сыроват и вполне съедобен, но судя по солоноватому привкусу мясо родилось
и выросло в чане клонокомбнната Лузуса. Кальмар, похоже, был натуральным.
Появились официанты с шампанским. Я взял с подноса бокал. Никуда не
годное. Хорошее вино, виски и кофе - вот священная триада напитков,
безвозвратно сгинувших вместе со Старой Землей.
рот, а ответил за нее ее муж, незаметно подошедший и плюхнувшийся рядом с
нами на декоративное пластиковое бревно, - верзила, по меньшей мере на
полтора фута выше меня. Правда, сам я отнюдь не великан. Память
подсказывает мне, что в одном из стихотворений я насмешливо именовал себя
"...мистером Джоном Китсом, пяти футов роста", хотя мой рост - пять футов
и один дюйм, что несколько меньше средних пяти футов шести дюймов для
времен Наполеона и Веллингтона, и до смешного мало теперь, когда рост
мужчин на планетах со средней гравитацией колеблется от шести до семи
футов. По моей заурядной мускулатуре и телосложению не скажешь, что я
вырос при большой силе тяжести, поэтому в глазах окружающих я просто
коротышка. (Излагая свои мысли, я употребляю те единицы измерений,
которыми пользуется мое сознание.... Из всех вынужденных изменений в
ментальных стереотипах, которые мне пришлось претерпеть после второго
рождения в Сети, труднее всего оказался переход на метрическую систему
мер. Иногда у меня просто голова шла кругом.)
Дайаны.
верзила, и на скулах у него заходили желваки. Впечатление он производил
самое что ни на есть зверское. Шеи у него почти не было, а борода росла
под кожей, неподвластная ни эпиляторам, ни лезвию, ни бритве. Вдобавок его
кулаки были вдвое больше моих.
специально для меня вновь перечислить свои основные аргументы. - Вот на
Брешии они выдрючивались - и довыдрючивались. А теперь выдрючиваются на
этом... как там его...
значит, все выдрючиваются, строят из себя деловых. И пора показать им, что
с Гегемонией шутки плохи. Понимаешь?
Джона Кларка в Энфилде, где хватало таких вот тупоумных задир с
кулаками-окороками. Впервые попав в школу, я то пытался избегать их, то
гнул перед ними шею. Когда умерла моя мать и мир перевернулся, я сам начал
их преследовать. Зажимая в кулаках камни, даже с разбитым носом и выбитыми
зубами, я поднимался с земли, чтобы продолжить бой.
бокал с остатками скверного шампанского, я провозгласил последний тост за
Дайану Филомель.
боюсь, не захватил мое стило.
мне световое перо:
сами себя пересекали, подобно неоновым нитям накала в электроскульптуре.
Вокруг собралась кучка зевак. Когда я закончил, раздались робкие
аплодисменты. Рисунок и впрямь был неплох. Он точно передавал чувственный
изгиб длинной шеи, очертания высокой прически, выдающиеся скулы... даже
легкий двусмысленный блеск глаз. Пожалуй, это было лучшее, что я мог
создать после РНК-терапии и уроков рисования, подготовивших меня к роли
художника. У настоящего Джозефа Северна получалось лучше. Помню, как он
рисовал меня на смертном одре.
покосился на меня.
садовые фонари медленно потускнели, потом погасли. Тысячи гостей обратили
взоры к небу. Я стер рисунок и сунул световое перо в карман Гермунду.
мундире ВКС. Он поднял руку с бокалом, указывая на что-то своей молодой
спутнице: - Портал только что открыли. Первыми пойдут разведчики под
эскортом факельщиков.
думаю, даже из космоса он выглядел бы всего лишь как прямоугольный
участок, на котором нарушен привычный рисунок созвездий. Зато четко
виднелись огненные следы кораблей-разведчиков - сначала подобно рою
светлячков или кружеву лучистой паутины, потом, когда корабли включили
маршевые двигатели и пронеслись по окололунному транспортному коридору
системы Тау Кита, в виде ослепительных комет. Нового дружного "ах!"
удостоилось появление из портала факельных звездолетов, с огненными
хвостами во сто крат длиннее, чем у разведчиков. Ночное небо ТКЦ словно
расчертили красно-золотыми полосами от зенита до горизонта.
лужайки и аллеи Оленьего парка захлестнула буря неистовых рукоплесканий,
прямо-таки цунами хриплых "ура!". Толпа сверхэлегантных миллиардеров,
правительственных чиновников, аристократов сотен миров, позабыв обо всем,
отдалась патриотическому угару и жажде вражеской крови - чувствам,
дремавшим почти полтора века.
теперь не за леди Филомель, а за неистребимую глупость моих собратьев - и
допил остатки шампанского, уже выдохшегося.
нескольких легких прикосновений к инфосфере (ее поверхность, бугристая от
всплесков информации, к этому моменту уже походила на штормовое море) я
узнал, что костяк космической армады ВКС составляют сто с лишним крупных
спин-звездолетов: матово-черные ударные авианосцы с разведенными
старт-пилонами; штабные корабли класса 3С, красивые и хрупкие, как метеоры
из черного хрусталя; луковицеобразные эсминцы, напоминающие раздутые
факельщики, каковыми по сути они и были; силовые заградители - скорее
сгустки энергии, чем нечто материальное. В серебристом зеркале их силовых
щитов, работающих сейчас в режиме полного отражения, зрители увидели саму
Тау Кита и серпантин огненных шлейфов. Тут были скоростные крейсеры,
шнырявшие, как акулы, среди своих медлительных собратьев, громоздкие
войсковые транспортники, в чьих трюмах бултыхались в невесомости тысячи
морских пехотинцев, и множество вспомогательных кораблей: сторожевики,
истребители, торпедные катера, ретрансляторы мультисвязи и, наконец,
корабли-"прыгуны" с мобильными порталами - огромные додекаэдры со
сказочным оперением из тысяч зондов и антенн.
порхали яхты, гелионакопители и мелкие частные корабли, ловя парусами
солнечный свет и россыпи огней армады.
"ура!" и аплодировали. Господин в черном мундире ВКС беззвучно плакал.
Скрытые камеры и широкополосные имиджеры транслировали волнующий момент на
все миры Сети и - по мультилинии - на десятки внесистемных планет.
руководители, самим небом, казалось, предназначенные для этой роли и, как
оказывается впоследствии, связанные неразрывными узами с судьбами своего
времени. Для нашей Эпохи Конца таким руководителем стала Мейна Гладстон.
Правда, в те дни никому бы и в голову не пришло, что именно мне придется
писать правдивую историю ее жизни и ее времени.
представ перед этой великой женщиной, я даже удивился, не увидев на ней
цилиндра и черного сюртука. Секретарь Сената и председатель правительства,
заботящегося о ста тридцати миллиардах граждан, была одета в костюм из
тонкой шерсти: брюки и жакет, по швам и манжетам отделанные скромнейшими
красными выпушками. Она не показалась мне похожей ни на Авраама Линкольна,
ни на Альвареса-Темпа, второго по популярности древнего героя, именуемого
в прессе "прошлым воплощением Мейны", а скорее на обычную старую даму.
орлицу, чем Линкольна: крючковатый нос, высокие скулы, крупный
выразительный рот с тонкими губами и седые, кое-как подстриженные волосы -
не волосы, а перья. Но главным в ее лице были глаза: большие, карие,
невыразимо печальные.