокль.

- Карусель, - сказала она.

- Карусель?

- Вот именно. Такая хитрая механическая штуковина, на ярмарках, или
карнавалах, или в луна-парках.

Я отрицательно покачал головой.

- Я никогда не был в луна-парке. Но когда я был ребенком, у меня был
конь-качалка.

Восемь лошадей стремительно приблизились и постепенно остановились.
Даже на месте они продолжали слабо раскачиваться вперед и назад.

Стоящая впереди лошадь начала вещать на межкосмическом жаргоне. Этот
язык уже существовал, когда человек более двадцати веков назад появился в
космосе. Он был составлен из терминов, фраз и слов, выбранных из сотни
различных языков и в конце концов превратился в подобие тарабарщины, но
при его помощи существа, не похожие друг на друга, все же получили
возможность общаться.

- Мы - лошади-качалки, - сказала лошадь. - Меня зовут Доббин, и мы
пришли, чтобы забрать вас с собой.

Пока Доббин говорил, не дрогнула ни одна частица его тела. Он просто
стоял перед нами - уши стоймя, точеные ноздри, развевающаяся на
несуществующем ветру грива. У меня даже сложилось впечатление, что слова,
которые он произносил, исходили из его ушей.

- Думаю, они очень милы, - восхитилась Сара, и это было в ее духе. Ей
действительно хотелось думать, что они "очень милы".

Доббин не моргнул и глазом в ее сторону.

- Мы настаиваем на том, чтобы вы поторопились, - сказал он. - Для
каждого есть оседланная лошадь, а четверо из нас помогут вам перевезти
груз. Мы не располагаем временем.

Все, что происходило, не нравилось мне, совсем не нравилось. Плевал я
на эту качалку!

- Мы не любим, когда нас подгоняют, - сказал я Доббину. - Если у вас
нету времени, то мы проведем ночь на корабле и отправимся завтра утром.

- Нет! Нет! - страстно возразила лошадка. - Это невозможно. С заходом
солнца возникнет великая опасность. Вы должны быть спрятаны до захода
солнца.

- Почему бы нам не сделать так, как он говорит? - предложил Тэкк,
поплотнее закутываясь в рясу. - Мне не нравится здесь. Если время
поджимает, то мы можем вернуться и собрать вещи потом.

Доббин ответил:

- Мы возьмем ваш груз сейчас. Утром будет некогда.

- Мне кажется, - заявил я Доббину, - вы спешите. И если это правда,
то почему бы вам попросту не повернуться и не уйти туда, откуда вы
явились? Мы сами можем позаботиться о себе.

- Капитан Росс, - решительно сказала Сара Фостер. - Я не собираюсь
идти пешком, если есть шанс двигаться верхом. Я полагаю, вы ведете себя
глупо.

- Очень может быть, - рассердился я, - но я терпеть не могу, когда
мной командуют нахальные роботы.

- Мы - лошади-качалки, - сказал Доббин. - Мы не роботы.

- Вы человеческие качалки?

- Я вас не понимаю.

- Вас сделали люди? Я имею в виду - существа, похожие на нас?

- Я не знаю, - ответил Доббин.

- Как бы не так! - сказал я и обратился к Смиту. - Джордж!

Слепой повернул ко мне одутловатое лицо. Восторженное выражение как
будто прилипло к нему.

- В чем дело, капитан?

- Скажите-ка, Джордж, когда вы толковали о том о сем со своим
приятелем, не упоминался ли в ваших беседах какой-нибудь конек?

- Мой конек? Вы имеете в виду коллекционирование?

- Нет, - сказал я. - Я подразумеваю конька, который качается. Вы
говорили про коня-качалку?

- Впервые слышу, - ответил слепой.

- Но ведь у вас были игрушки, когда вы были ребенком?

Слепой вздохнул.

- Не такие, как вы думаете. Я слепой от рождения. Я никогда не был
зрячим. Игрушек, обычных для других детей, не было...

- Капитан, - Сара злилась, - вы нелепы. К чему все эти подозрения?

- Я объясню, - сказал я столь же злобно. - И ответ прост...

- Я знаю... Я знаю. Вы подозревали всех и каждого - и тем самым
спасали свою шкуру.

- Милостивая госпожа, - вмешался Доббин, - и прошу вас, поверьте: как
только зайдет солнце, вам будет угрожать страшная опасность. Я умоляю вас,
я заклинаю вас, настоятельно советую отправиться с нами, и как можно
скорее.

- Тэкк, - обратилась Сара к монаху, - иди и начинай спускать из
корабля наши вещи, - она воинственно повернулась ко мне. - У вас есть
возражения, капитан?

- Мисс Фостер, - сказал я ей. - Корабль ваш, и деньги ваши. Музыку
заказываете вы.

Она взорвалась.

- Вы смеетесь надо мной. Смеялись все время. Вы никогда не доверяли
моим словам! Ни одному слову!

- Я привел вас сюда, - твердо сказал я. - И выведу назад. Мы
договаривались об этом. Я только прошу, чтобы вы не усложняли мою задачу.

Но не успел я произнести эти слова, как тут же пожалел о них. Мы были
на непонятной чужой планете, очень далеко от дома, и, чем затевать
перебранки, лучше было бы поддерживать друг друга. Сара абсолютно права,
признался я сам себе, я действительно вел себя нелепо. Но тут же я
представил дело в более выгодном для себя свете. Да, быть может, я и
нелеп, но только на первый взгляд. Я знал, что если уж оказался на чужой
планете, надо действовать на свой страх и риск и доверять шестому чувству.
У меня был богатый опыт, и я всегда выходил сухим из воды. Так же,
впрочем, как и Сара, но во время путешествий ее всегда сопровождал отлично
снаряженный отряд - я же всегда действовал сам по себе.

При первом же указании Сары Тэкк подоткнул рясу и быстро вскарабкался
по трапу. Вскоре он уже передавал мешки со снаряжением Саре, которая
стояла посередине трапа и аккуратно бросала груз к его подножию. Ничего не
скажешь - эта девица еще ни разу не увильнула от работы, она всегда была в
центре событий и трудилась, наверное, больше, чем другие.

- Ну, хорошо, - сказал я Доббину. - Где же ваши вьючные лошадки? И
что делать дальше?

- К сожалению, - сказах Доббин, - у нас нет рук. Поэтому навьючить
лошадей придется вам. Сложите все вещи им на спины, и когда вы закончите,
из их животов выскочат металлические подпруги и надежно стянут груз.

- Как это просто, - удивился я.

Доббин слегка качнулся вперед, как будто кланяясь.

- Мы всегда, - сказал он, - к вашим услугам.

Раскачиваясь, к нам приблизились четыре лошади, и я начал нагружать
их. Тэкк уже вытащил вещи из корабля, и Сара стала мне помогать. Тэкк
закрыл люк, и когда он спустился, все уже было готово к отправлению.

Город на линии горизонта соприкасался с солнечным диском, и самые
высокие башни вгрызались в светило, откусывая от него целые ломти. Это
было ярко-желтое солнце, ярче, чем земное, возможно, звезда из серии "К".
Конечно, корабль мог бы помочь и дать ответы на все вопросы. Ведь корабли
работают на человека. Они проглатывают информацию целиком, потом
расчленяют ее, затем вновь собирают воедино. Я понимал, что наш корабль
знает все об этой планете и светиле. Он осведомлен о ее атмосфере и
химическом составе, и он готов выдать информацию любому, кто ее запросит.
Но я не сделал этого. Я все время собирался взять с корабля лист данных,
но вышло так, что табун лошадей-качалок преградил мне путь. Хотя, говорил
я себе, это не имеет значения. Я могу вернуться сюда утром. Но тем не
менее оттого, что я так и не заглянул в лист данных, я испытывал чувство
досады.

- Доббин, - спросил я, - в чем заключается опасность? Что угрожает
нам?

- Я не могу ответить на ваш вопрос, - сказал Доббин, - так как я и
сам не понимаю, но я должен вас заверить, что...

- Ладно, хватит об этом!

Тэкк, тяжело дыша, пытался подсадить Смита на лошадь. Сара уже сидела
верхом, важно выпрямившись. Она воплощала образ женщины, предвкушающей
грандиозное приключение; собственно, все, что с ней происходило, в любом
случае было необычно. Вот так горделиво восседать в седле, с забавной
древней винтовкой через плечо, в костюме, словно предназначенном для
бурных событий, - чем не происшествие!

Я мельком взглянул на посадочную площадку, обрамленную городскими
постройками, и потому похожую на чашу. На поле не было заметно никакого
движения. Солнце медленно заходило за дома, и с запада, из-за городской
стены, выплывали тени. Белые здания постепенно темнели, однако огни не