расстроена накануне ночью тем, что увидела во сне необычайно больших
летучих мышей-вампиров; но к сожалению, предчувствия миссис Брант и сны
мисс Огл были столь часты, что это сводило к нулю их значимость. И ничто
больше, до самого позднего вечера понедельника, не говорило о том, что
Мидвич ожидает что-либо необычное. Так, по крайней мере, казалось нам с
Джанет, когда мы отправлялись в Лондон. И вот, во вторник 27-го...
скошенной траве. В конце концов мы вышли на другое поле и, свернув левее,
стали подниматься по склону холма. Пройдя полдороги через пастбище, мы
оказались на вершине холма, откуда был уже виден Мидвич. Сквозь деревья
просматривалось немногое - два-три лениво поднимавшихся к небу столба дыма
и шпиль церкви, возвышающийся над вязами. На следующем поле я увидел
несколько лежавших на земле коров. Коровы спали.
подумал, что здесь что-то не так. Когда корова, лежа, пережевывает жвачку
- да, это вполне обычная картина; но чтобы коровы крепко спали... Но в тот
момент у меня возникло смутное ощущение, что тут что-то не в порядке,
только и всего.
напрямик.
увидел фигуру в хаки. Что кричал человек, было не понять, но судя по
размахиванию стеком, он явно приказывал нам вернуться. Я остановился.
вперед.
гораздо энергичнее и кричать еще громче, хотя понять по-прежнему ничего
было нельзя, но все же решил последовать за Джанет. Она была уже ярдах в
двадцати от меня, как вдруг - я не успел даже сдвинуться с места -
пошатнулась, беззвучно рухнула на землю и замерла.
меня возникла идиотская мысль, будто ее застрелили. Оцепенение длилось не
больше секунды, потом я бросился к ней. Краем глаза я заметил, что человек
слева все еще что-то кричит, но он меня уже не волновал. Я спешил к
Джанет...
коснулся земли.
внимательно изучал обстоятельства дела, и могу сказать практически о
каждом, где он находился и что делал тем вечером.
Несколько молодых людей уехали в Трейн в кино - в основном те же, что и в
прошлый понедельник. На почте мисс Огл мирно вязала около коммутатора, как
всегда, предпочитая радиопередачам чужие телефонные разговоры. Мистер
Таппер, который служил раньше садовником, а потом выиграл баснословные
деньги в футбольный тотализатор, пребывал в дурном настроении из-за своего
телевизора, у которого снова отказал красный цвет, и ругался при этом так,
что его жена не выдержала и ушла спать. В одной или двух лабораториях,
переведенных на Ферму, все еще горел свет, но и в этом не было ничего
странного - некоторые ученые частенько засиживались за своими
таинственными экспериментами до поздней ночи.
может быть особенным. Например, как я уже говорил, 26-е - день моего
рождения, поэтому наш коттедж был закрыт и не освещен. А в поместье Кайл
именно в этот день мисс Феррелин Зеллаби заявила мистеру Алану Хьюзу, в то
время лейтенанту, что пора бы по-дружески сообщить ее отцу об их помолвке.
Гордона Зеллаби, чтобы посвятить старого джентльмена в суть дела.
склонив вправо изящную седую голову, так что на первый взгляд могло
показаться, что он спит, убаюканный прекрасной музыкой, наполняющей
комнату. Но впечатление оказалось обманчивым - не говоря ни слова и не
открывая глаз, Гордон Зеллаби указал левой рукой на другое кресло и
приложил палец к губам, требуя тишины.
в течение которой все заготовленные слова вылетели у него из головы, и
следующие десять минут Алан изучал обстановку комнаты.
стен стояли шкафы с книгами, так что место оставалось лишь для больших
окон, входной двери, камина, в котором горел приятный, хотя и не столь уж
необходимый, огонь, и проигрывателя. Один из застекленных шкафов был
отведен под издания трудов самого Зеллаби, в том числе и на других языках;
на нижней полке было оставлено место для новых поступлений.
молодого человека, в котором, несмотря на прошедшие сорок лет, все еще
легко было узнать Гордона Зеллаби. На другом шкафу стояла бронзовая
статуэтка, в которой было увековечено впечатление, произведенное им на
Эпстайна [Эпстайн, Джейкоб (Jacob Epstein, 1880-1959) - выдающийся
американский скульптор; с 1905 г. жил в Лондоне и Париже] примерно
двадцатью пятью годами позже. На стенах висело несколько портретов
знаменитостей с автографами. Место над камином и возле него было отведено
для семейных реликвий. Вместе с портретами отца, матери, брата и двух
сестер, там имелись изображения Феррелин и ее матери (миссис Зеллаби номер
два), а также сводных брата и сестры Феррелин и их матери (миссис Зеллаби
номер один).
предмете в комнате - большом, обитом кожей, письменном столе, за которым
Зеллаби создавал свои труды.
неподходящее время для визита - судя по всему, именно сейчас Зеллаби
вынашивал замысел очередного произведения, чем и объяснялась его некоторая
рассеянность.
Он словно отключается. Иной раз уйдет на прогулку и забредет так далеко,
что сам не может понять, где находится, и звонит нам, чтобы приехали за
ним на машине... ну и так далее. Немного утомительно, но все приходит в
норму, как только он начинает писать. Тогда надо только следить, чтобы он
вовремя поел и все такое".
ковер - Алан воспринял как практическое воплощение взглядов ее хозяина на
безмятежную жизнь. Он вспомнил, что в книге "Пока мы живы" - единственной
книге Зеллаби, которую он читал, - автор расценивал и аскетизм, и
неумеренность как проявления неприспособленности к жизни. Алан помнил, что
книга была интересная, но довольно мрачная; автор не слишком полагался на
то, что новые поколения, как правило, и динамичнее, и дальновиднее своих
предков.
выключил проигрыватель, открыл глаза и взглянул на Алана.
Баха нельзя прерывать. Кроме того, - добавил он, поглядев на
проигрыватель, - мы никак не можем окончательно привыкнуть к этим
новшествам. Становится ли искусство музыканта менее достойным уважения
оттого лишь, что он не каждый раз исполняет свою музыку сам? Что есть
вежливость? Должен ли я считаться с вами, или вы со мной, или мы оба
должны считаться с гением - пусть даже гением из вторых рук? Никто нам
этого не скажет, и мы никогда этого не узнаем. Мир книжного этикета
рассыпался в прах еще в конце прошлого века, и с тех пор нет правил,
которых стоило бы придерживаться, имея дело со всеми этими новыми
изобретениями. Нет даже правил, которые личность могла бы нарушить, что
само по себе является ударом по свободе. Довольно грустно, вам не кажется?
подобной проблемы всерьез не воспринимается. Истинное дитя нынешнего века
мало интересуется серьезным изучением этих новшеств, оно просто хватает
их, как только они появляются. И только когда мы сталкиваемся с чем-то
действительно крупным, то начинаем осознавать проблемы, которое оно
создает для общества, а потом, вместо того чтобы искать компромисс,
начинаем требовать простого, но невозможного выхода - закрыть открытие,
запретить, - как это было с атомной бомбой.
будущем, до тех пор в жизни есть нечто романтическое. Но, согласитесь, в
нашем сложном мире это не лучший образ мыслей. К счастью, мы на Западе все
еще сохраняем скелет традиционной этики, но уже появляются признаки того,
что старым костям становится все труднее нести бремя новых знаний, вам не
кажется?
рассуждений Зеллаби, решил действовать в лоб.
тему, - сказал он.